Око Марены - Валерий Елманов

Одно только сомнение у них было. Гладко князь стелет, да как бы жестко спать не пришлось. Все ж таки что ни говори, а бунт есть бунт. Кто-то все равно должен отвечать, так вот как бы не сменил Константин милость на гнев, после того как в город войдет. Однако рязанский князь в присутствии многих видоков из пронского посольства еще раз все слова свои повторил. И что он все грехи прошлые отпустит безнаказанно, и что виновных искать не будет, благо, что самый главный давно известен – Гремислав, который с толку всех сбил. А что до убытков касаемо, то и тут возьмет он с града по-божески. Ничего ему не надо, токмо людишек в помочь на работы земляные, да харч для войска, да еще мастеровых добрых, чтобы подсобили новый град поставить.

На том икону целовал и на мече поклялся. Словом, ежели клятву порушит – либо Перун-громовержец, либо Илья-пророк, но кто-то Константина непременно приложит так, что мало не покажется. После того порешили торжественную встречу организовать на завтра, чтоб все как положено, чин по чину, с попами, хоругвями и иконами. На том и разъехались – прончане в град свой, встречу готовить, а Константин с Николаем, что посольство принимали, спать завалились пораньше – завтрашний день предстоял быть напряженным, а посему нужно было хорошенечко выспаться.

Однако наутро приключился казус. Едва горожане проснулись, как дружно ахнули. Двое ворот у города нараспашку открыты, а вместо стражи городской, которая невесть куда делась, откуда ни возьмись, сурового вида молодцы из княжьего войска стоят. И взгляд у них такой, что не подступишься. Да еще и мечи наголо.

«Ну, вот и все. Сорвал, видать, с себя Константин личину доброты да милости. Теперь держись», – перешептывались боязливо горожане, а у самих один вопрос в глазах застыл: «Поруб, полон иль сразу резать учнет». Многие тут же, за голову схватившись, начали припоминать, как он тут с братцем Глебом несколько лет назад лютовал. Одно лишь отличие – тогда братец его всем заправлял, а ныне он сам.

И не только в главном белокаменном храме архистратига Михаила, но и во всех прочих деревянных церквях города народу в то утро было – не протолкнуться. Каждый норовил свечу поставить Матери Божьей, заступнице за весь род людской, каждый причастился, каждый в грехах покаялся. А потом, делать нечего, решили, как и вчера договаривались, выйти князю навстречу с изъявлением покорности, с хлебом-солью на рушниках расшитых и священников вперед выставили… У каждого в трясущихся от страха руках святой образ… Двинулись…

А в это время в своем княжеском шатре Константин на все корки материл понурого, с опущенной головой, верховного воеводу Рязанского княжества Вячеслава. Правда, на сурового военачальника он в те минуты походил слабо. Даже на бесшабашного спецназовца не очень-то тянул. Скорее на напроказившего мальчишку, чей спрятанный дневник с добрым десятком двоек был неожиданно найден рассерженным отцом.

– Мало того, что ты все бросил и из Рязани сбежал втихую, так ты еще и здесь мне ухитрился напакостить! – орал Константин, будучи не в силах сдерживаться и поминутно переходя на такие выражения, которым немало подивились бы даже бывалые одесские грузчики в порту.

– Я же говорю – не тайком. Константину поручил за городом смотреть.

– Да за ним самим еще смотреть и смотреть! Он же молодой совсем!

– Ну сказал же – за Ратьшей еще послал. Даже подсчитать все успел. Два дня на дорогу. День на сборы. Два дня назад. Всего пять. А я только на четвертые сутки уехал. Так что Константину всего-то два дня и осталось одному рулить.

– А потом?

– А потом будет шикарный сплав зрелого опыта и бесшабашной молодости. Любая армия мира усохнет от зависти. Да и спокойно везде. Тезка твой ростовский жив – мне об этом рассказывал один купец буквально перед моим отъездом сюда…

– Бегством!

– Нет, отъездом. И вообще, вместо того чтобы спасибо сказать за город взятый, ты меня вот уже два часа костеришь. Хороша благодарность.

– Тьфу, идиот, – сплюнул в сердцах Константин. – Да тебя за одно это взятие убить надо. Все мне запорол, а потом еще нагло залез ко мне в шатер и замяукал: «Сюрприз». За один такой сюрприз тебя надо сразу и четвертовать, и повесить.

– Не получится, – заметил Славка. – Если четвертуешь, то вешать уже не за что станет.

– А тебя и так не за что вешать! Головы-то на плечах нет! – не остался в долгу Константин.

– А чем же тогда я ем? – искренне изумился Славка. – И потом опять же шапка.

– Это не доказательство, – безапелляционно заявил князь. – И вообще – скройся с глаз моих долой, а то зашибу ненароком.

– Хотел, как лучше, – забубнил Славка обиженно. – Думал, подъеду тихонечко. Подниму свой спецназ по тревоге, до утра город возьму, на все посты людей расставлю и пойду дорогого любимого князя будить. Представляешь, – оживился он. – Ты усталый, измученный, полночи по кровати катаешься, все думаешь, как город взять. К утру только засыпаешь, весь проблемами изнуренный, а я тебя бужу и говорю: «С днем рожденья, дорогой княже».

– С каким еще днем рождения? – недоуменно уставился Константин на воеводу. – У меня оно в октябре.

– Как?! – остолбенел Славка и сокрушенно схватился за голову. – Ну точно, перепутал, – простонал он. – Это же у отца Николая в июле. Ах я балда.

Впрочем, очень на удивление быстро оправился и гордо заявил:

– А город я все-таки взял.

– Да он и так мой был, – простонал князь. – Все уже договорено было. Меня ж хлебом-солью должны были встретить.

– Это все слова, – заметил Славка. – А я для надежности его сам взял.

Константин, перестав метаться по шатру, подошел поближе к воеводе и некоторое время внимательно его разглядывал с выражением глубокой задумчивости на лице. Спустя минуту он устало вздохнул и вынес окончательный диагноз:

– Клинический идиот. Настолько безнадежный случай, что тут только гильотина может помочь.

– А может, вначале терапевтически? – робко предложил Славка. – Чего уж сразу к таким радикальным мерам переходить? Ну, погорячился человек. Но ведь исключительно из добрых чувств.

– А что бы ты сказал, если бы кто-то из добрых чувств свой дом поджег, чтобы от клопов избавиться?

– Его проблемы, – пожал плечами Славка. – Ему ж на улице спать придется. Я-то здесь при чем?

– При том, что ты мой дом запалил! – взвыл Константин.

– Зато клопов не будет, – нашелся воевода и быстро уклонился в сторону.

Массивный кубок из серебра просвистел мимо его уха.

– Подарок, что ли? – недоуменно переспросил он у князя и вновь отпрыгнул в сторону.

Вторая попытка Константина была еще менее удачной, чем первая.

– Так я от тебя с целым сервизом выйду. Нет, мне, конечно, приятно, дари, пожалуйста, – заторопился он, пристально наблюдая, как князь вертит в руках последний кубок. – Только я за тебя волнуюсь. Сам-то из чего пить станешь?

– Сколько трупов? – отставил Константин в сторону кубок.

– Вот с этого и надо было начинать, – удовлетворенно заметил Славка. – Только не надо мне говорить, что тебе лучше знать – с чего начинать. Ты не папаша Мюллер, хотя временами, вот как сегодня, здорово похож, а я уж точно не штандартенфюрер Штирлиц.

– Ты не юли. Я спросил, сколько трупов после твоих орлов осталось?

– Да ни одного. Даже тяжелораненых нет.

– Это среди них самих. А я имею в виду городскую стражу, – уточнил Константин.

– Ну я же сам стариной тряхнул, – развел руками воевода. – И потом это наш русский город. Можно сказать – свои, только временно заблуждающиеся. Значит, пару ребер одному сломали, кажется. Бугай оказался. И еще одному руку вывихнули, но уже вправили. И все. Но я их накажу, – тут же торопливо произнес он.

– Их-то за что? – буркнул Константин. – Это не в меру услужливого командира наказывать надо.

В это время в палатку осторожно заглянул отец Николай:

– Там процессия идет. Уже из ворот вышла. Надо бы тебе, княже, навстречу к ним…

Константин с тяжким вздохом подался на выход. А торжественный марш горожан с повинной головой, затаив дыхание, приближался все ближе и ближе.

– Ох, что сейчас будет, – пробормотал он вполголоса, но деваться было некуда.

Впрочем, его опасения были напрасны. О ночном взятии города никто из горожан так и не заикнулся. Вначале было не до того – все ждали, что будет делать князь и не начнет ли он лютовать. А уж потом не спрашивали по принципу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Коли князь молчит, то и мы помолчим.

И лишь к вечеру, на торжественном пиру один из изрядно подпивших дядек-пестунов малолетнего княжича Александра не выдержал и все-таки спросил Константина. Мгновенно в просторной трапезной воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа рязанского князя. Но Константин уже не был застигнут врасплох.

– А для того я оное содеял, – мужественно взял он вину воеводы на себя, – дабы вы все воочию уразумели, что ежели бы я восхотеша град ваш поять, так он токмо до первой ночи бы устоял, а далее… – тут он многозначительно усмехнулся. – Далее все узрели, что нет таких градов на Руси, кои мой славный воевода на копье взять бы не смог. – И, наклонившись к сидящему рядом Вячеславу, шепотом добавил: – Жаль только, что он на это у своего князя разрешения не всегда спрашивает – хочет он того или нет.