Замок на Воробьевых горах - Евгения Грановская

– Забавно… – усмехнулся он, наполняя две емкости коньяком. – Я думал, вы откажетесь под тем предлогом, что не пьете в рабочее время.

– Сегодня воскресенье, – возразил Самарин. – Если бы не ваша подруга, сидел бы я сейчас в плетеном кресле, смотрел бы на верхушки сосен и ел с друзьями шашлыки. А потом, после нескольких рюмок, отправился бы в баньку. Люблю русскую баню. И чтобы обязательно с веником.

Самарин взял стакан, поднял его и сказал:

– За знакомство.

– За знакомство, – отозвался Завадский.

Мужчины чокнулись и выпили. Покончив с коньяком, майор откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Завадского и вдруг спросил:

– Вы всех своих студентов считаете гениями?

Тот покачал седой головой:

– Нет, конечно. Но все они очень способные ребята. И у большинства из них большое будущее.

– Гм… – Самарин поскреб ногтем переносицу. – А как насчет Вики Филоновой? У нее тоже было большое будущее?

– Безусловно. Каждый из студентов, проходящих специализацию на нашей кафедре, уже высочайший специалист в своей области. Эти парни и девушки – шанс нашей страны на выживание и дальнейшее процветание.

Самарин задумался.

– Я беседовал с некоторыми из них, – произнес он после паузы. – Они не произвели на меня впечатления особо одаренных.

Максим Сергеевич усмехнулся.

– Можно быть гением в физике или биологии и совершенно заурядным человеком в обыденной жизни. Помните, как у Пушкина…

Пока не требует поэтаК священной лире Аполлон,Среди детей ничтожных света,Быть может, всех ничтожней он.

– Хорошо, что вы вспомнили Пушкина, – сказал Самарин. – Я хотел спросить вас о другом его утверждении. Ведь именно Пушкин написал, что гений и злодейство – две вещи несовместные?

– Кажется, да.

– Кажется, да… – тихо повторил Самарин. – Ну и как вы к этому относитесь?

– Спорное утверждение. История человечества знает огромное множество злодеяний, совершенных гениями.

– И вы их оправдываете? – поинтересовался Самарин.

Завадский покачал головой:

– Нет. Но я их понимаю. Они многое знали про свой талант и были уверены, что им дозволено больше, чем другим.

– А если бы они ошиблись? – прищурился майор. – Ну, если бы они считали себя гениями, а на самом деле были заурядными преступниками? Ведь доктор Смерть, который резал детишек в Освенциме, тоже, наверное, считал себя гениальным ученым.

Завадский нахмурился.

– Этот разговор бесперспективен, – сказал он. – Давайте лучше поговорим о деле, ради которого вы пришли.

– Да, вы правы, – кивнул майор. – Расскажите мне, пожалуйста, об обстановке на кафедре. Может быть, вы замечали в последнее время что-нибудь странное?

– Нет. Все было совершенно обычно. А почему вы спрашиваете?

– Я тут кое-что разузнал про ваших студентов. Странно, но большинство из них – из богатых и влиятельных семей.

Завадский усмехнулся:

– Тут нет ничего странного. Родители большей части наших студентов – ученые, врачи, политики, писатели. То есть люди весьма и весьма талантливые в своих областях.

– К чему вы это говорите?

– К тому, что талант и интеллект родителей очень часто наследуется их детьми.

– Гм… – Самарин вновь поскреб ногтем переносицу. – Наверное, вы правы. Профессора видят своих детей профессорами. Политики – политиками. Врачи – врачами…

Майор снова посмотрел на бутылку. Завадский заметил его взгляд, усмехнулся и вновь разлил коньяк по стаканам.

Теперь они выпили без всякого тоста.

– Насчет наследственности – я понял, – продолжил беседу Самарин. – А что насчет «обыденной жизни» ваших гениев? У них есть какие-нибудь группировки, организации или что-нибудь в таком роде? Молодые люди обожают тайны и ритуалы. Не говоря уже о конспирации.

Завадский подумал, пожал плечами:

– Я ни о чем таком не знаю.

– Не знаете… – снова тихо констатировал майор. – Ну а как насчет студенческих братств? Что-нибудь вроде «Черепа и костей» или «Адептов нового мира»? Я читал, все президенты США состояли когда-то в тайных студенческих братствах. Думаю, и у нас может существовать что-нибудь подобное. По крайней мере, будь я таким же гением, как ваши ребята, я бы непременно захотел организовать какой-нибудь клан.

Завадский молчал, обдумывая слова неожиданного посетителя. Майор подождал, не скажет ли он чего, но поскольку завкафедрой молчал, заговорил снова:

– Максим Сергеевич, я понимаю, что дело темное. Но, возможно, вы все-таки что-нибудь слышали?

– Да нет, – пожал Завадский плечами, – ничего такого.

– Жаль.

Самарин вздохнул. Потом взял со стола Завадского бронзовую фигурку Эйнштейна, повертел ее в руках и поставил на место.

– У молодых людей ранимая психика, а у молодых гениев тем более. – Голос следователя звучал задумчиво. – Какой-нибудь харизматичный ублюдок вполне способен сбить их с толку. Только начинается все с «Гаудеамус игитур», а закончиться может судом Линча и человеческими жертвоприношениями…

– Не думаю, чтобы у наших студентов было время на подобную чушь. Львиную часть своего свободного времени они проводят в библиотеках.

– Ну да, ну да… – закивал Самарин. Поднял взгляд и обвел им корешки томов, плотно уставивших стеллажи. Улыбнулся, спросил: – Неужели вы изучили все эти книги?

– Пришлось, – улыбнулся и Завадский.

Майор восторженно качнул головой.

– Мне бы столько за всю жизнь не прочесть. Я, вы знаете, все больше кроссворды решаю. Ну, или «Спорт-экспресс» просматриваю. – Самарин помолчал. Потом вздохнул. – Ладно, пойду. Приятно было побеседовать.

Следователь поднялся из-за стола и, сжав в руке кепку, направился к двери. Уже открыв ее, остановился и снова взглянул на заведующего кафедрой.

– Знаете, что?

– Что?

– Не доверяю я умникам. Все беды нашей эпохи – от них. Бомбы, ядерные реакторы, концлагеря… Вы только не обижайтесь, вас я не имею в виду. Вы мужик нормальный. Передавайте привет Марии Степановне.

Самарин нахлобучил на лысину кепку и вышел из кабинета.

2

Тьма. И тишина.

Очнувшись, Мария некоторое время уверена, что все еще лежит без сознания. Тьма вокруг кромешная. Не меньше минуты ей требуется, чтобы понять, что на глазах у нее повязка.

Она пробует подвигать ногами – получается. Тогда пробует пошевелить руками. А вот это ей не удается – кисти стянуты за спиной.

Она хочет крикнуть, но обнаруживает, что рот ее заклеен. Вероятно, скотчем. Тогда она снова начинает осторожно шевелить руками, попыталась ослабить путы. Однако и маневр напрасный, руки замотали крепко.

Что же произошло? Она помнит, как лежала на диване… Дымится сигарета. В бокале играет красное вино. Потом кто-то приходит… Он высокий, светловолосый. Похож на викинга. У него равнодушные голубые глаза, от одного взгляда которых может скиснуть молоко. И его зовут…