Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса - Альфредо Конде

В тот раз, когда он остановился по дороге в Ферроль, он никак не предполагал, что в столице морского департамента ему предстоит встретиться с Джоном Адамсом, упорным человеком, которому впоследствии суждено было стать вторым президентом Соединенных Штатов; он разместился в пансионе Пепполы Беттонеки, а Антонио остановился на улице Магдалены, в доме Исабель, вдовы Агустина Саломона, том самом, где он жил во время своего первого приезда в Ферроль в 1767 году. Познакомившись совершенно случайно, как бывает, когда люди ненароком, но весьма кстати сталкиваются лицом к лицу на тротуаре, они вскоре сделались добрыми друзьями.

Джон Адамс[87] устал оттого, что ни слова не понимал ни по-испански, ни по-галисийски, а также от постоянного общения с военными и политиками, так что знакомство с Ибаньесом, готовым говорить с ним на темы, которые более всего его занимали, произвело на него сильное впечатление. Они встретились в заведении Пепполы, куда Антонио зашел не столько для того, чтобы приветствовать ее, сколько затем, чтобы дать знать о своем приезде, поскольку надеялся, что у него начнут возникать связи, которые следует заводить любому коммерсанту. Адамс приветствовал его на идеальном английском языке колоний, Декларацию о независимости которых он отстаивал в конгрессе, и Ибаньес ответил ему с такой же естественностью, и даже создалось впечатление, что ему, как и Адамсу, чужд язык, на котором говорят все вокруг. Когда оба преодолели первоначальное удивление, минуты радостного изумления, когда неожиданно выясняется, что люди владеют одним и тем же языком, узнав о социальном положении друг друга в обществе, они тут же почувствовали взаимную симпатию, что позволило Смиту немедленно и от души пожаловаться.

— В городе есть два постоялых двора, — объяснил он Ибаньесу, едва их представили друг другу, — капитан Шавань и все офицеры фрегата Приметный располагаются в одном из них. С них берут шесть фунтов в день. Второй принадлежит выходцу из Америки, который говорит на английском и французском языках так же хорошо, как на испанском, и, кроме того, он в высшей степени приятный человек. Он взял бы с меня столько же, а я, однако, поселился здесь, о чем весьма сожалею, — признался ему Смит, открыто намекая на недостатки заведения Пепполы Беттонеки.

— Да, неудачно получилось, — ответил Антонио лишь для того, чтобы доставить тому удовольствие. В действительности он не знал, что сказать. Для него все было предельно ясно: он сменил бы пансион и все остальное, разве не из собственного кармана оплачивает он свое пребывание?

— Нам следовало бы разместиться в гостинице американца за шесть фунтов в день, вместо того чтобы платить сто двадцать девять долларов здесь; это просто грабеж, поскольку нам, кроме всего прочего, приходится оплачивать услуги цирюльника, не говоря о прочих мелких расходах, о которых не стоило бы упоминать, если бы не беспокойство, которое нам доставляет весьма неприятная хозяйка этого пансиона, — признался Джон Адамс вновь пришедшему, как будто тот мог ему чем-нибудь помочь.

Антонио молчал, пообещав себе замолвить словечко за североамериканца. Тот ему понравился, и он с уважением относился к его труду, о котором имел исчерпывающую информацию, но тогда он и предположить не мог, что Смит станет впоследствии, в 1797-м, вторым президентом Соединенных Штатов. Теперь он был им уже более года и останется по крайней мере до 1801-го. А тогда Антонио не подозревал, что сын его нового знакомого Джон Куинси Адамс[88], которому в то время было всего одиннадцать лет, станет писателем и тоже президентом Соединенных Штатов, шестым. Впрочем, об этом Антонио Раймундо Ибаньесу так никогда и не суждено будет узнать.

Оба они, Джон и Джон Куинси, а также Чарльз, другой сын Джона, которому в ту пору было девять лет, были вынуждены зайти в гавань Ферроля из-за пробоины в корпусе французского фрегата Приметный, на котором уже второй раз в этом году (первое путешествие Адамс совершил совсем недавно в сопровождении Франклина[89]) они направлялись во Францию в надежде снискать поддержку своему делу. С ними прибыли Фрэнсис Дана в качестве секретаря делегации и Джон Тэкстер, который был помощником Джона в его адвокатской конторе в Бостоне, а теперь служил наставником детей и личным секретарем сего выдающегося общественного деятеля. Джереми Аллен выполнял обязанности слуги, обслуживая их всех, включая одиннадцатилетнего Самюэля Купера Джоннота, мальчика, следовавшего под присмотром Джона и собиравшегося остаться учиться в Европе.

Они быстро подружились. Антонио привело в Ферроль не какое-либо срочное дело, а всего лишь стремление разузнать обстановку, людей посмотреть и себя показать, а также нанести визит девицам в театр Николо Сеттаро; ему хотелось немного отвлечься от привычной монотонности брака с Шосефой. В конце концов он посетил оперу и комнаты в верхних этажах вместе с Джоном Адамсом, и тот пришел в изумление, увидав, как много морских офицеров являются поклонниками тамошнего бельканто и как мало дам присутствует на представлениях; удивило его и то, что феррольский оперный театр впервые распахнул перед зрителями свои двери девятью годами раньше миланского Ла Скала.

Поскольку в Ферроле Антонио ничем особенно не занимался, он смог посвятить Джону Адамсу достаточно времени, что в конечном итоге оказалось для него весьма полезным. В течение приблизительно двадцати дней они общались ежедневно, говоря обо всем, что представляло интерес для них обоих. Несмотря на свой крайне серьезный вид, Адамс был человеком любезным и вовсе не таким сухим, как можно было судить по его слегка высокомерной и весьма строгой манере держаться. У этого политика из Новой Англии был такой высокий лоб, что его можно было принять за начинавшуюся лысину, и он носил длинные волосы, спадавшие по обе стороны от лица, но это не придавало ему странного вида, как можно было бы ожидать при такой несколько нелепой прическе. Непременная улыбка, не то скептическая, не то насмешливая, постоянно играла на его мясистых губах, сжатых в легкую ироническую гримасу, которая несколько кривила их влево; эта гримаса часто отталкивала от него людей, боявшихся резких выпадов, которые могли выплеснуться через края этих губ. Его веки всегда находились как бы на полпути, будучи постоянно то ли полуоткрыты, то ли полузакрыты, и это придавало ему сонный и рассеянный вид, что еще более смущало собеседников. Надбровные дуги описывали полукружья, словно стремясь сомкнуться с мочками ушей, что подчеркивало непокорную чувственность этого человека, который уже достаточно способствовал тому, чтобы мир стал весьма отличным от того, чем он был ранее.

Их первый же совместный обед позволил Адамсу воздать хвалу достоинствам местной свинины и рыбы, но при этом похвастаться, что качество устриц в Массачусетсе гораздо лучше. Эти высказывания также произвели на Антонио положительное впечатление, ибо они свидетельствовали о том, что Адамс — человек объективный и знает во всем толк. Он все брал на заметку: от цвета камня, из которого построены дома в Ферроле и который напоминал ему тот, что использовался в Бэйнтри, его родном городке (гранит из Саус-Коммон-оф-Бэйнтри, если говорить точнее), до законных предписаний и принятых обычаев; и при этом он по любому поводу высказывал свои соображения, ограничиваясь в комментариях лишь тем, что диктовали ему хорошее воспитание и элементарная вежливость. От внимания Адамса не укрылись ни суровость монастыря капуцинок в Корунье, который они посетили вместе, ни деятельность суда, для ознакомления с которым ему пришлось присутствовать на двух его заседаниях; он испытал также вполне понятное любопытство, заставившее его познакомиться с представителями французской власти, нанести им всем по очереди визиты, что, впрочем, не помешало ему сделать то же и с испанскими.

Благодаря этой расположенности Адамса к общению с людьми Ибаньес познакомился с французским консулом в Корунье, с вице-консулом в Ферроле и со всеми остальными людьми, могущими представлять для него интерес, на поиски повода познакомиться с которыми у него ушла бы уйма времени, не случись этой счастливой встречи в пансионе Пепполы Беттонеки. Вышло так, что Антонио в те дни провел много времени в обществе янки и на него серьезно повлияли его речи, спокойные внешне, но удивительно страстные по сути своей.

Намерения испанцев в те времена были ориентированы на поддержание добрых отношений с французами и ирландцами, а следовательно, и с североамериканцами и разлад с англичанами. Губернатор Коруньи был ирландцем, и в городе стояли ирландские войска. Начальник порта тоже был ирландского происхождения, а представитель Соединенных Штатов, некий мистер Лэгоанеер, занимался в основном торговлей оружием, ему было поручено наиболее быстрым и надежным путем переправлять его в Новый Орлеан. Галисия вновь подвергалась мирному вторжению, единственной форме вторжения, которую она была согласна выдержать на протяжении всей своей истории, добиваясь перерождения пришельцев путем уподобления их себе; все остальные нашествия тут же получали отпор. Так случалось всякий раз, когда главари этих нашествий отваживались проникнуть на территорию далекого Галисийского королевства на краю земли, надеясь на силу оружия, а не на обычаи мирной торговли.