Замок на Воробьевых горах - Евгения Грановская

Виктор посмотрел на одногруппника удивленно.

– Ты вообразил себя новым мессией? Но прежнему мессии пришлось принести себя в жертву, чтобы быть услышанным. Готов ли ты на это?

Виктор прищурил веки. Ему в голову пришла веселая мысль. В глубине души он чувствовал, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог.

Виктор распахнул дверцу шкафа, вынул пару деревянных плечиков, сбросил с них одежду и, быстро нагнувшись, сунул плечики в колеса инвалидного кресла.

Затем выпрямился и демонстративно отряхнул руки.

– Что ты сделал? – испуганно спросил Сабуров.

– Заклинил колеса, чтобы ты не смог уехать.

Испуг на лице калеки сменился недоумением.

– С чего мне куда-то уезжать?

– Сейчас узнаешь. – Виктор покосился на стол, усмехнулся и снова перевел взгляд на Сабурова. – Значит, ты – посредник? Твое тело калеки принадлежит миру уродов, а твой ясный ум нам?

– Да! – выдохнул Сабуров.

– Отлично. А ты знаешь, что кодекс такой организации требует от любого из ее членов готовности принести себя в жертву общему делу?

Сабуров судорожно сглотнул слюну и взволнованно спросил:

– Что я должен сделать?

– У тебя на столе стоит баллончик с бензином для зажигалки. Вылей его на себя.

Сабуров схватил со стола баллончик, выкрикнул нервным, звенящим голосом:

– Я готов!

Бронников и моргнуть не успел, как Сабуров уже облил себя бензином и взял со стола зажигалку.

– Не дури, – сухо сказал Виктор. – Твое самосожжение ничего не докажет.

– Ага! – торжествующе воскликнул Николай. – Вот ты уже и испугался! Проявил эмоции! Где же твоя хваленая сила воли, а?

Виктор холодно и надменно усмехнулся.

– Ты этого не сделаешь. Ты жалок.

Сабуров покачал головой:

– Сам ты жалок. Ты требуешь от меня жертвы во имя будущего человечества, жертвы, на которую у тебя бы никогда не хватило духу… Что ж, ты ее получишь!

Колесико зажигалки сухо щелкнуло, выбив стебель пламени.

«Нет!» – хотел воскликнуть Виктор, но не успел.

Пламя зажигалки каким-то непостижимым образом перекинулось на облитые бензином плечи и грудь Сабурова. Секунда – и калека вспыхнул как факел.

Сначала Николай засмеялся. Но через несколько секунд смех сменился криком боли, а затем отчаянным воплем. Сабуров стал метаться и раскачиваться в инвалидном кресле, но заклиненные колеса удерживали кресло на месте.

Зрелище горящего человека ввело Виктора в ступор. Он видел, как две растопыренные пятерни дернулись ему навстречу.

– Помоги! – проорало объятое пламенем чудовище.

Виктор уставился на руки. Они горели, и кожа на них пузырилась и лопалась, как речная гладь под дождем. Эти страшные, черные, пылающие руки вселили в душу Виктора такой ужас, что он сам едва удержался от крика.

– Помоги-и-и… – снова провыл Сабуров.

Виктор покачнулся, но вместо того, чтобы помочь сгорающему живьем калеке, развернулся и выбежал из блока.

3

– Вот так все и случилось, – тихо подытожил Виктор.

Он замолчал. Молчала и Мария.

– Думаю… – Бронникову пришлось кашлянуть, чтобы его вдруг севший голос снова обрел спокойствие и силу. – Думаю, Сабуров был уверен, что я помогу ему. Наброшу на него одеяло или что-нибудь в таком роде. Несчастный глупец.

Скандинавское лицо Виктора снова посуровело.

– После гибели Сабурова Настя Горбунова поджала хвост, – продолжил он. – Она все еще хотела стать «сверхчеловеком», но предпочла не настаивать. И вместо открытых угроз придумала цирк со спиритическим сеансом. Я подумал, что будет весело, но несчастная дуреха пошла гораздо дальше, чем я рассчитывал. Фокус с материализацией Сабурова в углу комнаты был почти шедевром.

– Спиритический сеанс – не ее идея, – сказала Мария.

Веки Бронникова настороженно дрогнули.

– А чья? – быстро спросил он.

– Коли Сабурова.

– Вот как… – неопределенно проговорил Виктор. – Странно, но это ничего не меняет.

«Это меняет очень многое, – подумала Мария. – Только тебе пока невдомек».

После пламенного монолога Виктора о войне между чудовищами и людьми Варламова чувствовала себя разбитой. Ей нужно было за что-то зацепиться мыслью, чтобы хоть как-то поколебать уверенность Виктора в собственных доводах. Пересилив себя, она заговорила:

– В концлагере Дахау заключенных загоняли в ледяную воду, а потом заставляли пленных женщин, привезенных из концлагеря Равенсбрюк, заниматься сексом с замороженными, почти мертвецами. А еще там проводили эксперименты по выяснению воздействия на человека перепадов давления. От резких перепадов у пленных разрывалась грудная клетка, и нацистские врачи наблюдали, как долго продолжает биться сердце в лопнувшей груди.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– В Бухенвальде заключенным отрезали половые органы и пересаживали их животным. Просто так, любопытства ради. Там же цыганским и еврейским детям ампутировали руки и ноги без наркоза – чтобы проследить, насколько высок болевой порог человека.

– Перестаньте! – Виктор гневно сверкнул глазами. – Я уже говорил вам, что мы – не фашисты.

– Нацистские врачи тоже считали себя гениями. Они были уверены, что действуют ради будущего человечества.

– Хватит нас равнять! Вам наша цель кажется дикой. Но в чем же тогда смысл человеческой жизни, если не в стремлении к совершенству?

– Жить, любить… Растить детей, радоваться солнцу, болтать с друзьями…

Бронников усмехнулся.

– Обычные банальности мелкого разума, – небрежно проговорил он. – Я лучше умру, чем стану рассуждать так же, как вы.

Виктор повернулся к стене и взял со стеллажа флакон и марлю. Повернулся, откручивая флакон, к пленнице и взглянул на нее спокойным и холодным, как у палача, взглядом.

– У меня в руке эфир, – объяснил он. – Мне придется вас усыпить.

Марии понадобилась вся ее сила воли, чтобы заставить голос прозвучать спокойно:

– Зачем?

– А вы думали, шоу закончилось? – Виктор усмехнулся. – Нет, это была только первая часть.

– Что ты задумал?

– Не скажу. Но обещаю – скучно не будет.

– Еще не поздно остановиться. Если ты добровольно во всем сознаешься…

Виктор вылил немного эфира на марлю, склонился над Марией и приложил марлю к ее лицу.

В комнату вошел Эдик Граубергер. Он взглянул на Марию и поправил пальцем очки.

– Не согласилась?

Виктор покачал головой:

– Нет.

– Так я и думал. Будем действовать по плану?

– Да.

– Надеюсь, ты сознаешь весь риск?

– Конечно. Но серьезного повода для беспокойства нет. Никто ничего не сможет доказать. Я все предусмотрел.

– Надеюсь, что так, – отозвался Граубергер, разглядывая спящую Марию. – А она ничего.