Грязная любовь - Меган Харт

Мой дом старый, а я еще не оборудовала его вентилятором. В столовой нет окон, поэтому долго красить здесь невозможно. Когда Гевин поднял рубашку, чтобы вытереть лицо, мне бросились в глаза отметины на его животе.

Я насчитала шесть штук. Прямые красные линии, с покрасневшей и опухшей вокруг них кожей. Кошка так не царапает. Если только не какая-нибудь необычная, например с пятью подушечками на лапе и со знанием того, куда вонзать когти.

Притворяться, что ничего не замечаю, я больше не могла. Особенно учитывая свое прошлое, когда мне позарез нужно было с кем-то поделиться, но сказать я боялась, а меня никто не спросил. Принцесса-бродяжка, может быть, единственная, способная помочь самой себе, в одиночку справившись с Черным рыцарем, но я нуждалась в поддержке, но так ее и не дождалась.

– Гевин, подойди сюда.

Он повернулся, держа только что обмакнутый в краску ролик в руке. Должно быть, было в моем лице что-то такое, что заставило его занервничать, потому как он вдруг побледнел, но ролик все-таки отложил.

– Зачем?

Я жестом поманила его к себе:

– Подойди.

Он неохотно приблизился. Лицо его стало замкнутым, он сложил руки на груди. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, затем я обернулась и выключила музыку. Теперь мы стояли в полной тишине, но она била по ушам сильнее любого шума.

– Подними рубашку, – велела я.

Он покачал головой. Я положила ладонь на его руку, и мое сердце сжалось, когда он моргнул. Он не сделал попытки от меня отодвинуться, но я чувствовала, как напряглось его тело.

– Я просто хочу взглянуть, Гэв.

Он снова покачал головой. Тупик. Он не уступит, а я не могу его заставить сделать то, что мне нужно. Я не стала ничего говорить, но и руки его не выпустила, слегка сжав его предплечье, чтобы он не попятился от меня. Гевин продолжал стоять. Прошло еще несколько секунд. Затем он поднял рубашку.

Сохраняя нейтральное выражение лица, я взглянула на его порезы.

– Кажется, они воспалились.

– Терпимо, – сказал Гевин, но его голос слегка дрожал, а мышцы руки, которую я держала, так сильно напряглись, что она стала почти каменной.

– Ты их чем-нибудь обработал? Зачем тебе инфекция?

– Я… Нет. – Его голос упал.

Я мягко положила ладонь на воспаленное место.

– Кожа горячая. Не очень хороший знак. Что это?

– Стекло.

Я слегка сжала его плечо и выпрямилась.

– Пошли наверх. Надо их обработать.

Я убрала руку и направилась к лестнице. Я была почти убеждена в том, что Гевин за мной не последует, что сразу же сбежит. Он поднялся вслед за мной в ванную комнату, ни слова не говоря, сел на крышку унитаза и стал ждать, пока я доставала аптечку, выкладывая антисептическую мазь, перекись водорода и пластыри.

– Сними рубашку – так мне будет легче обработать.

Гевин стянул рубашку через голову. Я перекинула ее через край раковины. Его грудь, предплечья и живот были испещрены крест-накрест бледными линиями, тогда как на животе раны явно были еще свежими. Я аккуратно очистила их тампоном с перекисью водорода. Он зашипел, когда перекись вошла в контакт с кожей, но остался стоять на месте. После этого я нанесла на порезы мазь и наклеила пластыри. Обработать его порезы я обработала, но скрыть их совсем было невозможно.

– Что-нибудь хочешь добавить? – спросила я, глядя ему в лицо.

Гевин в который уже раз покачал головой, но не сделал попытки скрыть их от меня, надев рубашку. Выкинув обертки от пластырей, я молча закрыла пузырек с перекисью и тюбик с мазью. Вымыла руки. Гевин продолжал сидеть. Его плечи задрожали, и я подумала, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать.

Я не знала, как к этому подступиться. Как убедить Гевина мне довериться. Не знала, как я вообще могу уменьшить чьи-либо страдания. Когда я видела слезы, мне всегда хотелось бежать. В этот раз я коснулась его плеча и произнесла:

– Гевин… – Больше ничего добавить я не смогла, однако он вдруг разразился слезами, как перепуганный ребенок.

Сама не поняла как, но я обняла его и прижала к себе. Он уткнулся мне горячим лицом в шею. Он был так худ, что выпиравшие лопатки делали мне больно, но я только сильнее прижала его к себе.

– Она не касается меня даже пальцем, – прошептал он голосом, полным стыда и презрения к себе. – Ни разу меня не обняла и не сказала, что любит меня. Она помешалась на нем.

Я гладила его по выпуклостям спины, стараясь его успокоить.

– Поэтому ты порезал себя?

Он выпрямился, вытер слезы на заплаканном лице.

– По крайней мере тогда я убеждаюсь, что жив, что могу чувствовать. Я должен что-нибудь чувствовать.

– Ты говорил с ней об этом?

Гевин заколебался, затем покачал головой:

– Я пытался, но она не захотела меня слушать.

Я подала ему рубашку. После того как он ее надел, я подала ему бумажную салфетку. Он высморкался, вытер глаза и, не глядя на меня, бросил ее в мусорное ведро.

– А сам ты как думаешь? Почему твоя мать тебя не обнимает?

– Потому что ненавидит меня. Впрочем, не знаю.

У меня не было слов, чтобы его утешить. Хотя бы потому, что я была не тем человеком, который мог бы помочь советом в налаживании отношений с матерью. Намочив тряпку холодной водой, я протянула ее Гевину:

– Вытри лицо.

Он чуть смущенно мне улыбнулся, но обтер лицо и повесил тряпку на раковину.

– Ты скажешь моей маме?

– А ты этого хочешь?

Он ответил не сразу.

– Нет.

– Гевин, я за тебя волнуюсь. Я не хочу, чтобы ты наносил себе порезы. Когда тебе плохо, не нужно заниматься самоистязанием. – Я наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза, внезапно почувствовав себя гораздо более старой. Старой, но при этом абсолютно бесполезной, уча его справляться с бедами, будучи не в состоянии наладить свою собственную жизнь.

– А что мне остается? Выпивка? Травка? Нет, спасибо. Мой старик был крутым укурком. Я не хочу становиться похожим на него. Я просто хочу чувствовать что-нибудь. Чувствовать себя живым, а не памятником.

Необыкновенная проницательность для пятнадцатилетнего пацана.

– Но резать себя – это все-таки не выход.

Он пожал плечами, глядя в пол.

– Так ты скажешь моей маме или нет?

– Если я скажу… Как ты думаешь, что она тогда сделает? – Сидеть на краю ванны было неудобно и больно, но я не встала.

Он пожал плечами:

– Откуда я знаю? Может, ничего. А может, начнет вопить.

– А если она не станет вопить, а постарается тебе помочь? – предположила я.

Он поднял глаза, но в его глазах была пустота.

– Ты думаешь, я спятил?

– Нет, Гевин, я так совсем не думаю. – Я покачала головой и взяла его руку. – Я просто знаю, что иногда легче делать вещи, которые ты знаешь, что делать не следует, но все равно продолжаешь их делать, потому что это отвлекает от того, что еще сильнее причиняет боль.