Тень твоей улыбки - Мэри Хиггинс Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предприняв все это, она понадеялась, что ей будет немного спокойней. В эту ночь ей снился отец. Из всех обрывков сновидений она запомнила тот, в котором была с ним в соборе Святого Патрика. Она проснулась с ощущением, что держит его за руку.
«Ценила ли я его по-настоящему? — спрашивала она себя, встав и начав варить кофе. — Оглядываясь назад, я начинаю понимать, как он любил маму. После ее смерти он не смотрел на других женщин, а ведь он был красивым мужчиной».
В тот год, когда мать сильно болела, Монике было десять лет. Ей не хотелось никуда идти и ничего не хотелось делать. Она думала только о том, чтобы сразу после школы пойти домой и быть с мамой. После того как мама умерла, отец заставил Монику участвовать в школьных делах. В тот первый год он часто привозил дочь в Нью-Йорк на выходные. Они ходили на спектакли и концерты, в музеи — все, что обычно делают туристы. «Но нам обоим так недоставало мамы…»
«Каким он был великолепным рассказчиком! — с улыбкой вспоминала Моника, решив, что съест вареное яйцо и тост из цельного пшеничного хлеба вместо английской булочки. — Когда на Рождество мы приходили к Рокфеллеровскому центру, он рассказывал мне о первой елке, поставленной там. Она была небольшой, потому что дело происходило во время депрессии, и рабочие, которые ее установили, были счастливы, что им дали работу. Он знал историю каждого места, в котором мы бывали… Он любил историю, но не имел представления о своей родословной, о собственной истории. То, что я была так близка к разгадке тайны нашей семьи, заставило меня понять, насколько важно это было для него. „Папа, ты можешь быть незаконным сыном графа Виндзора. Что бы подумала на этот счет королева Елизавета?“ — сказала я ему как-то. Я считала себя остроумной».
Если бы только Оливия Морроу прожила еще один день! Всего один день…
Пока варилось яйцо, Моника позвонила в больницу. Салли хорошо спала ночью. Температура была слегка повышенной. Кашляла она редко.
— Каждый день ей становится все лучше, доктор, — сообщила медсестра. — Но хочу сказать, что некоторые репортеры пытались подняться наверх, чтобы сфотографировать ее. К счастью, охрана не позволила.
— Слава богу! — с жаром сказала Моника. — У вас есть номер моего сотового. Звоните, если у Салли что-то изменится, а если каким-то репортерам удастся пробраться наверх, не подпускайте их близко к девочке.
Покачав головой, она положила яйцо в рюмку и поставила ее на тарелку с тостом. Из головы не выходили мысли об отце. «Сейчас утро субботы. Приезжая в Нью-Йорк на выходные, мы с папой всегда ходили на десятичасовую мессу в собор Святого Патрика, — вспоминала она. — После этого мы шли на ланч, а вечером он устраивал мне какой-нибудь сюрприз. Нам помогало то, что мы уезжали из дома и занимали себя разными вещами. Может быть, сходить на десятичасовую мессу в собор? Это поможет мне быть ближе к папе. Сейчас я нуждаюсь в этом чувстве».
Внезапно другая мысль мелькнула у нее в голове: интересно, что сегодня делают Райан и его девушка?
«Прекрати, — предостерегла себя Моника. — Составь себе планы на вечер». Вчерашний поход в кино сильно ее разочаровал. Что только находят критики в фильмах, лишенных всякого смысла? Может, стоит позвонить знакомым и, если они свободны, пригласить их на ужин. В последнее время она не готовила для гостей. Ей нравилось это делать, но последние несколько недель были какими-то сумасшедшими.
Тем не менее эта идея не вдохновила Монику.
«Все-таки схожу в собор Святого Патрика», — четверть часа спустя решила она, не спеша, с наслаждением допивая вторую чашку кофе и просматривая газеты.
В десять пятнадцать она вошла в собор и преклонила колени у скамьи с передней левой стороны от главного алтаря — это место всегда выбирал отец. «Вчера в это время я была в церкви Святого Винсента и слушала, как отец Данлэп превозносит Оливию Морроу, а потом говорит обо мне. Никто не смог мне помочь, и, наверное, никто не сможет. Я знаю, что именно пыталась вспомнить в связи с Салли, — вдруг догадалась она. — Как я сказала Сьюзен Гэннон, что Салли едва не умерла. Салли выжила не благодаря чуду или молитве. Причина в том, что девушка, ее няня, сообразила вовремя привезти ее в больницу и что у нас были необходимые лекарства».
Хор пел: «И услышал я Твой призыв в ночи».
«Думаю, я ответила на множество призывов в ночи, — думала Моника. — Я была на слушании по поводу беатификации и свидетельствовала, что должно быть какое-то медицинское обоснование излечения Майкла О’Кифа. Просмотрев медицинскую карту, Райан сказал, что не сомневается в неизлечимости опухоли мозга Майкла. Райан нейрохирург. Я — нет, но я хороший педиатр. Я прекрасно понимаю, что никакие медицинские факты не объясняют исцеление Майкла. Сестра Кэтрин посвятила жизнь попечению о детях-инвалидах. Она открыла для них семь больниц. А я горжусь тем, что спасла Салли и помогла Карлосу справиться с лейкемией. Я дала клятву, что свидетельствую по этому делу, исходя из своих возможностей и знаний. Неужели я упорствую в своей слепоте? Мне надо увидеть Майкла. Прошло уже три года. Нужно снова его увидеть».
Моника попыталась сосредоточиться на мессе, но мысли продолжали ускользать. О’Кифы переехали в Мамаронек из своей манхэттенской квартиры вскоре после того, как Майклу поставили диагноз «рак мозга». И только после его полного выздоровления они с триумфом привезли его к ней в кабинет…
— Идите с миром, месса окончена, — провозгласил архиепископ.
Когда Моника выходила из собора, хор пел: «С ликованьем прославляем Бога славы и любви».[15] Она нащупала в сумке сотовый и набрала номер О’Кифов. Ответили после первого гудка.
— Говорит Моника Фаррел, — сказала она. — Это миссис О’Киф?
— Да, — ответил приветливый голос. — Приятно услышать вас, доктор.
— Спасибо, миссис О’Киф. Я звоню, потому что очень хочу повидать Майкла. Вы не возражаете, если я приеду к вам? Обещаю, что надолго не задержу вас.
— Замечательно. Мы
