Крысиные гонки - Павел Дартс

Невольно он стал слушателем очередных «девичьих разговоров»:

– … а я вот в «Гордон-Плаза» была со спонсором… Как там классно! А какое обслуживание…

– Хи-хи, Олька, тебе только тусить! Как в деревне да без клуба? Есть, конечно, с гармошкой!

– Какое-то время можно и без клубов обойтись!

– Нельзя. Обязательно чтоб клуб, и чтоб с этой… с радиолой. С пластинками, прикинь! Были такие, ещё до дисков, чёрные такие… И под них – танцевать!

– С этими… с механизаторами, ага! С трактористами!

– Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Под Лещенко танцевать!

– … Мэгги уже, небось, в деревне…

– Витька! Не лезь! Фонари свои героические сначала залечи, потом приставай!..

– … предохраняться лучше оральными контрацептивами, заранее. А «постинор» потом каждый раз глотать – что ты…

– Не, не обломится механизаторам!

– … Как знать. Это если бы ты туда на жыпе с папиком приехала, тогда бы можно было нос задирать. А когда ты на скотовозе едешь, так что особо задаваться не след… А придёшь вообще пешком…

– На каком «скотовозе»?

– На автобусе!

– Катька! У тебя редкий талант всё опошлить! Недаром ты из деревни!

– Чё ж ты тогда в такую пошлую деревню и едешь?? Идёшь, то есть.

– Да, девки… С коронами как-то попроще надо. Столько много принцесс на одну деревню – это перебор…

Помолчали. И снова, не обращая внимания на копавшегося с навесом Вовчика и пристроившегося рядом Хронова:

– Бля. Хуё.ые времена, девки… Ну, это ненадолго. Вот… – и оживлённая беседа возобновилась:

– А она не беременная! У неё просто такой живот!

– Она такая худенькая была, такая всё время в солярии загоревшая…-

– Всё время в коридоре с мамой ругается по телефону, и так орёт, так орёт… что ты! Весь коридор слышит, и мы слышим! А потом придёт в комнату, и вся такая… благожелательная типа. А мы ржём – мы-то всё слышим, как она в коридоре ругается!

– Трусы – главное однотонные. Цвет – это фиолетово. Главное – чтоб не аляпистые. А то наденет в розочках, хи-хи!..

Потеряв надежду получить хоть какой-то положительный отклик на свои поползновения «познакомиться поближе», Хронов вдруг достал из своего рюкзака начатую бутылку какого-то ликёра, явно прихваченную в коттедже; воровато огляделся; и, не увидев Владимира, предложил:

– А что, девчонки?.. За знакомство?..

Предложение было встречено с пониманием и одобрением; Хронов получил несколько лестных эпитетов в свой адрес; нашлись и стаканчики; и вскоре бутылка кончилась. Вовчику, трудящемуся над навесом, как-то и не предложили присоединиться к компании, что он между делом отметил для себя, став ещё угрюмей…

Зато про него вспомнил Хронов, когда бутылка кончилась.

– Вовчик! А, Вовчик! У тебя ещё что алкогольное есть? Ну, спирт хотя бы? Ты ж запасливый, я же знаю!

– Нету у меня ничего. Отстань.

– Ну чё ты жмёшься, друган! Щас подпоим их, и… А??..

И вот теперь Вовчик, обиженно сопя, ставил свою палатку. Поодаль, на краю поляны, совсем в кустах; подальше от весело трещащего и сыплющего искрами в синеющее небо костра.

– Во-овчик… ну что такое? – выспрашивал Владимир, – Что случилось?

– Да ну их, Вовка! Дуры! И Хронов дурак. И вообще я спать хочу.  Хоть бы кто спасибо сказал!.. Хорошо ещё вон Катька посуду помыла, по своей инициативе, кстати… Другие и не почесались!

Поставив палатку, он, открыв коробку, выпустил туда кролика, и вновь застегнул молнию на пологе.

– Лучше бы Жоржетте раньше условия создал… А то она, бедная, весь день в коробке!

– Ну да, несчастную нашёл… Вовчик! Ну что ты? И палатку-то поставил как далеко от костра…

– Вообще я палатку брал на двоих, так-то у меня пончо есть.

– Неудобно, Вовчик. Отдал бы девкам. Хотя… С какой стати?

– Хрен им, а не палатку!! Они надо мной смеялись – вот пусть смеются дальше!

– Хрен им?.. Вообще, Вовчик, ты мыслишь в правильном направлении, так бы и надо; но они пока не готовы – недозрели. После мародёрки в городе, потрясясь в общаге, они только начали что-то понимать… Подождём…

– Они меня не любят, потому что…

– Фигня, Вовчик. У них, у женщин, всё по-другому устроено. Они не думают «почему любят» – они сначала инстинктивно решают, что вот этого стоит любить, – влюбляются, – а потом уже для себя, на рациональном уровне додумывают – и за что же его любят…

– Тебе виднее… Ты у нас опытный…

– Да не фырчи так, Вовчик! Всё образуется.

– А за что? В смысле, за что они эта… влюбляются?

– Комплекс причин, Вовчик. Если суммировать – то за то, что видят себя рядом с ЭТИМ мужчиной в достатке и безопасности, и что потомство будет здоровым и благополучным…

– Фу, как приземлено…

– Старик, а как ты хотел? Вот так оно и бывает – если, как говорится, «проверить алгеброй гармонию».

– То есть… Если, скажем…

– Ага. Если в этих новых условиях, ну, в деревне, ты будешь успешен – то как жених… или как возлюбленный, ты будешь так же востребован, как и какой-нибудь управляющий филиалом банка в Мувске в своё время. Так что не переживай. Всё у тебя будет. В своё время.

Потихоньку на лес, на «табор беженцев-эвакуированных» опускалась ночь. Семейные уже все угомонились; и теперь сопели, укрывшись кто чем, и подложив под себя всякую всячину из взятых с собой вещей. Слышно только было, как в тишине «Юличка» что-то выговаривает своему супругу. Угомонились и девчонки-танцорки, улёгшись на постели из свежего лапника и укрывшись по необходимости своими фирменными, совсем не походными плащами и пальто. Чуть поодаль Вадим за что-то отчитывал дочерей.

– Не, Вовчик, я вон там лягу. Около костра. Тепло уж очень. Зря ты палатку только ставил. Да ещё так далеко.

– А Жоржетта? Что ей, всю ночь в коробке сидеть?..

– Ну, как знаешь. Пончо? Давай. Да я курткой накроюсь. Не, нормально. 

– А одна мне, говорит, прикинь: Вовчик, а зачем ты с собой нож носишь?? Ты что, зарезать кого хочешь? Нет, ну ты прикинь, Вовка – не дура? Я ж при ней только что этим ножом консерву вскрывал, и вообще!.. Я ей говорю: нож – это инструмент. А «зарезать» – действие! Зачем априори привязывать действие к инструменту? Причём – неспециализированному!

– Эк тебя разобрало… Да не дура, не дура – просто мозги у них по другому устроены… Ну, давай. Спокойной ночи. Завтра к вечеру, наверно, даже таким неспешным темпом до деревни доберёмся?..

Владимир встал, и направился к приготовленному им себе ложу из еловых лап недалеко от костра. Девчонки расположились от костра по другую сторону, перед «теплоотражающим экраном», всё же сооружённым Вовчиком из жердей, связанных проволокой, и больших чёрных, порезанных на полотнища пакетов для мусора. Накрыв лапник вовчиковым походным, довольно потасканным «пончо», он разулся, лёг, укрылся своей джинсовой курткой; и стал, засыпая, смотреть в тёмное небо, в которое огненными шмелями улетали искры костра.

С края поляны, совсем негромко, из вовчиковой палатки, послышались вибрирующие звуки варгана. Вовчик... Переживает. Ничего… Было тепло и хорошо. Как в старые добрые времена. Природа. Бивак-лагерь. Ночевка. И тихие, какие-то потусторонние звуки варгана, потрескивание костра, и негромкий шелест листьев были очень уместны сейчас, в этом тихом, спокойном, ночном лесу. Достал айфон из внутреннего кармана, включил. Сети, конечно не было. Полистал фотографии: отец, сестра. Штаты: улыбающийся Джонни позирует с винтовкой; профессор Лебедев за столом, погружённый в какие-то расчёты, не видит снимающего; Барби, сложившая губы для поцелуя… стёр нафиг. Теперь всё по-новому. Новая жизнь. Планы на будущее… Гибкое тело в его руках, тонкая талия, шелковистые волосы, горячие губы… Он заснул, улыбаясь.

Гузель с Зульфиёй, обнявшись, лежали на «матрасе» из нарубленного Вадимом лапника.

– А я знаю, ты с Вовкой в лесу целовалась! – тихий шёпот Зульфии.

– Спи давай.

– Не бойся. Я папе не скажу. Если командовать мной не будешь. А то – скажу!

– Спи давай. Юная шантажистка.

Минута спокойного сопения.

– Гу-уль? И как он?.. Целуется? Классно?

– Мне что, много с чем есть сравнивать?.. Спи, говорю!

На лес опустилась тёплая летняя ночь…

НОЧНОЙ КОШМАР

 Вовчик спал крепко. Рядом какое-то время шебуршилась Жоржетта, но в конце концов утихомирилась и она. Приучивший себя быстро засыпать на любом неподготовленном и некомфортном ложе, хотя бы и на незастеленном ничем полу, на надувном матрасике в палатке Вовчик чувствовал себя вполне по-домашнему, и быстро уснул.

Снился почему-то Новый Год, совсем давний, из детства. Мама тогда достала для него билет «на ёлку», в какую-то крупную, богатую организацию Мувска. Дома, на швейной машинке сшила маленькому Вовчику из коричневого и жёлтого фетра и байки новогодний костюм – «мишку». Смеясь, нарисовала ему на щеках усы. И вот теперь он, робея от такого большого количества людей, детей, стоял, взявшись за руки с такими же как он «зайчиками» и «снежинками» в одном из кругов хоровода вокруг большой, под потолок огромного актового зала, богато наряженной ёлки; и постоянно оглядывался на ободряюще ему улыбавшуюся, стоявшую у стены, маму.