Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

Таким образом, и в Баку, и в Тифлисе, и даже в Петербурге были уверены, что революционер Коба — это Оганес Тотомянц. И, исхо­дя из этого убеждения, начиная поиск Тотомянца, охранка сделала предположение, что «Коба (Сосо) может проживать у своего шу­рина, бывшего воспитанника Тифлисской дворянской гимназии Василия Ратиева». Однако усиленное наблюдение за домом 17 Хухуни по Пасанаурскому переулку, в котором проживал дворянин Василий Фаддеевич Ратиев, результатов не принесло. Ничего не да­ли поиски Тотомянца и в других известных жандармам местах.

Но пока тифлисские филеры разыскивали в многолюдном го­роде Кобу, а аналитики сыска копались в путанице и неразберихе, выясняя семейные связи Тотомянца и Ратиева, Иосиф Джугашви­ли завершил участие в общегородской конференции. Напомним, что, как сообщал доносчик ГЖУ, именно на ней он настоял на решении о внедрении членов организации на службу в правительст­венные учереждения для сбора нужных «для партии» сведений.

Закончив дела, уже перед отъездом из Тифлиса, 12 ноября Иосиф Джугашвили послал письмо за границу, в редакцию «Пролетария». Сообщая о получении писем с конспиративными адресами, он указал, что причиной задержки ответа стали текущие дела и обстоятельства провокации. Не вдаваясь в детали, он отметил, что «теперь все улеглось».

Но принципиальным моментом в содержании его письма ста­ло то, что он снова заявил о несогласии Бакинского комитета с ре­шением об исключении сторонников «отзовизма» из состава чле­нов редколлегии. Он не пытается смягчить свою позицию: «Ваша приписка к нашей резолюции о разногласиях в расширенной ре­дакции «Пролетария»., а также «беседа с петербургскими больше­виками еще более убедили нас в неправильной организационной политике редакции». Человек дела, он не считал разногласия прин­ципиальными и не скрывал своей позиции.

Однако он ошибался, полагая, что вопрос с провокаторами вро­де бы утратил свою остроту. Во всяком случае, это не относилось непосредственно к нему, и, потеряв след в Тифлисе, охранка почти с нетерпением ждала его возвращения в Баку. 5 ноября Михаил со­общал своим хозяевам: «Коба все еще в Тифлисе... приедет он, веро­ятно, на следующей неделе», а 12 ноября сексот поспешил донести: «Коба на днях приехал из Тифлиса».

Пожалуй, без этих разбросанных по архивам донесений сек­ретных сотрудников политического сыска царской России и ред­ким их публикациям вообще невозможно, даже хотя бы эскизно, проследить детали дореволюционной работы Сталина. Конечно, сообщения о его «передвижениях» не могут отразить полноту его фактической деятельности. Но даже чернильные следы доносов сексотов позволяют более объективно взглянуть на события, чем многочисленные публикации окололитературных сочинителей, представляющих читателю плоды измышлений, извращенных ску­достью собственного воображения.

Осенью 1909 года Бакинское охранное отделение получило со­общение, что «при Бакинском комитете существует финансовая комиссия». Перечислив членов комиссии, сексот сообщал: «Дея­тельность означенных лиц в активных действиях не проявляется, а всецело только направляется на сбор денег под руководством Се­менова (районного фабричного инспектора. — К. Р.). Последний

брал деньги у Ландау, управляющего Балахинскими промыслами Ротшильда, Браиловского, управляющего Московско-Кавказским нефтепромышленным товариществом, Багдатьяна, управляющего техническим надзором в Совете съездов нефтепромышленников, Манчо, директора Нефтяного товарищества».

Конечно, политическая пропаганда требовала средств, и Джуга­швили находил способы их изыскания. Впрочем, в том, что деньги на пропаганду и революционную деятельность бакинские больше­вики получали у «капиталистов», не было ничего парадоксального.

Между тем аналитики сыска уже стали подходить к идентифи­кации личности руководителя бакинских революционеров. 1 де­кабря 1909 года Тифлисское охранное отделение сообщило в Тиф­лисское ГЖУ: «Сосо (Коба), упомянутый в записке вверенного Вам районного охранного отделения от 9 ноября за № 14536, известен как видный социал-демократ, по установке в Баку он значится как житель г. Тифлиса О.В. Тотомянц. В охранном отделении имеются агентурные сведения, что Коба (Сосо) есть И.В. Джугашвили (вы­писка агентурных сведений от 25 ноября № 10790). Точно выяс­нить личность Кобы (Сосо) не представилось возможным»

Подпольщики тоже принимали меры по нейтрализации про­вокаторов в своих рядах. Участница событий того времени Г. Варшамян приводит в воспоминаниях эпизод, когда, встретив Джуга­швили на улице, работник охранного отделения сказал: «Я знаю, что вы революционер или социал-демократ (я не знаю, как он ска­зал), вот возьмите список, сюда включены товарищи, которые в ближайшее время должны быть арестованы». В списке было 35 че­ловек. В связи с этим на экстренном совещании Бакинского коми­тета была проведена ротация тех членов, которые оказались в списке.

Безусловно, в действительности передача информации про­изошла не столь «примитивно». И, конечно, секретарь Бакинского комитета, получив информацию от работника охранки, сочувст­вующего революционерам, не мог сказать об этом открыто. Но та­кая информация ему поступала. По словам рабочего И.П. Вацека, кассира Бакинского комитета РСДРП, когда появились сведения о связях с охранкой заведующего Народным домом Михаила Кобе­ридзе, Иосиф Джугашвили «явился к нему и потребовал назвать тех лиц, которые были им провалены».

То, что подполье имело свою контрразведку для борьбы с провокаторством и противостояния карательным службам, являлось закономерным элементом революционной деятельности. И имен-

но успешное разоблачение провокаторов станет причиной ареста самого Иосифа, о чем речь пойдет ниже. Большевики Баку приме­няли в своей деятельности как нелегальные приемы борьбы, так и легальные возможности. Использование для пропаганды легаль­ных учереждений, клубов, потребительских кооперативов и осо­бенно промыслово-заводских комиссий, Иосиф Джугашвили от­мечал в «Письмах с Кавказа», опубликованных за подписями «К.С.» и «К.Стефин» 13 февраля 1910 года в центральной больше­вистской газете «Социал-демократ».

Он писал, что положение в Баку выгодно отличается от таково­го в других частях России: «Ввиду некоторых специфически бакин­ских условий на промыслах (некоторая возможность собираться, не вполне уничтоженная администрацией; существование промы­слово-заводских комиссий). Через них наша организация получает возможность... влиять на всю массу нефтяных рабочих».

«Правда, — признает он, — значение комиссий теперь не так велико, ибо с ними не считаются больше нефтепромышленники, но с комиссиями считаются рабочие, а это для нас важнее всего». Объединие рабочих, занятых по специфике труда в бурении, добы­че, нефтеперегонке, механических работах и т.д., отмечал Джуга­швили, «диктуется условиями борьбы». Это позволяло проводить локальные забастовки на отдельных производствах без полной ос­тановки предприятий.

В отличие от остальной части России, где в результате спада ре­волюционной волны рабочее движение перешло в пассивную фазу, в Баку продолжали действовать профсоюзы, советы уполномочен­ных, в которых активную роль играли большевики. Г.К. Орджони­кидзе позже вспоминал: «В то время как по всей России господ­ствовала черная реакция, в Баку заседал настоящий парламент. В этом парламенте открыто разрабатывались все требования ба­кинских рабочих, развертывалась нашими ораторами вся наша программа-минимум».

Пока специалисты карательных ведомств предпринимали ша­ги для установления настоящего имени Кобы, его идеи по восста­новлению партии стали приобретать реальные формы и на уровне ее руководства. 2—23 января 1910 года в Париже состоялось засе­дание Пленума ЦК РСДРП, на котором было принято решение о пополнении состава Центрального комитета и создании Русского бюро.

Таким образом, предложения и мысли Иосифа Джугашвили по

организации социал-демократического центра в России, высказан­ные в его статье о кризисе в партии, и резолюция Бакинского ко­митета от 2 августа 1909 года становились ближайшими задачами лидеров большевизма. Его позиция, сформулированная им еще пять месяцев назад, была подтверждена Бакинским комитетом и в новом решении.

В резолюции БК от 22 января «О политической агитации и фак­тическом сплочении партии» отмечалось: неспособность противо­поставить что-либо серьезное систематической травле со стороны «либералов» роняет партию в глазах рабочих, нанося этим «ущерб интересам социал-демократии». Речь идет о «жизни и смерти пар­тии», подчеркивали бакинцы.

Теперь их требования звучали почти ультимативно: «1) переме­щение (руководящего) практического центра в Россию; 2) органи­зация связанной с местами общерусской газеты, издающейся в России и редактируемой практическим центром; 3) организация в важнейших центрах рабочего движения местных органов печати (Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т.д.)».