Сценарий «Шербет» - Виталий Сертаков

Прерываться мне нельзя. Можно упустить нечто, не имеющее отношения к сексуальным пристрастиям покойного магната.

— Ну что, маленький засранец? Покажи нам, как ты любишь девочек… Покажи нам…

Меня снова окунают лицом в воду. Я кашляю, потом какое-то время лежу на животе, лежу плашмя на мраморном полу. Я вижу ванную сбоку, под нелепым углом, и не сразу понимаю, что нога мисс Лилиан стоит у меня на горле. Она то нажимает сильнее, то отпускает, мешая мне дышать. Линду не вижу. Это настораживает, но почти сразу появляются ее полные, покрытые золотистыми волосками икры. Линда присаживается сбоку, в поле зрения появляется ее внушительное колено, она теребит мне волосы, наклоняется и целует в губы.

— Мой малыш опять не слушался? Мой малыш опять себя плохо вел? Придется его наказать, да, хани?

— Да, он вел себя отвратительно! Не жалей его!

Меня рывком приподнимают, ошейник сдавливает горло, я снова стою на коленях на ковре, у самого края дивана. Я ожидаю удара плеткой или ремнем, или чем там еще положено бить, но никто меня не трогает.

Однако позади что-то происходит. Сначала из поля зрения исчезает одна моя рука, затем другая. Их сводят за спиной, но я не падаю. Похоже, кисти стянули веревкой или наручниками и каким-то образом сильно потянули вверх.

Дьявол, я кричу…

И моментально получаю хлесткий удар-по щеке. От удара я не удерживаюсь на коленях, заваливаюсь набок и пару секунд вижу всю сцену в зеркале.

То, что я вижу, жутко меня пугает, но, кажется совсем не шокирует Юханова. Руки вывернуты в локтях, связаны скользящей петлей, и конец каната мисс Лилиан наматывает на кулак. Она тянет за канат таким образом, что мне приходится до предела сгибаться; она буквально выворачивает мои руки из плечевых суставов. На моих предплечьях вздулись вены, на боках выступил пот, трясущиеся колени разъезжаются в стороны.

Им помогают раздвинуться властные руки Линды. Сначала я ее не узнаю, Линда нацепила черный парик, длинные прямые волосы блестят, словно намазаны жиром, челка падает на лоб.

— Теперь не вырвется!.. — низкий мелодичный смех Линды. — Ух ты, как зажался… Ну-ка, не упирайся, дрянной мальчишка!

Еще один удар по щеке. Теперь я понял, они нарочно развернули меня так, чтобы я мог видеть всех троих в зеркале. Со стороны Линды крайне любезно…

Я прилагаю все усилия, чтобы как можно меньше принимать участия в происходящем. Единственная вещь, которая меня занимает — это крохотный таймер, ярлычок, моргающий слева, почти на краешке периферийного зрения. А еще я думаю о блестящем черном парике. Где-то совсем недавно я видел точно такой же.

Все должно закончиться через несколько минут.

Очень скоро меня убьют, и это будет первый фильм о насильственной смерти, снятый от первого лица.

Я упускаю момент, когда мисс Лилиан отворачивается. Такое ощущение, словно она что-то выронила и пытается нашарить за спиной, в ворсе диванных

покрывал; на секунду ее внимание ослабевает. Она чуть менее активно хлещет меня по щекам, вцепившись ногтями в остатки волос на затылке.

Она что-то нашла в карманах своей куртки.

А уже в следующую секунду Линда валится на

пол.

Итак, это не пуля и не шокер. Мисс Лилиан использовала мощный препарат, полностью обезволив и подчинив перформера себе. Почти наверняка Линда находилась в подчиненном положении и раньше, но доза тогда была слабее.

Я жду удара по голове.

Я жду удара, от которого умер Рон Юханов. Боли я не почувствую, но кнопку тянет нажать просто невыносимо. Можно нажать эту чертову кнопку и в очередной раз наврать Гирину. Наврать ему, что отрывок закончен, заказчик мертв, и ловить тут больше нечего. У меня такое впечатление, будто купаюсь в море вранья. Потому что, если сказать правду, то Георгий Карлович отдаст команду распечатать стрим пошагово. Потом кроты из отдела безопасности по своим каналам раздобудут «Ноги Брайля», запросят все открытые сети и очень быстро обнаружат мою жену в обнимку с серийной убийцей…

Нет, нет, бездоказательно я не имею права приклеивать к мисс Лилиан подобный ярлык.

Поэтому я жду удара по голове. Именно так убили Юханова. Потом она схватила его за руку и поволокла к сейфу. А перформер Линда валялась в беспамятстве…

Длинные черные волосы, прямые и блестящие.

Именно сегодня и сейчас, развалившись на кушетке с иглами в черепе и электродами на конечностях, я вдруг понимаю, какого маху дал, позарившись на должность дознавателя.

Я влез туда, откуда мне не позволят выйти живым.

Вся хитрость в том, что Гирин кривит душой, когда заявляет, что, кроме их канала, я больше никому не нужен. Все гораздо сложнее, мы оба в этом не сомневаемся и оба тактично тему обходим. Вопрос даже не в том, что сбежавший Костадис переманит меня в «Салоники», а в том, как скоро Экспертный совет найдет нового дознавателя. Все дело в том, что крайне небольшое число людей может без последствий просматривать чужие сценарии. У нас в отделе перфоменса таких двое. Отобраны из двух тысяч человек, работающих во всех службах и отделах компании. Больше таких нет, это известно точно, потому что, когда создавали первый комплект аппаратуры, проверяли всех. Собственно, войти в сценарий может любой, но самое невинное из последствий — острейший приступ стенокардии, гипертонии или аритмии, кому как повезет. И непроходящая головная боль на сутки вперед.

Гирин говорит, что если бы врачи не обещали ему смертельного исхода, он непременно лег бы на топчан.

Когда Карлович меня зазывал к ним на службу, он еще не знал, что я сенсорик. Только мои способности не распространяются на поиски других людей. Скажем так, я — пассивный сенсорик. Зато я могу часами лежать на этом топчане с иголками в башке и безболезненно переживать чужие подвиги. Ну, скажем так, почти безболезненно. Экспертный совет, почти в полном составе, был против того, чтобы принять в свои ряды штрафника, изгнанного из Управы чуть ли не с волчьим билетом. Никому под боком не нужен человек, находящийся в черном списке одного из крупных банков…

Сенсорика они взяли безоговорочно.

Я прокручиваю сцену, я уже вижу, как все произошло. Итак, Юханову что-то заранее подсыпали в стакан, перформера тоже обработали… Только зачем?

Кто-то хотел Рону извращенно отомстить? Или несчастный телемагнат был всего лишь средством, а острие удара нацелено на наш «Шербет»?

В самом углу зрения моргают крохотные цифры. Стиснув зубы, я жду удара по голове и нуля, но тут происходит нечто невообразимое.

В поле зрения на секунду появляется чей-то голый локоть. Это несомненно Лилиан, но проверить невозможно. Стены уже не зеркальные, мою голову больше не сжимают ногами. Я приподнимаюсь, кое-как распрямляю спину. Впереди — открытая дверь в умывальню, черный мокрый кафель и ни малейших следов моей мучительницы. Затем прямо под нос мне суют планшетку жесткого скрина…

Необходим очень медленный пошаговый проход, я не успеваю с такой скоростью следить за действиями Рона. Монотонным голосом, очень тихо и очень быстро он произносит ряд команд, почти целиком состоящих из кодовых обозначений. В скрине мечутся столбцы цифр. Рон говорит снова и снова, и тот я, который лежит на топчане, покрывается холодной испариной.

Потом планшетка ударяет мне в лицо, а когда темнота сменяется светом, вся поверхность скрина оказывается в мелких алых каплях. Меня бьют по

голове, еще раз и еще. Последний звук, который я слышу, прежде чем звучит сигнал отбоя, — это хруст в затылке…

…Гирин первым врывается в кабинку, видит мое лицо и щелкает пальцами. Кто-то из ребят тут же сует под нос пузырек, в губы пытаются пропихнуть дольку лимона.

— Да ладно вам, — отбиваюсь я, — что я, купчиха нервная, что ли? Все в порядке, отстегивайте…

— И как, снова ничего стоящего? — нависает надо мной толстяк.

— Он перевел все свои деньги, — говорю я. — Все, что было на личных счетах, около восьмидесяти миллионов. И никто его к этому не принуждал. И еще, Георгий Карлович, мне срочно надо домой. Мне кажется, я знаю, где искать перформера.

— Куда? Куда перевел деньги?

— На счета восьми разных фирм, думаю, что все они принадлежат «Салоникам». Так и передайте наверх — надо ловить Тео Костадиса!

В тот момент я понятия не имел, какую ошибку совершаю. И как близок тот, кого мы планировали ловить в Иране.

18. ЛИНДА

Покинув телестудию, он прыгнул в машину и помчался в район скупок, где снова пришлось воспользоваться дефицитной наличностью, потом долго ждать под пристальным взглядом двух буйволов, подпиравших вход, и, наконец, планшет с нелицензированным скрином перекочевал к нему в портфель. Полонский не стал заезжать домой, загнал машину на редкую бесплатную стоянку; здесь, по крайней мере, не было следящих камер.

Здесь не было видимых следящих камер.

Януш чувствовал себя букашкой, беспомощно ковыляющей по лабораторному стеклу под окулярами микроскопа. Куда бы он ни повернул, пучок слепящего света неумолимо движется за ним, а если устремиться к границе спасительной тени, то сверху спустятся две железных спицы пинцета и, калеча ноги, закинут его обратно, под пристальное око, занявшее половину неба.