Игра в бессмертие (СИ) - Потёмкин Сергей

У меня раскалывалась голова, мышцы всё ещё ломило, но уже не так, как раньше. Я хотел снять мешок, но руки оказались скованными за спиной.

— Сиди смирно, — сказал кто–то. — Не будешь дёргаться — не тронем.

Я невольно подумал, что мне уже во второй раз советуют сегодня не дёргаться…

Не знаю, как долго мы ещё ехали: моё чувство времени притупилось. Но думаю, минут десять. Пару раз вроде свернули и разок притормозили на КПП (я узнал звук откатных ворот, хотя те открылись почти бесшумно). Тут была то ли какая–то база, то ли частные владения, очень хорошо охраняемые.

Когда машина остановилась, меня пихнули в бок. Кто–то скомандовал «пошёл!»

Последовало короткое путешествие с мешком на голове. Мы поднялись по ступеням, куда–то вошли. Потом был очень тихий звук раскрывающихся створок и подъём в лифте (именно подъём, а не спуск — в этом я был уверен), что слегка обнадёжило: обычно пленников ведут в подвал… Хотя моим похитителям (считать их спасителями я не спешил) ничто не мешало прибить меня как в подвале, так и на чердаке…

Мы покинули лифт и шагов через двадцать — видимо, это был коридор — остановились.

Раздался шум двери, отъехавшей в сторону: вероятно, к замку приложили ключ–карту. Меня куда–то ввели, велели остановиться, усадили в кресло.

Затем мои похитители ушли.

Не успел я как следует всё это обдумать, как раздался щелчок, и наручники упали с моих запястий: электронный замок открыли дистанционно.

И я вроде догадывался, у кого пульт…

Я снял с головы мешок.

Помещение было просторным (нечто среднее между залом и комнатой) и совсем пустым, если не считать кресла, где я сидел. Пол и стены были серыми… впрочем, как и потолок, где сияли плафоны. Окон тут не наблюдалось.

А затем я осознал, что сижу не просто в кресле, а в гейм–кресле — только не совсем обычном: вдоль карбоновых вставок свисали ремни, явно предназначенные для пристёгивания. Похожие фиксаторы были на подлокотниках. Ещё тут имелась подставка для ног, тоже снабжённая ремнями. А на электронных пряжках было сложное устройство с крошечным микрофонным отверстием; значит, пользователь мог отстегнуться самостоятельно, отдав голосовую команду.

Я медленно слез со странного кресла и сразу же сделал второе открытие: подо мной был мягкий пол. Ну не то чтобы совсем уж мягкий: по нему можно было спокойно идти как по коврикам–пазлам в спортивных залах. Их используют, чтобы избежать травм.

Третье открытие ждало меня через два шага.

Оказалось, на полу лежали очки; я не сразу их заметил, поскольку дужки с оправой были серыми, как и сам пол. Если бы его мягкость не заставила меня опустить взгляд, я бы на них наступил.

— Надень, — сказал кто–то.

Я понял, что голос звучал из динамиков. Вероятно, те были в одной из стен.

Подняв очки, я их надел.

Оказалось, это были очки с дэпээркой — то есть дополненной реальностью; стоило мне их надеть, как комната изменилась.

Слева возникли религиозные символы, выставленные в шкафу–витрине: шестиконечная звезда, мусульманский полумесяц, христианские кресты (православный и католический), кованое колесо с восемью узорными спицами (вроде что–то из буддизма… колесо дхармы, если не ошибаюсь) и ещё несколько предметов, пару–тройку из которых я не узнал. Но я был не в том положении, чтобы стыдиться из–за невежества.

И на каждом предмете желтел ценник.

Инсталляция, что ли?..

Справа тоже возникла витрина, но куда больших размеров — едва ли не во всю стену. В ней было оружие: от ножей и револьверов до гранатомётов и огнемётов. Но в самом центре стояли Библия и Коран.

Вероятно, ещё одна инсталляция — не менее смелая, чем предыдущая… Пожалуй, даже вызывающая.

А между ними была статуя: дородный мужик со слащавым, заискивающим взглядом, краснощёкий, весь в мехах, держал в левой руке кадуцей — жезл, обвитый двумя змеями, с крыльями на навершии… вроде бы символ коммерции и медицины, хотя вторую чаще ассоциируют со змеёй и чашей. А правой рукой, в которой был нож, мужик резал глобус: тот лежал перед ним на грубом деревянном прилавке.

Задавшись логичным вопросом, что же появилось сзади, я обернулся.

Сзади был стул — невысокий, со спинкой. На нём, закинув ногу на ногу, сидел Микки Маус. В его левой руке (или лучше сказать «лапе»?) был пластиковый стакан.

— Извини за маскарад, — сказал Микки Маус (хотя голос, конечно, звучал из динамиков). — Надумай я тебя убить, показал бы лицо — но ты, вероятно, уйдёшь отсюда живым. А я недавно сделал пластику, да ещё и фамилию сменить собираюсь… Не хочу, чтобы ты видел обновлённого меня.

— Фамилия «Кнежик» тебе не нравится? — спросил я с сарказмом.

— Догадался, значит? Хотя я знал, что ты докопаешься — это был лишь вопрос времени… — сделав глоток из стакана, Микки Маус будто бы спохватился: — Кстати, тебе колу налить?

— Ты принесёшь её сам? — полюбопытствовал я.

У меня не было сомнений, что он где–то рядом. Возможно, в соседней комнате.

— Разумеется, нет. Её дрон доставит.

— Тогда обойдусь, — решил я. — Дронов с меня уже хватило.

Микки Маус ухмыльнулся.

— Как мне тебя называть? — спросил я.

— Зови Робертом, — прозвучало после паузы. — Меня и правда так зовут, но это скоро изменится.

Я кивнул: Роберт, значит… Роберт Кнежик. Диана дала сыну красивое имя, да и с фамилией оно сочеталось неплохо.

Но ни то, ни другое его явно не радовало.

У меня было столько вопросов, что я терялся, какой из них задать первым. Хотя нет — не терялся; на языке крутилось банальное «что я здесь делаю?» Но об этом я решил не спрашивать: раз он меня спас — значит, зачем–то я ему нужен… Так пусть сам скажет, зачем.

Я посмотрел на инсталляции:

— Твоих рук дело?

— Нет, мамуля постаралась, — охотно ответил Роберт. — Она была женщиной разносторонней. Мир даже не подозревает, насколько, — он скептически взглянул на витрину с оружием: — Но вот в этом она профан. Согласись, слишком топорно: ни одна выставка вооружений не будет полной без Библии и Корана… Ты ни секунды не гадаешь, что имел в виду автор: она просто швыряет в тебя свою мысль.

Я не стал спорить, мельком подумав, что когда–то за подобное творчество в России сажали. К счастью, то время я не застал.

— Или вот это, — Роберт кивнул на инсталляцию с религиозной символикой. — Любая религия — лишь способ наживы. Ну примитивно, разве нет? Хотя вот он, — последовал кивок на мужика с кадуцеем, зачем–то резавшего глобус, — мне нравится.

— И какой тут смысл? — спросил я.

Кажется, мой вопрос Роберта огорчил:

— Не догадался?..

Подумав, я выдвинул версию:

— Нельзя отдавать мир продавцам?

— В яблочко! — изрёк Роберт. — Но с этим советом мамуля слегка запоздала. Я бы сказал, на пару тысячелетий.

Вернувшись к гейм–креслу, я взглянул на ремни и вопросительно посмотрел на Роберта.

— Миоклоническая эпилепсия, — пояснил он. — В наше время легко лечится. Можно достичь ремиссии, если соблюдать режим сна. И если в ВИРТУС не входить.

Смысл сказанного я осознал через пару секунд: подключения к гейм–креслу провоцируют эпилептические припадки.

— Обидно, да? — хмыкнул Роберт. — В двенадцать лет мой ай–кью составлял сто сорок баллов по тесту Айзенка. Мамуля всерьёз полагала, что я стану таким же гением, как она. А в четырнадцать — сюрприз–сюрприз!.. — он вновь усмехнулся, на сей раз язвительно. — Знаешь, что самое смешное? Предрасположенность передалась по материнской линии: эпилепсией страдали мамины тётки. Она ведь провела ЭКО — значит, качество биоматериала ей гарантировали. Зато её собственные гены оказались с дефектом… Мамуля малость просчиталась.

Вновь отпив из стакана, Роберт бросил его в урну (для меня это выглядело так, будто стакан исчез: урну очки не отображали).

— Ты поэтому избегаешь людей? — предположил я. — Из–за болезни?

— Шутишь? — поморщился Роберт. — Я в основном почти нормальный: припадки случаются после ВИРТУСа. А людей я перестану избегать с того дня, как прекращу быть Робертом Кнежик. Это имя — офигенно тяжёлый груз.