Любитель историй - kostik

Сжав губы, моряк собирался было кивнуть, но

остановился, задумчиво теребя цепочку дорогих часов.

- Если вы будите молчать, я стану нервничать еще больше,

- заметила девушка.

Сейл наградил ее рассеянным взглядом.

- Я готова встать на вашу сторону, если вы объясните мне

причину вашего беспокойства, - наконец произнесла Клер,

решив, что так будет правильней всего.

- Безусловно, - внезапно согласился моряк.

Оставив в покое цепочку от часов, он так и не открыл

крышку, чтобы взглянуть на циферблат.

- Что - безусловно? – не поняла Клер.

- Безусловно, вы правы, мисс Джейсон. Я приятно удивлен,

что вы не оставили без внимания мой рассказ. Но, к

сожалению, в данный момент, я не смогу поведать вам

окончание этой странной истории. Меня ожидают. Прошу

меня простить…

Он решительно открыл дверь и уже переступил порог,

когда почувствовал ее руки, цепко державшие его за лацкан

камзола.

- Я вас так просто не опущу, - голос девушки раздался

решительно, отметая всякие возражения. – Скажите, ваши

дела касаются моего брата?

Скиталец освободился с легкостью, одним движением.

Его ладони коснулись плеч Клер. Проникновенный взгляд

был красноречивее слов. И все-таки он ответил:

- Я не хочу говорить многообещающих фраз. И прошу вас

запастись терпением. Я обещал спасти Рика, и не отрекусь

от своих слов ни за что на свете. Обещайте мне, что

дождетесь меня. Всего пару часов, не больше. Я не подведу

вас!

Его руки легко отстранили Клер в сторону. Ее губы

дрогнули – она не хотела отпускать своего спасителя, желая

быть рядом, помочь, сделать что угодно, только не

оставаться в этих четырех стенах, в ожидании очередного

визита.

Дверь захлопнулась, исключив бессмысленные уговоры.

Ключ несколько раз повернулся в замке и наступила

тишина.

Едва держась на ногах Клер дошла до середины комнаты и

обессилено упала на пол, не в силах сдерживать

нахлынувшие эмоции. Находясь с братом в одном городе,

она, словно отдалилась о него на тысячи миль. И ни письмо,

ни ее отчаянный голос не мог дотянуться до Рика, передав

ему скромную весточку. Невыносимое, томительное

ожидание в очередной раз поглотило девушку, сковав ее

тело путами опустошения.

* * *

Последнее слово далось ему с невероятной трудностью,

будто что-то внутри оборвалось и лишило его разом всех

навыков. Почерк испортился окончательно, изобразив

вместо идеально ровного завитка пузатую и корявую букву.

Силы были на исходе.

С того самого дня как Рик начал помогать отцу, он

напрочь лишился сна. Ночные кошмары больше не мучили

его в час безмятежности. Теперь они являлись ему наяву. Не

успев закончить абзац и отложить перо в сторону, юноша

погружался в мысленные картины, с одной лишь разницей –

роль отца в этих грезах исполнял совсем другой человек.

Тот, кого он пытался забыть, но так и не смог. Медленной

поступью чужак приближался к дверям, садился за стол и

заводил разговор. Слов Рик не слышал, но точно знал, что

мистер Сквидли говорит о прошлом - о тех событиях,

которые стали причиной смерти: его отца, крючконосого

старьевщика и всех остальных кто, так или иначе,

попадался на жизненном пути младшего-Джейсона.

Когда Сквидли расправлялся со своими знакомыми

благодаря призрачным паукам, сотканным из дыма трубки,

Рик кричал, закрывал уши руками, стараясь отстраниться от

ужасного зрелища. И навсегда забыть вчерашний день. Ведь

это именно он, собственными руками, подготовил

крохотных воинов к нападению. Открыв книгу о пауках,

только он и никто иной, перенес на страницы сочинения их

повадки и умения поражать человека в самые жизненно

важные органы.

Нервная дрожь охватила юношу, заставив его вскочить со

своего места и решительно ринуться к двери. Ему не

хватало воздуха, самую малость, всего лишь крохотный

глоток, который сможет продавить ком внезапно

возникший в горле. Но выбраться из собственного дома

было не так-то просто. Дверь в кабинет откликнулась

коротким щелчком замка, а ставни окон оказались прочнее

стали, - и впору было думать, будто дом подчинил себе

своего хозяина, превратившись из старого уютного жилища,

в мерзкую сырую темницу.

Еще одна неудачная попытка заставила Рика в отчаянье

забиться в угол, укрывшись от чужого мира. Единственной

надеждой на спасения был отец. Но последние дни он

являлся к нему крайне редко и практически не общался с

сыном, требуя лишь одного.

Писать! Строку за строкой! Страницу за страницей!

Стачивая одно перо за другим, несмотря на голод и

бессилие он требовал от Рика невозможное.

Лиджебай больше не выдумывал новые правила. Он

просто приказывал – и ослушаться его казалось чем-то

немыслимым.

Порой Рику чудилось, что отец говорит чужими словами,

будто кто-то или что-то управляет его помыслами, но в

другую минуту, он отказывался от столь абсурдной мысли.

Лиджебай Джейсон – твердый, уверенный в себе человек

не мог подчиняться, у него в крови был дух лидерства, и

никто бы не заставил его выполнять чужие поручения.

Разве что… Нет, юноша даже не допускал подобного

стечения обстоятельств.

Последние дни сильно надломили Рика. Ни на миг не

отпуская воспоминания о мистере Сквидли, он лишь

единожды вспомнил о сестре и тут же произнес короткую

молитву, чтобы Господь не оставил ее в трудный час.

Родственная связь не заставила себя ждать - в ту же ночь

юноша услышал голос Клер. Она тоже взывала о помощи,

но не своей - а брата. Она умоляла его вернуться, отказаться

от тяжелой работы. Сестра плакала, продолжая упрашивать.

Она заклинала, чтобы он одумался. Говорила, что Рик попал

под чужое влияние, что его помыслами и желаниями

управляет зло.

Дальше он не слушал…

Не мог вынести подобной чуши. Вся правда, заставлявшая

Рика поступать так, а не иначе, улетучилась в одночасье. И

хотя он до последнего верил, что с ним говорит именно

Клер, в последний миг бледное девичье лицо изменилось,

приняв знакомые грубые очертания мистера Сквидли.

Тогда- то юноша понял, что опасность никуда не

подевалась и лишь выжидает его ошибки.

Всю ночь Рик провел в молитвах. Оказавшись в западне,

он ощущал незримое присутствие постороннего соглядатая:

только что он мог с этим поделать.

Последняя беседа с отцом не внушила ему новых надежд,

окончательно уничтожив старые. Призрак Лиджебая

больше не говорил с ним о Клер, не рассуждал о спасении

семьи, а лишь выдавал новые эпизоды для чертовой книги.

Представляя, как перед ним вырастают силуэты

очередных жертв, Рик холодел, в отчаянье, отбрасывая перо

в сторону. Но куда бы он не пытался спрятаться от своей

жуткой повинности, книга в кожаном переплете с красной

тесьмой и длинные гусиные перья, источающие смоляные

чернила, возникали перед его взором.

Рик понимал, что сходит с ума. Только усталость ли была

тому причиной... Юноша хотел верить именно в это.

Успокоившись, он, немного поразмыслив, наконец решил

воспринимать все жизненные лишения, постепенно, также

как в детстве усердно заучивал очередное правило отца.

Родной дом действительно превратился в живую

крепость, из которой не существовало ни единого выхода.

Путешествуя по пустым комнатам, юноша неоднократно

предпринимал попытки подойти к окну и даже приоткрыть

ставни, чтобы выглянуть на улицу. Дом позволял ему это

сделать. Но как только Рик совершал резкое движение или

умудрялся протиснуться между ставнями, деревянный

организм сжимался, пресекая любую попытку к побегу. То

же самое происходило с дверьми, дымоходом и подвалом.

Доступ ограничивался моментально, зажимая юношу в

крепкие тески неведомого стража, обладающего

невероятным чутьем.

Также Рику позволялось путешествие в страну Сытых

надежд, - так он обозвал свою крохотную кухню, которую

давно покинул запах еды. И лишь хлебные крошки еще

попадались ему во время долгой охоты в мире пустых

кастрюль и покрытых пылью тарелок.

Но вскоре голод стал мучать не так сильно как угрызения

совести. Открывая заново собственный дом, Рик словно