Чужая война - Letroz

— Рейланд, на кой фиг нам столько еды? Ты вправду собрался накормить всю свою армию?

— Ноа, я не могу больше есть эти сухари! У меня уже непереносимость окаменевшего хлеба!

— В таком случае, у меня непереносимость твоего нытья!

Сошлись на том, что всё же есть будем сухари — как лёгкую, почти не портящуюся альтернативу всему остальному, но готовить их будет Кейтлетт, что было не самым плохим вариантом. Хотя идея о том, что могла приготовить Ноа, имея в распоряжении нормальный набор продуктов, меня заинтриговала.

Дальше начались споры по поводу снаряжения. Учитывая, что у нас была карта и вообще горы уже заканчивались, я хотел брать по минимуму лишнего веса.

У моей спутницы, разумеется, был свой взгляд на эту проблему. Ноа, судя по всему, собиралась брать все встреченные неровности рельефа альпинистским штурмом, вне зависимости от того, был ли в этом какой-то смысл.

— Ноа, ты когда-нибудь слышала выражение: «Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдет»?

— Нет. Но тогда что ты забыл посреди гор, умный ты наш Рейланд?

— Это исключение, я — храбрый!

Закончились все эти споры тем, что мы сошлись на некоем промежуточном варианте. Иначе говоря, лагерь охотников мы покинули налегке: не взяв ни нормальной еды, ни запаса снаряжения.

Далее последовало долгое, но неизбежное прощание с грифоном, который, пользуясь правом сильного, снова облизал Ноа, которая изо всех сил изображала то, что ей это якобы нравится. Впрочем, бухтела она после этого раза в два меньше обычного, так что кто знает, может, ей и вправду понравилось.

Кейтлетт даже предложила, уж не знаю, в шутку или серьёзно, полететь верхом на грифоне. От одной мысли, что придётся подниматься на огромную высоту, сидя вдвоем без седла и других креплений на здоровенной птице-кошке, мне стало плохо.

Пройти весь этот путь, в конце решить сэкономить день и разбиться в горах? Такой финал был не по мне. Вот если бы грифон объявился на первый же день и позволил легко нагнать мою армию — я бы сам на него запрыгнул.

***

После всех этих задержек абсолютно не удивительно, что мы с Ноа до заката только-только подошли к ущелью с неблагозвучным названием «Мёртвый ветер».

— Меня всегда забавляла эта манера называть различные географические объекты сугубо отрицательными прилагательными, — задумчиво завёл я разговор, после того как мы разложили небольшой лагерь. — Если лес, то обязательно «тёмный», «сумрачный», «мрачный», словно географа в детстве обидела берёза. Или взять те же ущелья…

— Но есть же и обратные примеры. Например, река, что разделяет Риверкросс и Тофхельм, называется «Королевская», — заметила Ноа. — Вряд ли автор названия закладывал в него какой-либо отрицательный смысл.

— Может, он был якобинцем? — только по растерянному взгляду Ноа мне удалось понять, что я ляпнул что-то не то. — Ну, антимонархист, в смысле…

Судя по тому, что скепсиса в её взгляде не стало меньше, мне лучше было бы замолчать — так оставался шанс сойти хотя бы за глупого, а не за сумасшедшего.

Ноа закончила кашеварить и, протянув мне миску, присела рядом. Несмотря на посредственный внешний вид пищи, на вкус получилось отменно.

— Спасибо, — искренне поблагодарил её я, принимаясь за ужин.

— Как так, неужели обойдёмся без шутки о том, что эта еда ещё одно доказательство тому, что место женщины на кухне? — притворно удивилась Кейтлетт.

— А ты правда так считаешь? — поинтересовался я.

— Неважно, что там думает какая-то Ноа Кейтлетт, если так считают все окружающие.

— Ну так и пускай идут в Занзебал пешком, если они так считают. Давайте вообще жить одними стереотипами: мужик должен дубиной добывать мясо, женщина его готовить на огромном кострище, расположенном не иначе как в пещере. Отож заживём! Счастье, примитивизм, зае, кхем, забодай меня мамонт.

— Что такое мамонт? — с улыбкой уточнила Кейтлетт, дождавшись паузы в речи.

— Волосатый слон… — прикусив себя за слишком длинный язык, на котором уже живого места не было, неуверенно попытался объяснить я.

— Что такое слон? — не поняла Ноа.

— Представь себе мышь весом в пять тонн с хоботом и здоровенными ушами.

Некоторое время Кейтлетт смотрела на меня как на сумасшедшего, а затем рассмеялась:

— Ну у тебя и фантазия, Рейланд!

Поняв, что ещё чуть-чуть — и она поинтересуется, не вдохновляюсь ли я интересными вещами, пришлось оперативно менять тему.

— Знаю девушек, которых к кухне нельзя подпускать под страхом смерти. — Мне сразу вспомнилась «кухня» Миюми, половина которой была крайне вкусной, а вторая не менее опасной для здоровья.

— Да ну?

Кейтлетт явно со мной играла, но тем не менее ответил я вполне серьёзно.

— Взять хотя бы мою помощницу — Миюми Цион… — Вопрос, застывший на лице Ноа, был столь очевидным, что пришлось ответить сначала на него. — Да, они родственники. И поверь, то, что твоего можно заставить готовить лишь под страхом смерти, — ещё не худший из вариантов.

— Хм, а эту Миюми прислали конкретно тебе или так, вольным нарядом?

Мне показалось, что она ревнует, поэтому перед ответом пришлось немного порыться в памяти Рейланда Рора.

— Её отец буквально засыпал меня письмами, содержащими просьбы взять его дочь в свои помощницы. Учитывая, что он — камердинер короля, выбор не такой уж и большой.

— Выходит, сосватать решил! — ехидно констатировала Ноа.

— Думаешь?

— Угу. Без шуток, достаточно распространенный способ.

— Бред же? — Я не поверил. — Как это может сработать?

— Другие мужчины, которые проводят на Играх по два-три месяца, считают иначе, — Ноа окинула меня странным, немного удивлённым взглядом.

До меня наконец дошло, что она имела в виду. Честно говоря, после того как проходил мой обычный день командующего, если и оставалось время и силы подумать о сексе, то исключительно со своей кроватью. Предельно грязный половой акт длинною в пять-шесть часов непрерывного сна.

— Разве у тебя помощником был не этот, — принялась вспоминать Ноа, — сутулый такой, рыжий, ты с ним каждые Игры просто не расставался.

И вправду, предыдущие игры Рейланда сопровождал другой адъютант.

— Рунфур Редо. Он сломал ногу и никак не может восстановиться.

Как и в случае с «сэрами», эта фраза вылетела у меня абсолютно рефлекторно, словно моему альтер-эго приходилось часто повторять и это. Что было странно.

Почему-то при одной мысли о Рунфуре я ощутил себя неприятно. Решив, что чужое грязное бельё не моего ума дело, мой мозг переключился на иное.

Ответный вопрос по поводу адъютанта Ноа так и витал в воздухе, вот только ответ мне был известен заранее. Кейтлетт была