Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке) - Г Курбатов

Между тем, достаточно обратиться к проповедям Иоанна Златоуста, произнесенным им перед антиохийским населением в годы, непосредственно предшествующие восстанию, чтобы убедиться в несомненном нарастании недовольства среди основной массы рядового населения города, которое, по его словам, ???? ??????? ?????????? ?????? (MPG, 48, 1008), недовольства, которое принимало и известные "идейные" формы. Мы видим, что Иоанн Златоуст в эти годы в своих проповедях уделяет все больше внимания необходимости "вносить успокоение" в души паствы. Его слушатели все чаще выражали недовольство богатыми и неверие в распространявшиеся церковью идеи о том, что бедные, терпящие все невзгоды и лишения, являются "счастливыми" (MPG, 48, 982). Иоанн Златоуст в проповедях этих лет не перестает убеждать их, что "бедствиями здесь (на земле. - Г. К.) бог укрепляет покорных", призывать своих прихожан "не считать бедность злом" (MPG, 47, 443; 48, 981; 49, 158). Из них мы также видим, что среди антиохийской бедноты все шире распространяется мнение о том, что ее бедственное положение "несовместимо промыслом божиим" (MPG, 49, 93). Причем Златоуст говорит, что эти взгляды распространяют "многие" ??????. Часть из них даже открыто ставила под сомнение "справедливость" бога. Златоуст с негодованием обрушивался на людей, "клевещущих на промысел божий", утверждавших, что "бог ненавидит бедных" - ????? ???? ??????? (MPG, 49, 31). Он прямо говорит, что это - "народные речи" (?????? ????? ??????: 48, 980), и сообщает о множестве тех, кого "несчастья" обращают "уже не только против подобных им рабов божьих, но и против самого господа - вседержителя" (MPG, 47, 365). Распространителей этих взглядов он клеймил как "еретиков" и "богохульников", а взгляды их рассматривал как "дело дьявольской злобы" (?????????? ?????????? ????? - MPG, 48, 378). В то же время Златоуст говорит и о том, где эти враждебные классовой сущности официального христианского учения настроения получают широкое распространение: "их многие непрестанно повторяют в мастерских (?? ????????????) и на площади (??? ??? ??????)" (MPG, 48, 978. 980).

Еще задолго до восстания антиохийская церковь вынуждена была обратить внимание на несомненный рост недовольства и еретических настроений. Частью принятых ею мер и был ряд проповедей Златоуста. В частности, с начала 387 г. им был начат цикл проповедей "О Лазаре", которые, по словам самого же проповедника, были "необходимы для тех, кто возмущается счастливой жизнью порочных людей и тяготами существования праведных" (MPG, 48, 1008). Однако его убеждений было, по-видимому, уже недостаточно, и он все чаще выступает с призывами к решительной борьбе против этих "богохульников" (MPG, 49, 32). В проповеди, произнесенной накануне восстания, он уже прямо требовал изгнания из города бесчинствующих" против официальной церкви (MPG, 49, 37). Однако ему так и не удалось продолжить свои проповеди, они были прерваны выступлением антиохийского населения.

Это накапливавшееся годами недовольство народных масс Антиохии и прорвалось наружу во время событий 387 г. После "беспорядков" (???????) у общественной бани народ быстро двинулся к дворцу правителя и окружил его. Началась осада дворца, охранявшегося стражей (Liban7, XX, 3). Защитники дворца уже опасались, что восставшие ворвутся во дворец и правитель падет жертвой их гнева. Однако решетки и двери дворца, укрепленные изнутри, выдержали напор осаждавших (Liban., XX, 3). Ворваться во дворец им не удалось. Из осаждавшей дворец толпы непрерывно неслись крики о золоте, требуемом императором, и угрозы по адресу властей.

Пока происходила осада дворца, пришло в движение и то население, которое еще не было вовлечено в беспорядки (Liban., XXI, 5; MPG, 49, 38, 48). "Дерзкие действия стали общими для всего города" (Liban,, XXI, 8). Теперь уже повсюду слышались смертельные угрозы не только по адресу властей, но и самого императора. Со всех сторон неслись слова "горше всякого камня" (MPG, 49, 32). Народные массы стали повсюду уничтожать изображения императора и членов его семьи. Нарисованные на деревянных досках портреты императоров, выставленные у общественных зданий во многих местах города, были разбиты камнями. Той же участи подверглись и многочисленные статуи (Liban., XX, 7; XIX, 29-31; XX, 4; XXI, 5). Обвязанные веревками, они "были с поношением низвергнуты с пьедесталов". Разгневанный народ с бранью и оскорблениями таскал статуи императора и членов его семьи по улицам города. Затем они были разбиты на куски и сброшены в Оронт. Жертвой восставших стала даже тяжелая конная статуя Феодосия, в низвержении которой участвовала масса людей (Liban., XIX, 29-31; XXII, 7).

Ни среди принимавших участие в разгроме статуй, ни среди тех, кто смотрел на это, куриалов не было. Напуганные выступлением народа, они "избегали не только участвовать, но даже смотреть и, спрятавшись где пришлось, спасались из страха, как бы, появившись на улицах, не быть вовлеченными в дело" (Liban., XIX. 32).

Тем временем гнев народных масс стал обращаться уже и против местных богачей. Они бросились поджигать их дома. Запылал дом одного из представителей знати (Liban., XIX, 32; XXII, 9). Теперь, по словам Либания, "преступление стало принимать значительно более грозные размеры": ведь от тех, кто не воздержался от этих действий, "чего не следовало ожидать в дальнейшем" (XIX, 32).

События развертывались настолько неожиданно для куриалов, что курия не смогла уже ничего предпринять для предотвращения дальнейшего развития восстания. Куриалы, "рассеявшись вследствие напавшего на них страха и не имея возможности ни увидеть друг друга, ни обменяться словами о происходившем..., пребывали в бездействии, молясь, чтобы кончилось это несчастье, но не будучи в состоянии выступить активно" (Liban., XIX, 33). Либаний безусловно стремится оправдать куриалов и выдвинуть наиболее подходящие для данного случая причины их пассивности. Но несомненно, что их бездействие в начальный период развития восстания, когда восставшие осаждали дворец и низвергали императорские статуи, во многом определялось их собственным недовольством. Ведь тогда весь гнев восставших был направлен против чиновников императора, и куриалы ничего не предприняли для того, чтобы предотвратить низвержение статуй. Теперь же, когда народное недовольство обратилось против них самих, они действительно в страхе прятались в своих домах.

Военно-чиновная администрация города также пребывала в состоянии растерянности. Правитель со своей охраной был осажден во дворце. В городе находился отряд стрелков, несших полицейскую службу. Однако, видя размах восстания, они не решились вмешиваться в происходящие события. Их командир, храбрый и опытный военачальник, "был осторожен и медлил" (Liban., XIX, 33).

Тем временем народ стал поджигать дома богачей и восставшие "одни здания зажгли, другие собирались поджечь" (Liban., XXII, 9). Потеряв надежду взять осадой дворец правителя, повстанцы готовились и его предать огню. (Liban., XXII, 9). Напуганный вспышкой народного гнева, Иоанн Златоуст с ужасом думал о том, как он говорил впоследствии: "До какого неистовства не дошло бы безумство этих людей? Не разрушили бы они у нас город до самого основания и, перевернув все вверх дном, не лишили бы нас и самой жизни?" (MPG, 49, 82).

Как это ни странно, именно эти факты поджогов были в последнее время выдвинуты П. Пети как доказательство того, что в восстании нельзя найти никаких следов... классовой борьбы. П. Пети усматривает это в том, что население в равной мере готово было сжечь и дома куриалов и дворец правителя. Трудно сказать, каким путем П. Пети пришел к такому выводу на основании анализа фактов, которые, с нашей точки зрения, свидетельствуют как раз об обратном, о том, что восстание антиохийского населения из простого антиналогового выступления стало перерастать в восстание все более приобретавшее классовый характер. Гнев народных масс не остановился на представителях чиновного аппарата. Он обратился в равной мере и против местных угнетателей. Движение, начавшееся как выступление против правительства, переросло в восстание против господствующего класса. Все упомянутые выше натяжки Пети просто нужны ему для того, чтобы отвергнуть тот вывод, который естественно вытекает из объективной оценки событий. Понятно, что после этого П. Пети крайне трудно объяснить поджоги и ему ничего не остается, как выдвинуть совершенно смехотворное положение о том, что антиохийское население жгло дома знати потому, что "поджигать - это нормальный рефлекс у антиохийцев".46 "Открытие" П. Пети безусловно выгодно современной буржуазной науке, так как позволяет все факты классовой борьбы объяснить теми или иными рефлексами, и очень удобно, таким образом, раз и навсегда избавиться от классовой борьбы.

Когда пожар стал угрожать уже аристократическим кварталам города, местная знать начала энергично искать средств для прекращения восстания. Либаний говорит о "множестве голосов", которые призывали командира стрелков приступить к активным действиям против восставших (XIX, 34). Напуганная городская верхушка теперь горько сетовала на недостаточную, с ее точки зрения, смелость властей (Liban., XIX, 34-36). Однако и теперь, опасаясь новой вспышки народного гнева, начальник стрелков не решился приступить к активной борьбе с восставшими.47 Выведенный им на улицы города отряд стал лишь предотвращать дальнейшее распространение пожара и оттеснять поджигателей от тех зданий, которые они стремились зажечь.48 Восставшие забрасывали солдат камнями и кусками черепицы. Но, применив против повстанцев оружие, отряду удалось оттеснить поджигателей от дворца и предотвратить распространение пожара.