Тени старого дома - Барбара Майклз

Отец Стивен стоял спиной к нам с поднятой головой. Он созерцал заход солнца или резное изображение на стене под окном – я затрудняюсь сказать, что именно.

Когда он начал говорить, его голос был таким вкрадчивым, что я не слышала всех слов. Я думаю, что это была одна из обычных молитв. Голос Би присоединился к его голосу и тоже был неразборчив.

После начальной молитвы он стал говорить более отчетливо, и смысл стал доходить до меня. Почти все было взято из Библии – различные псалмы и цитаты из Евангелия, в частности от Луки. Он повернулся лицом к нам. Предзакатное солнце окружило его седые волосы светящимся нимбом. Его голос был еще более выразителен, чем внешний вид, – низкий, но отчетливый, вкладывающий в привычные старинные фразы глубокий смысл и красивую мелодию. По мере того как продолжал звучать его тихий голос, я начала чувствовать, что засыпаю. Ничего удивительного в этом не было. У меня за плечами была полная событий ночь и полный забот день. Притихшее и умиротворенное, мое сознание перенеслось на поросшую мхом, окутанную вуалью из зеленых веток полянку. Воспоминания вовсе не казались неуместными, они находились в полной гармонии с мягким голосом, говорящим о любви, прощении и доброте.

Свет исчез так же внезапно, как если бы упала штора или был нажат выключатель. Испуганная, я подняла голову и увидела, что западное окно черно от грозовых туч. В комнате было так темно, что я с трудом могла видеть. Отец Стивен превратился из окруженного серебристым кольцом святого в темную тень с неразличимыми чертами и был узнаваем только по голосу. Он закончил фразу в таком же спокойном тоне, как и начинал ее, и затем наступила тишина. Через секунду сверху подпрыгнула светящаяся точка, за ней другая, и еще, и еще... Он зажигал свечи на алтарном столике. Пламя каждой свечи напоминало крошечные сложенные руки, но освещение казалось слабым и хрупким в сравнении с темным грозовым небом. Когда отец Стивен повернулся, его длинная черная тень прыгнула и затрепыхалась, напоминая зловещую, трясущуюся от смеха искаженную человеческую фигуру. Молния пересекла высокие окна. На мгновение каждый предмет в часовне блеснул зловещей вспышкой.

Грозы в это время года не были необычным явлением. Иногда они начинались на удивление внезапно. Но в данном случае моя обычная нелюбовь к ним усилилась жутким впечатлением от борьбы между великими потусторонними, безликими силами и одинокой маленькой человеческой фигуркой, чей тихий голос все больше тонул в раскатах божественных литавр. Между ударами грома звучала непрерывная ритмическая полифония дождя.

Когда шторм достиг кульминационного момента, отец Стивен дошел до самой сути. Он стал молиться за всех обитателей дома, за всех страждущих и упавших духом. В один очень короткий момент во время затишья я уловила имя Эдмунда Мандевилля.

Участие в спиритическом сеансе Би было делом нешуточным, но здесь было значительно труднее. Я чувствовала себя на поле сражения рядом с полководцем, на которого наведены все вражеские орудия. Попадание или даже небольшое задевание разнесло бы меня вдребезги. Однако через некоторое время я начала думать, что победа может оказаться на нашей стороне. Дождь стал более мелким, громыхания стихли, западное окно приняло светло-серую окраску. Голос отца Стивена стал триумфальным:

– Прогони их, как дым, как воск...

Следующий удар грома был подобен разорвавшейся бомбе. Огни свечей, ровно горевших в этом надежно изолированном помещении, дико заплясали. Второй удар, подобный эху, буквально сотряс пол. Он, в отличие от первого, добрался до комнаты.

Я вскочила на ноги и столкнулась с Роджером, который попытался оттолкнуть меня. Прежде чем мы смогли освободиться друг от друга, Би резко крикнула:

– Садитесь! Оба!

Ее команда была повторена, но еще более выразительно отцом Стивеном:

– Спокойно! Ничего бояться не надо. Молитесь вместе со мной – да, Роджер, и вы тоже: «Господь, мой пастырь...»

Я думаю, он выбрал эту молитву, потому что даже самый невежественный из нас должен был знать ее. И мы произносили ее. Если и есть что-нибудь в Библии, идущее вразрез с молитвой Господней, являющейся частью всемирного наследия, так это двадцать третий псалом. Психологически выбор был правилен. Нет более успокоительных слов, за исключением части о долине смерти.

И по мере того как голос его плавно продолжал молитву, гроза проходила. «Верим в Твое великодушие и прощение...» – в западном окне показался свет. «Дом Божий навеки...» – сверкнул луч солнца.

Псалом был завершен. Отец Стивен сделал заключительное, вполголоса, воззвание в сторону алтаря. Я взглянула на Роджера. Он выглядел, как горгона: его нижняя губа выступала, его щеки были раздуты, как будто бы он хотел подавить восклицание. В конце концов он не выдержал:

– Будь я проклят! Посмотрите на это!

Би что-то прошипела сквозь зубы. Отец Стивен не обратил никакого внимания, но я думаю, что он оборвал заключительные фразы молитвы, поняв, что Роджер не сможет больше сохранять спокойствие. Как только он повернулся, Роджер вскочил, отпихнул мои колени и устремился по проходу между скамьями. Я никогда не думала, что приятные черты Би могут стать такими злобными. Взгляд, который она бросила на Роджера, должен был прожечь отверстие между его лопаток.

Отец Стивен встретил своего старого друга-противника перед алтарем. До сих пор я не понимала, чем вызвано нечестивое восклицание Роджера. Рельефного изображения матери и сына – кем бы еще они ни были – больше не существовало на стене.

Я присоединилась к мужчинам, которые что-то рассматривали в задней части алтаря. Каменная стела опиралась о стену под небольшим углом, рельеф лица все еще был виден. По-видимому, она скользнула отвесно вниз и сильно ударилась, вызвав второй из слышанных нами грохотов, но упала не лицевой стороной, потому что край алтарного стола несколько отклонил ее траекторию. Я взглянула вверх на стену. Камень опирался на четыре металлических кронштейна, два наверху и два внизу. Две нижние опоры были отломаны. Оставшиеся части были красны от ржавчины. Не было никакого сомнения, что сотрясение от последнего раската грома окончательно сломало изношенную конструкцию. Роджер первым смог заговорить:

– Не беда, Стив, не беда. Я не знаю, как вам удалось вызвать грозу, но она пришлась как нельзя более кстати.

– О, я не знаю, – сказал скромно отец Стивен. – Если бы в своих проповедях я когда-нибудь вызывал дьявольский огонь и проклятья – а я этого не делал, – то лучше такого аккомпанемента трудно было бы что-либо придумать. Хотя я бы предпочел в таком случае что-нибудь менее театральное.