Конец российской монархии - Бубнов Александр Дмитриевич

Не лучше обстояло дело согласования требований, предъявлявшихся фронтом, с работой и распоряжениями остальных министерств империи. Результаты этой несогласованности стали особенно чувствительно сказываться на населении в период отхода наших армий на собственную территорию и отнесения границ войсковых тыловых районов в глубь страны. Начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Янушкевичу, взявшему лично на себя решение всех внутренних вопросов, касавшихся интересов войск, несмотря на кажущуюся авторитетность его в тыловых вопросах (он был профессором военной академии по кафедре администрации), не удалось ни проявить должной уравновешенности, ни завоевать необходимого влияния в правительственных сферах. В результате получилось нетерпимое двоевластие и резко определились два враждебных лагеря: фронт и тыл.

Но согласованности не существовало не только в работе этих двух лагерей, но и в пределах самого тыла.

Во главе Совета министров стоял престарелый государственный деятель Горемыкин, который одним своим согбенным видом и расслабленным здоровьем не отвечал требованиям переживавшегося грозного времени. Хотя Горемыкин и пользовался доверием императора и особенно императрицы, называвшей его нашим милым стариком, это доверие покоилось всего более на его испытанной преданности самодержавной воле царя.

Самый Совет министров состоял из лиц, назначаемых на министерские посты по личному избранию государя, вообще не спаянных ни одинаковыми убеждениями, ни даже общей программой. Среди них, несомненно, были люди, глубоко любившие свою Родину и желавшие ей добра, но разно понимавшие пути к этому добру и лишенные даже возможности доведения до сведения монарха своих взглядов.

Государь не любил возбуждения общих вопросов отдельными министрами и всегда умело пресекал попытки, делаемые в этом смысле. Председатель же Совета министров не отражал настроений, царивших не только в обществе, но даже в Совете, полагая, что долг верноподданных — слепое подчинение «Божию помазаннику».

— На пороге могилы мне поздно менять свои убеждения, — говорил он, когда ему указывали на архаичность понимания им своего долга. — Убедите его величество, чтобы меня убрали.

Но его не убирали…

КАК БЫЛА ПРИНЯТА СМЕНА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ

«4 августа, после обычного доклада, — рассказывает в своих воспоминаниях бывший военный министр Поливанов, — государь высказал мне, что намеревается вступить в верховное командование армиями…»

На возражение о трудностях, сопряженных с таким намерением, император Николай II ответил:

«Я много размышлял по сему поводу, и принятое мной решение является вполне твердым».

Об этом разговоре государь разрешил военному министру предупредить лишь одного председателя Совета министров Горемыкина.

Горемыкин отнесся к известию, сообщенному ему военным министром, со свойственной его характеру покорностью:

— Что же делать? Так угодно его величеству…

Но иное отношение встретило это известие в среде членов Совета министров. Большинство министров считало государя по его личным качествам неподходящим для роли активного вождя действующих войск. Сам же решение — отбыть на постоянное пребывание к армии — не соответствовало условиям времени. «Вы, — говорили они Горемыкину, — понимаете ваш долг перед царем в слепом исполнении его воли; мы же полагаем нашей обязанностью предупредить государя о гибельных опасностях, кои могут быть в результате его намерения».

21 августа по настоянию большинства министров император Николай II собрал у себя в Царском Селе Совет министров, чтобы выслушать тревожившие его членов мысли. С горячими речами выступили большинство министров, убеждая государя отказаться от своего намерения. Они указывали на то обстоятельство, что Россия не приписывает постигшие неудачи вине великого князя, и отмечали те опасности, кои сопряжены с оставлением государем столицы при нарушенном равновесии в стране. По рассказам участников заседания, Горемыкин явно отмежевывался от говоривших. Государь с усталым и неопределенным видом выслушал речи и в заключение кратко произнес:

— Я остаюсь при своем решении…

В подавленном настроении разъезжались участники этого исторического заседания. Но на другой день большинство из них собрались вновь у министра иностранных дел С. Д. Сазонова и подписали коллективное письмо государю.

«Вчера, — гласило это письмо, — в заседании Совета министров под вашим личным председательством мы повергли перед вами единодушную просьбу о том, чтобы великий князь Николай Николаевич не был устранен от участия в верховном командовании армией. Но мы опасаемся, что вашему императорскому величеству не угодно было склониться на мольбу нашу и, смеем думать, всей верной вам России.

Государь, еще раз осмеливаемся вам высказать, что принятие вами такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, вам и династии вашей тяжелыми последствиями…

На том же заседании воочию сказалось коренное разномыслие между председателем Совета министров и нами в оценке происходящих внутри страны событий и в установлении образа действий правительства.

Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить вам и Родине…»

Письмо это было подписано восемью министрами. Оно не вызвало, однако, никаких изменений в решении императора Николая.

22 августа, вечером, государь отбыл в Ставку для вступления в командование армиями. Горемыкин остался на своем посту; временно продолжали исполнение своих обязанностей и подписавшие письмо министры, поставленные, однако, государем под подозрение…

Решение императора Николая II стать во главе действующих войск было встречено с большой сдержанностью и русскими общественными кругами, и многочисленными членами императорской фамилии, и нашими союзниками.

На чрезвычайном собрании Московской городской думы раздавались громкие протесты против этого решения. Отрицательно было отношение к этому факту и многих членов законодательных палат. Об этом отношении государь был осведомлен особым письмом председателя Государственной думы М. В. Родзянко, который умолял царя не возлагать на себя верховное главнокомандование и не рисковать своим положением.

Предостерегающие доклады делались императору и некоторыми великими князьями. Государь оставался непоколебимым…

Уход великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего был отмечен в заграничной печати рядом статей. Наши союзники об этом уходе говорили с сожалением, ценя помощь, которую они всегда получали во имя общего дела со стороны русской армии. Наши военные противники про себя радовались, воздавая, однако, бывшему русскому Верховному главнокомандующему должное уважение и величая его стратегию «сильной».

Мною уже отмечено, что личная популярность великого князя Николая Николаевича весьма мало пострадала от неудач на фронте. Всем было ясно, что причины таковых были очень глубоки и разносторонни и что их нельзя устранить простой сменой военного руководства. К тому же было хорошо известно, что император Николай II не обладал ни знаниями, ни опытом, ни волею, столь необходимыми для руководства миллионными массами, и что весь его внутренний облик не отвечал грандиозному масштабу развертывавшихся событий. При таких условиях нахождение при государе даже столь достойного начальника штаба, как генерал Алексеев, но также недостаточно одаренного волевыми качествами полководца, не могло обеспечить достижения необходимых результатов.

Вместе с тем можно было предвидеть, что период наших испытаний на фронте ко времени вступления государя в командование армиями еще не закончен. Подготовка наших союзников к наступлению в Шампани затягивалась, и благодаря этому в распоряжении немцев до наступления распутицы оставалось еще недели три времени, в течение которого они могли попытаться нанести нам еще несколько серьезных ударов. Если вообще очень опасно ставить авторитет главы государства в зависимость от военного счастья, то при данных условиях и колебавшемся уже в России престиже царской власти должны были в этом отношении возникать особые сомнения. Кроме того, наши отступавшие армии нуждались в основательном обновлении, для которого был неизбежен перенос всех творческих усилий в тыл страны. Там должна была идти кипучая работа по изготовке предметов снабжения и подготовке пополнений. И следовательно, там более, чем на фронте, было уместно присутствие государя.