Око Марены - Валерий Елманов

– Все для фронта, все для победы, – торжественно произнес Вячеслав.

– Точно, – подтвердил Константин. – К тому же у нас не один Батый занозой сидит. Про север не забудьте. Сейчас пока еще не поздно эстам помочь и выкинуть из Прибалтики орден меченосцев. Там сейчас обстановка такая, что только спичку поднеси – и все сразу полыхнет.

– А спичкой кто будет? – насторожился Вячеслав.

– Зачем спрашиваешь, коли ты и сам все знаешь, – улыбнулся Константин. – Именно ты. Вот только без коробка, то бишь без вооружения, она никуда. Замки немецкие брать – пушки нужны.

– Это агрессия, – неуверенно возразил священник.

– Агрессия была лет двадцать назад, – покачал головой князь. – Когда коренных эстов завоевывали, когда их крестили насильно. А мы как раз будем просто помогать местному населению бороться с агрессорами.

– И все-то у тебя через войну, все через кровь, – сокрушенно вздохнул отец Николай.

– Самый надежный фундамент, – заметил Константин. – Что на нем построено – на века. Между прочим, в религии тоже так. Да и сам Иисус. Он ведь тоже здание своей веры на крови построил.

– На собственной, – посуровел лицом священник.

– Так то же вера, – нашелся Константин. – А у хорошего государства фундамент в основном вражеской залит. Да ты не горюй, отче. Тебе тоже работы – непочатый край. Тебе еще прибалтийских дикарей крестить.

– А они что, до сих пор некрещеные? – удивился Славка. – Я-то думал – цивилизованный народ.

– Да какое там, – засмеялся Константин. – Это они сами о себе так говорят. А коснуться на деле – дикая отсталая нация. Причем сплошь и рядом. Тех же пруссов возьми – так до сих пор по болотам и сидят, как лягушки. То же самое литы, то есть нынешняя Литва.

– Это они только потом культурный облик приобрели, – догадался Минька.

– Смотря, что ты имеешь в виду под культурным обликом, – загадочно произнес Константин. – Например, первый учебник латвийского языка у них появился всего на пятьдесят лет раньше, чем у чукчей. Да и за тот пусть России спасибо скажут – наших ученых работа. Но это в той истории было. А мы сейчас свою начали строить. Здесь, я надеюсь, все иначе пойдет. И самое главное – это города поставить везде. Вообще-то это, наверное, самое приятное занятие – строить города. Вот еще почему я хотел, чтобы самым первым был именно Ряжск.

– Символично, – заметил Славка.

– Да не то слово. А деревом-то как свежесрубленным пахнет, чувствуете? И сам воздух здесь сочный, наливной, на зубах хрустит, как яблочко наливное.

Константин, блаженно улыбаясь, закрыл глаза, глубоко вдохнул и задержал дыхание.

– Переваривает, – благоговейно прокомментировал Славка.

– Да ну тебя, – засмеялся князь. – Лучше проконтролировал бы, как у народа работа идет. – Он кивнул, указывая на копошившийся внизу мастеровой люд.

Среди них были умельцы топора не только из Рязани. Хватало и переяславцев, и ольговцев, и прончан, и прочих городов Рязанского княжества. Все они в основном занимались только стенами – ставили городни на уже возведенном валу, рубили ряжи с заборолами поверху, поднимали вежи, перекрывая их островерхими кровлями. А земляные работы почти закончились. Те тысячи ополченцев, которых Константин собрал для возможного штурма Пронска, сменив по приказу воеводы мечи на лопаты, времени даром не теряли. За считанные недели они выкопали глубокий ров, который теперь становился первой преградой на пути диких полчищ степных кочевников. Сразу за рвом, которым обнесли будущий город, возвышался земляной вал. А вот уже на нем воздвигались стены. Задача для землекопов была еще изрядно облегчена и тем, что река в месте, где воздвигался будущий город, делала большущий изгиб вокруг холма, так что ров было необходимо вырыть лишь на половине той окружности, на которой возводили стены.

Работали сноровисто, с душой, предпочитая лечь затемно, а встать еще до света. Причина тому была весомой – разрешение Константина о том, что уже на следующий день после окончания работ, как только все будет исполнено, рать может разойтись по домам убирать урожай. Ныне им оставалось самое большое – это работа до завтрашнего вечера.

Чтобы процесс пошел с максимальной быстротой, Константин задействовал даже своих дружинников, которые помогали возить бревна из лесу для будущих стен. Тем более что они не смерды и урожай убирать им не надо, так что все три сотни Константин оставлял на охране мастеров аж до самой зимы, а каждому десятому – согласно брошенному жребию – предстояло провести здесь же всю зиму, обустраиваясь и налаживая новый быт.

– Пошли, что ли, – кивнул Миньке Вячеслав, но тот лишь отмахнулся:

– Я нынче герой, так что иди один, а я на солнышке погреюсь.

– Не погреешься, – злорадно произнес воевода. – Вон как птицы низко летать стали. Верная примета – к дождю.

– Ты где птиц-то увидел, – удивился Минька.

– А вон. – И зоркий воевода ткнул пальцем в какую-то большую белого цвета птицу, с истошным карканьем кружившую буквально в двух-трех метрах над водой неподалеку от противоположного берега.

Что-то шевельнулось в сердце князя, что-то пыталось всплыть из глубин памяти, но никак не могло.

– Да это же белая ворона, – ахнул Минька. – Я за всю жизнь ни разу их не встречал. Смотрите, она ж к нам летит! – восторженно закричал он совсем по-детски.

Ворона действительно летела прямо на них. Ей оставался какой-то метр, когда она резко повернула вправо.

– Вот это да! – подпрыгнул за ней следом Минька, пытаясь поймать птицу и едва не сбив князя. – Вот это… – он не договорил, как-то странно осекшись на полуслове.

Потом он повернулся к остальным. Вид у него был удивленный и чуточку даже растерянный, а из плеча у него торчала стрела. Он наклонил голову набок, будто прислушиваясь к своим ощущениям, и сказал жалобно:

– Больно, – тут же рухнув навзничь.

– Убью, – орал во всю глотку воевода, бессильно наблюдая, как из чащобы деревьев, росших у противоположного берега, выезжают, тут же пуская коней в галоп, с десяток всадников.

– Да что же это?! – чуть не плакал он. – Среди бела дня, среди бела дня.

Последнее обстоятельство почему-то было для Вячеслава обиднее всего.

Прыгнувшие вместе с лошадьми в воду дружинники довольно скоро попали на чужой берег, но всадников уже и след простыл.

– Вспомнил! – произнес князь. Только сейчас он вспомнил, какой именно подарок ему обещал старый неразговорчивый мертвый волхв. «Хугин предупредит тебя о любой опасности и беде. Ты его сразу узнаешь, – всплыли в его памяти слова мертвого волхва,пожелавшего остаться безымянным. – Ну, узнал я его, и даже вспомнил, откуда слышал это имя, а что толку. И вообще, кто же так предупреждает – за пару секунд? И какой смысл от такого предупреждения?»

Но тут же его что-то будто кольнуло. Смысл. Точно, смысл был. «Если бы Минька не прыгнул за Хугином; то эта стрела попала бы… в меня… Это же… моя стрела… Ах он гад летучий! Это же он Миньку под мою стрелу подставил. Ну, спасибо тебе, волхв безымянный. Удружил с подарочком. Что же получается – пока этот Хугин всех моих друзей под мне предназначенное не подставит – не успокоится? Так, выходит? Ну, ничего себе. Если и все другие дары из той же серии, то нам такие дары…»

Он, даже не додумав до конца, принялся зло стаскивать с пальца перстень. Тот не снимался. Константин потянул сильнее и вдруг…

«Он меняет цвет, и чем сильнее яд, тем темнее будет камень», – князь даже вздрогнул, будто это произнесли-прокричали ему прямо в ухо. Растолкав всех, он метнулся к Миньке. Стрелу уже вытащили из тела. Не долго думая, князь прижал ее наконечник прямо к темно-красному камню своего перстня и с ужасом увидел, как тот начинает понемногу темнеть, постепенно превращаясь в светло-синий.

– Фу-у, – с некоторым облегчением вздохнул он еще через несколько секунд, поняв, что дальше тот свой цвет менять не станет.

– А ну-ка, – отодвинул он усатого дружинника с чистой тряпицей в руке. – Потом перевяжешь. – И, опустившись на колени, припал губами к ране.

Отсасывал Константин кровь, поминутно сплевывая ее, довольно-таки долго. Наконец решил, что хватит. Он встал, заметив, как недоуменно, а некоторые и с откровенным страхом в глазах, смотрят на него, неловко вытер с губ остатки крови и пояснил:

– Стрела отравлена. А теперь ладью! – рявкнул он что есть мочи. – Живо!

Не прошло и пятнадцати минут, как узкая небольшая ладья с хищно изогнутым резным носом не плыла – летела по Проне. Десять пар весел выжимали из себя все, что могли.

– Как мыслишь – дотянем? – чуть ли не через каждые десять минут спрашивал Славка.

Губы его дрожали, а сам он был весь белый как полотно.

– Должны, – терпеливо отвечал на каждый его вопрос Константин. – Лишь бы Доброгнева на месте была.

До Рязани оставалось плыть еще верст десять-пятнадцать, когда Константин ощутил странный запах. Некоторое время он не мог осознать, в чем дело и что именно его так встревожило. Затем понял – это был запах дыма.