КВАЗИ - Сергей Лукьяненко

– В Москве тысячи мест, где есть термостаты. И десятки тысяч, наверное, где есть мыши. Всякие зооуголки, зоомагазины, любители животных… – Михаил махнул рукой. – Мне кажется, мы на верном пути, Денис. Но теперь нужна хорошая догадка. Это – твоя епархия.

– Что такое епархия? – спросил я, размышляя.

– Да ладно, – Михаил усмехнулся, – не строй из себя тупого мента. Может, ты и равнодушен к делам церковным, но книжки явно читал.

Я фыркнул, но в душе мне было приятно.

– Много было свободного времени, – сказал я. – Пить, к сожалению, всё время невозможно. Чтение – хорошая замена водке… Так что делаем? По зоомагазинам ходим? По приютам для животных? «Не сдавал ли вам покойный профессор на передержку мышь, заражённую смертоносным вирусом?»

Михаил сделал вид, что всерьёз обдумывает это предложение. А может, и обдумывал. Кто их, кваzи, знает.

– Давай всё-таки не будем спешить, – сказал он. – Лучше подумать перед работой, чем приступать к ненужным действиям.

– Позиция лентяя, – восхищённо сказал я. – Уважаю!

– Это чистая логика! – возмутился Михаил. – Приступив к ненужной работе, очень трудно понять её ненужность. В итоге больше времени тратится на выполнение излишних действий, чем на выработку правильного регламента работ.

– Логичная лень! – Я всплеснул руками, вскочил из-за стола. – Михаил, ты придал моей жизни новый смысл. Давай думать.

– Но поскольку тратить время впустую неправильно, то думать надо во время выполнения рутинной и скучной работы, – сказал Михаил. Взял с моего стола рапорты и заявления, начал перелистывать. – Что-нибудь скучное, но полезное для общества.

– Я так не играю, – сказал я. Пошёл к шкафчику, достал с полки свою любимую кружку. – Пойду кофе у девчонок попрошу.

– Вы утром с Анастасией и так пили кофе, – сказал Михаил. – Много кофе – вредно.

– Откуда ты…

– Запах.

– Ах да. Ходячий газоанализатор. – Я кивнул.

– Вот, любопытно… – Михаил отложил листки, оставив в руках один – распечатку е-мейла. Видимо, пришёл на электронную почту или на сайт отделения, а утром мне положили на стол. – Гражданка Файзулина просит взять под стражу её сына Руслана, семнадцати лет, поскольку тот одержим мыслью совершения самоубийства для превращения в кваzи.

– Это в ПДН, – сказал я. – В подразделение по делам несовершеннолетних. Хотя нет, они – до шестнадцати.

– Пишет, что там отказали. И психологи отказали.

– Как это? – возмутился я.

– Потому что на беседах мальчик утверждает, что никаких самоубийств не планирует, кваzи хочет стать «в своё время», производит впечатление жизнерадостного и вменяемого. А мама сама состоит на учёте в психоневрологическом. Видимо, её мнению не доверяют.

– И что мы можем поделать? – Я развёл руками. – Под стражу взять? Бред. Поговорить? Ну так с ним специалисты говорили и ни к чему не пришли. Может, ей всё-таки к врачам обратиться?

Михаил укоризненно смотрел на меня.

– Ладно, – вздохнул я. – Поехали. Поговорим с молодым человеком. Ты ему расскажешь, чего стоит возвышение, и он передумает.

– Я не расскажу, – нахмурился Михаил.

– Тогда возьмёшь ремень и выпорешь. Поехали, в конце концов, отметим в рапорте, что провели предупредительную беседу. А то и впрямь покончит с собой, недоросль, а на нас всех собак навесят. Где он живёт?

– Краснобогатырская, дом один, корпус два. – Михаил подумал и добавил: – Возле Преображенской площади.

– Да знаю я, где это. – Я нахмурился. – Стоп. Как это к нам попало? Не наш район, Михаил. Можем не реагировать.

Михаил некоторое время изучал распечатку. Потом кивнул:

– Ну конечно! Письмо направлено во все отделения полиции города Москвы.

– Пусть министру напишет, – посоветовал я.

– Министру тоже есть копия.

– Тогда в ООН. И в Спортлото. Не наш район, Михаил. Мы не то что не обязаны реагировать, мы даже не имеем на это права!

– Женщина явно в отчаянии, – заметил Михаил.

Я вздохнул, отобрал у него листок, стал проглядывать. Письмо было сумбурным, с массой ненужных подробностей, в основном касающихся того, какой Руслан «славный умный мальчик» – ну понятное дело, это же письмо матери. Я дочитал уже почти до конца, когда царапнувшая сознание фраза заставила вернуться к середине текста.

– Михаил, а мы поедем, – сказал я.

– Да? – Михаил вопросительно приподнял бровь.

– «…круглый отличник, занимается в кружке «Юный биохимик»…»

Михаил непонимающе смотрел на меня.

– В институте, где работал Томилин, на стене висело расписание работы кружка «Юный биохимик».

– Мало ли таких кружков… – сказал Михаил, но явно оживился, насколько это возможно для кваzи.

– «…хотел стать профессором, как его руководитель…»

– Все дети хотят стать профессорами, а не дворниками, – заметил Михаил. Потом кивнул: – Ладно, что это я? Невероятно, но факт. Поехали.

Тесак, которым обзавёлся Борис после первого боя, был куда хуже моего мачете. Но орудовал им сержант с энтузиазмом, заменяющим опыт.

Возле музея нам попался всего один восставший – он сидел на корточках на броне танка и жрал живую ворону. Как он её поймал – ума не приложу, вороны очень умные птицы. Восставший крепко сжимал ворону за голову и каркать та не могла, только дёргалась, когда восставший откусывал у неё куски плоти.

– Ах ты ж, тварь богомерзкая… – сказал Борис и пошёл к восставшему. По виду и остаткам костюма восставший был типичный молодой подмосковный гопник, он и сидел-то в характерной позе. Только вместо семечек у него была ворона.

При виде Бориса восставший засуетился и начал глодать ворону быстрее. Видимо, никак не мог оторваться даже ради более крупной и вкусной добычи.

Сержант убил восставшего пятью или шестью ударами, причём все, кроме первого, были излишни – он отсёк ему голову. Потом Борис добил искалеченную ворону.

Он, конечно, был грубым солдафоном, откровенным мужланом, строил из себя мачо, а его взгляды на прекрасный пол ужасно огорчили бы всех женщин на свете. Но среди толпы восставших мертвецов он был куда лучшим спутником, чем самый тонкий, рафинированный, интеллигентный, политкорректный и толерантный педераст.

Отомстив за бедную птицу, Борис мгновенно успокоился, и мы пошли к музею. Старые танки мёртвыми изваяниями застыли вокруг.

– Если превращусь в такое – убьёшь меня, – сказал Борис. – Понял? Я человеком жил, человеком и умру.