Забавы Палача - Виктор О`Рейли

– Перестаньте, – возмутился шеф уголовной полиции. – Столько убийств за считанные дни! Да в Берне не было такого со времен французского нашествия, то есть уже лет двести! А вам бы все шуточки. Да я уже вижу заголовки в “Блике” и других скандальных листках: “БЕРНСКАЯ ПОЛИЦИЯ СЧИТАЕТ ПОСЛЕДНЮЮ СЕРИЮ УБИЙСТВ “ЗАХВАТЫВАЮЩЕ ИНТЕРЕСНОЙ”.

– Не волнуйтесь, – успокоил его фон Бек. – Зато “Бунд”, как обычно, состорожничает и выразится гораздо спокойнее, например, так: “СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ КОММЕНТИРУЕТ СТАТИСТИЧЕСКИЙ ВСПЛЕСК ПРЕСТУПНОСТИ”.

– Им и это покажется чересчур резким, – сказал Буизар. – Итак, считая Годена, мы имеем сейчас семь трупов, двоих тяжелораненых и около десятка слегка пострадавших.

– Во всяком случае, у нас есть объяснение побоищу в Доме молодежи. Я уже связался со всеми заинтересованными сторонами и получил сведения от амстердамской полиции и УКН.

– Лучше бы эти ковбои не совались в чужие дела, – мрачно сказал шеф уголовной полиции.

– Не жадничайте. В общем, картина складывается достаточно ясная. У Ван дёр Грийна пропал героин. Он решил, что наркотик украли в Доме молодежи, и вернулся туда с двумя громилами, чтобы найти вора. Американец из УКН следил за ним. Когда появился ирландец, Ван дёр Грийн разнервничался и началось черт знает что.

– В Берне никогда не было ничего подобного, – сказал шеф. – Меня не интересуют объяснения; я хочу положить этому конец.

– Что ж, работы у вас хватит. Ведь пока я говорю только о том, что не представляет собой загадки. У нас есть приемлемое объяснение убийствам в Доме молодежи; сердечный приступ Годена, согласитесь, тоже вполне понятен.

– Бедняга Годен – надо же было попасть в такой переплет. Вы знаете, одно время я служил под его началом.

– Мой отец тоже, – сказал фон Бек.

– И все-таки с Домом молодежи остаются кое-какие неясности. Во-первых, кто украл у Ван дёр Грийна героин и зачем? Собирался ли вор продать его? Или у него был другой мотив? И как там оказался ирландец? Мало ему парня, которого он сбросил с моста. Этот ирландец, похоже, лезет на неприятности, как…

Шеф полиции замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.

– Подсказать? – вежливо спросил фон Бек. Шеф бросил на него сердитый взгляд.

– И, наконец, – продолжал он, – что грозит Медведю за убийство Ван дср Грийна?

– Думаю, за Медведя можно не беспокоиться, – сказал фон Бек. – В его положении ничего другого не оставалось. Для оценки ситуации у него были считанные секунды, он сделал предупредительный оклик, рискнул жизнью и выиграл. Кроме того, Ван дёр Грийн иностранец, а стало быть, пресса не станет поднимать большого шума из-за его смерти. Вы же знаете этих любителей работать на публику.

Шеф критически окинул взглядом элегантный костюм фон Бека. Чья бы корова мычала, подумал он. Бархатная бабочка фон Бека бросалась в глаза на любой его фотографии. Газетчики любят такие детали.

Шеф попытался сосредоточиться на деле. Он поглядел на следователя.

– А как насчет того, что он стрелял из пушки сорок первого калибра?

– Конечно, шесть выстрелов в человека из такого здоровенного пистолета могут показаться газетчикам своего рода бестактностью. С другой стороны, Ван дёр Грийн, здоровяк и силач, накачанный наркотиками, представлял опасность даже после того, как в него попали первые четыре пули. – Фон Бек пожал плечами. – На месте Хейни я поступил бы точно так же.

– Говорят, Хейни завел себе еще более страшную пушку, – мрачно сказал шеф. – Он, видите ли, считает, что пистолет, из которого надо стрелять шесть раз, чтобы уложить бандита, – это игрушка, а не оружие.

– Его можно понять, – сказал фон Бек. – Итак, что вас еще интересует?

– Кто украл у Ван дёр Грийна героин?

– Судя по всему, мальчишка по имени Иво.

– Он что, торгует наркотиками?

– Наоборот. Он их ненавидит. Похоже, он уничтожил всю партию.

Шеф удивленно поднял брови.

– Вот как? Странно. А что говорит он сам?

– В том-то и загвоздка, – вздохнул фон Бек. – Все свидетели показывают, что во время схватки он был на стороне ангельских сил добра. А потом куда-то испарился.

– Ангелам это свойственно, – заметил шеф. – И опять все сходится на ирландце.

– Да. С одной стороны, он вроде бы ни при чем, но каким-то образом – только не спрашивайте, каким, – он связан со всеми убийствами из этой последней волны.

– Включая Клауса Миндера и кошмар на шахматной доске?

– В известном смысле да. Согласно сведениям из БКА, девица с шахматной доски была подружкой парня, которого Фицдуэйн сбросил с моста Кирхенфельд. Фицдуэйн опознал ее по фотографии, которую прислали наши коллеги из Висбадена. Она участвовала в нападении на Фицдуэйна, но убежала, когда он пригрозил ей ружьем.

– А при чем тут Миндер?

– Тут связь более тонкая, – сказал фон Бек. – Мои приятели из английской полиции называют это “перспективной версией”. – Он начал постукивать по столу своей самопишущей ручкой с золотым пером, как бы подчеркивая каждый пункт. – Во-первых, медэксперты считают, что Миндера и девицу на доске зарезал один человек. Во-вторых, – не знаю, насколько это важно, – Миндер и Иво были близкими друзьями. В-третьих…

Шеф был весь внимание, но фон Бек прервал свою речь, неторопливо расстегнул молнию на небольшом чемоданчике и принялся задумчиво перебирать лежавшие в нем трубки.

– Ну-ну, – нетерпеливо проговорил шеф. – Что там в-третьих?

– Клаус Миндер был близким и даже интимным другом юного Руди фон Граффенлауба – того, что погиб совсем недавно. – Фон Бек захлопнул чемоданчик с трубками и аккуратно застегнул на нем молнию.

– А наш друг ирландец расследует обстоятельства смерти Руди, пользуясь мощной поддержкой Беата фон Граффенлауба, – задумчиво докончил шеф.

– Остались только мелочи, – сказал фон Бек. – Все они имеются в деле. – Он сделал красноречивый жест.

– Но у вас есть собственная версия?

– Пока нет. Все это настолько сложно, что на расследование могут уйти годы.

– У вас ведь репутация очень толкового следователя.

– Так-то оно так. Но кто вам сказал, что все преступники дураки?

Зазвонил телефон, и шеф тяжело вздохнул. Он снял трубку, односложно ответил и вновь обратился к фон Боку:

– Нашли вторую половину тела девицы с шахматной доски. В пластиковом пакете на территории русского посольства. Русские рвут и мечут – говорят, это провокация ЦРУ.

– Объясните им, что мы нейтральная страна. Нам одинаково подозрительны и они, и американцы. – Фон Бек встал. – Ну что ж, теперь осталось найти только яйца Миндера.

– И целого Иво, – добавил шеф.

Кадар с раскалывающейся от боли головой штудировал медицинские учебники. Снова заверещал телекс, и Кадар кисло поморщился. Он встал, съел две таблетки “тайленола”, запил их бренди, и принялся расшифровывать послание.

Головная боль отступила, но не ушла. Он пустился в медицинские изыскания, поскольку стал подозревать у себя какое-то психическое расстройство. Он пока еще не поставил точного диагноза, но не исключал, что постепенно сходит с ума. Впрочем, такой вывод сразу вызывал в воображении искаженные лица, идиотские улыбки, смирительные рубашки, решетки на окнах – нет, это явно имело к нему мало касательства. Он не мог поверить, что способен свихнуться. Кадар снова принялся анализировать свои поступки. Похоже, что в результате постоянного стресса он начинает вести себя непредсказуемо. Он делает то, чего не планировал и о чем потом с трудом может вспомнить.

Это настораживает. Скорее бы все кончилось. Он больше не может пребывать в постоянном напряжении, вести двойную жизнь. И если бы только двойную! На самом деле у него множество обличий, и жить так годами не под силу даже ему. Конечно, известные отклонения от нормы не только возможны – они естественны и даже полезны. Это своего рода клапан для спуска пара, нормальная разрядка, катарсис через сильные ощущения. Не в этом дело. Больше всего его пугали периоды амнезии. Он, человек, обладающий недюжинным даром манипулировать другими людьми – даже посылать их на верную смерть, – терял контроль над самим собой. Было от чего испугаться.

Случай с шахматной доской окончательно подкосил его. Убийство красавчика Миндера тоже не было спланировано заранее, но это, по крайней мере, можно было объяснить его растущими сексуальными запросами. Убийство Эстер – рутинное дисциплинарное взыскание. Само убийство и способ убийства – тут все в порядке. Но зачем эти выходки, привлекающие внимание, – торс девушки на шахматной доске в парке, а мешок с ее ногами в русском посольстве?

Неужели он подсознательно стремится к тому, чтобы его поймали? Что это – сублимация вопля о помощи? Он надеялся, что нет. За эти двадцать лет было потрачено столько усилий – и что же, какое-то жалкое подсознание пустит все псу под хвост? Виновато, конечно, детство. С ранних лет в тебя вдалбливают свои догмы все, кому не лень: тут и родители, и религиозные деятели, и вся система образования, и это бесконечное вранье по телевизору, – а цель одна: сломать, подавить, погубить данные человеку от природы таланты.