Чужая невеста - Ева Никольская

— Тогда, может, перерыв? — предложил "медведь", глядя на меня сверху вниз. Разница в росте у нас была нехилая: подними он руку, и я легко бы прошла у него под мышкой. Поэтому в отличие от мужчины, мне, чтобы на него посмотреть, приходилось сильно задирать голову, а от этого начинала ныть шея.

— Можно и перерыв! — заявил Эйдар, пока я обдумывала предложение. Он отложил в сторону топор и встал, отряхивая штаны. — Есть охота. А Эния сегодня пироги обещала.

— А торты она вам печет? — спросила я парня, и тоже начала отряхиваться от мелких щепок, налипших на подол платья.

— Торты? — брови мальчишки взметнулись к волосам.

— Не печет, значит, — резюмировала я. — Или печет, но по-другому называет. Ладно, я, как немного освоюсь, потом попрошусь к ней в помощницы и сделаю для вас "Пьяную вишню в шоколаде".

— Ты сделаешь? — если так пойдет и дальше, то брови Эйда останутся жить аккурат под линией волос.

— Ну, да, — стушевалась я, понимая, что замечталась и опять ляпнула лишнего. Слишком близко подпустила молодого норда, слишком привыкла к нему, начав подсознательно считать своим парнем. А свой ли он?

— Ильва увлекается кулинарией, — пришел мне на помощь "медведь". — Необычные названия, диковинные рецепты, редкие заграничные ингредиенты… Одним словом, готовит для души а не для того, чтоб ораву голодных ртов накормить. Верно, Иль?

Я согласно кивнула и мило улыбнулась Эйду.

— А, — сказал парень. — Понятно. Но я сейчас именно голодный, и хочу просто пожрать. Идем в обеденный зал? — направляясь к двери, позвал нас он. Йен развернулся, чтобы пойти следом, но я схватила его за руку и взглядом попросила остаться. — Ну, вы идете или где? — остановившись в дверях, спросила мальчишка.

— Мы чуть попозже спустимся, — сказала я ему. — Ты иди пока один. И нам поесть возьми, мы быстро.

Парень артачиться не стал, вместо этого он кивнул, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

— Ну? — спросил рыжий, когда мы остались вдвоем, не считая балдеющего в камине Лааша, который уплетал за обе щеки ярко горящее пламя. — Рассказывай, горе-путешественница, — его губы тронула мягкая улыбка.

И я, не тратя больше время на сомнения, поведала ему и про бесполого фирса, так похожего на продавщицу "чародейской лавки" из моего мира, и про воспоминание о таинственной встрече в беседке, и про розыгрыш чаши Отавии тоже. А вот про Агиру с розой и поцелуями почему-то умолчала. Просто язык не повернулся заговорить о ней: боялась выдать собственные чувства, наверное.

"Медведь" слушал и мрачнел, изредка задавая кое-какие вопросы. Потом подошел к прислоненному к стене зеркалу, которое было с него ростом, отвел в сторону свисающую белую ткань, и зачем-то спросил то, что и так было понятно:

— Это подарок от фирса?

— Ага, — подойдя к нему, кивнула я. — Хотя формально это заказ на мое имя, который был оставлен в стекольной мастерской.

Мужчина провел рукой по простой серебристой раме, тронул кончиками пальцев идеальное для этого мира стекло, и замер, глядя на наше отражение. Я тоже смотрела на нас, стоя рядом с нордом. И в голове крутился сюжет с детства любимой сказки. На фоне огромного рыжеволосого "монстра" я в своем новом теле выглядела еще более хрупкой и изящной, чем была на самом деле. И пусть высокая Валерия Бродская смотрелась бы рядом с двухметровым Йеном явно лучше, мне нынешняя разница в габаритах отчего-то даже понравилась. Было в ней что-то неправильное, но в то же время очень милое и даже возбуждающее, это заставляло сердце биться чаще, а уголки подрагивать в улыбке.

— Ты извини, — продолжая смотреть в зеркало, "медведь" осторожно убрал мне за ухо прядь, выбившуюся из короткого хвостика, перетянутого его шнурком. — Я ведь хорошо помню ту игру. Мы с Грэмом сами настояли тогда, чтобы Керр с Брэмом решили свои разногласия за столом в казино, а не в кровавых разборках, в которых страдали другие. Сай тогда просто грезил этой "волшебной" чашей, кстати, тоже привезенной в страну фирсом. Заместитель риля вообще падок на всякие редкости, а уж если за редкость надо еще и побороться, то азарт захватывает его с головой.

— Придурок он, — проворчала я, позволяя мужчине играться с моими волосами.

— Нет, Лера. На самом деле Керр хороший лэф, сильный. Смелый, преданный общине. Но характер у него поганый, тут уж не поспоришь. И методы достижения целей — тоже порой оставляют желать лучшего.

— Угу, а еще он падок на малолетних девочек, — вспомнив, через что прошла Ильва, мрачно заметила я.

Йен вздохнул, отводя взгляд, а потом сказал:

— По законам Лэфандрии в шестнадцать лет девочка уже считается взрослой и может выйти замуж, забеременеть или просто иметь близкие отношения с парнем, но… с согласия ее официального опекуна — обычно родителя или старшего брата. В редких случаях, когда лэфа оказывается сиротой, опекуном становится дальний родственник или друг.

— Сложно тут у вас с законами, — вздохнув, пробормотала я. — Вроде и все можно… вот только можно не ребенку, а опекуну. Захотел на кон поставил дочь, захотел — в бордель сдал. И все вроде как по закону, угу.

Йен поморщился и потер руками виски, словно желая унять накатившую волну боли. Потом встал за моей спиной, привычно положил мне на плечи руки и тихо сказал:

— Это исключение из правил, Лер. И за такой поступок на опекуна можно было бы донести в рильтору. Вот только отец Ильвы, — норд будто специально разграничивал меня и мою предшественницу, говоря так, — сам риль. И шансов у дочери избавиться от него до совершеннолетия, увы, не было.

— У нее их не было и после совершеннолетия, — кисло улыбнулась я то ли мужчине, то ли своему отражению в зеркале. — А у меня есть.

— Ты права.

Пальцы Йена скользнули с моего плеча на шею и поднялись до самого подбородка, нежно поглаживая при этом кожу. А потом мягко вынудили меня запрокинуть назад голову и посмотреть на склоняющегося надо мной мужчину. Его лицо было уже так близко, что я сглотнула. Теплое дыхание будоражило и обжигало. А губы вот-вот должны были коснуться моих, как мерзкое воспоминание из чужого прошлого снова всплыло перед закрывающимися глазами, и я… отвернулась, брезгливо поморщившись. Неосознанно, не специально и уж точно не из-за неприязни к Йену, но… так получилось. Мужчина без слов отпустил меня и выпрямился, став в этот миг будто еще выше, мощней… неприступней. А мне захотелось удариться головой об проклятое зеркало, в котором отражался огромный "медведь" с бесстрастной физиономией и холодными голубыми глазами.

— Так, не понял! — раздался голос из камина. — А поцелуя что, не будет?