Повести л-ских писателей - Константин Рудольфович Зарубин

А я осталась. Не могла не остаться. И опытным путём установила, что Женина догадка верна. Я перестала понимать New Science Fiction from Leningrad, едва дочитала последнюю страницу. Сборник разом превратился в то, чем были для меня тогда все неадаптированные книги на английском: в массу вязкого, непролазного текста, в болото из артиклей и глагольных форм. Примерно так, наверное, при афазии бывает вследствие инсульта или травмы. Трах, сосуды лопаются – и ты забываешь язык, который знала вчера как родной. Или даже родной язык забываешь.

Интересно, что я больше не плакала, когда это произошло. Может быть, потому что Женина догадка уже меня подготовила. А может быть, потому что Женя просто была рядом. Потому что мы были вдвоём в её квартире. Всё её внимание было приковано ко мне, она обращалась со мной, как с посланцем из другого измерения. Даже когда чудо кончилось, её внимание не угасло, не перестало меня греть. Женя всячески давала мне понять, что случилось нечто крайне важное, необычайное и что в центре этого необычайного – я, Дилька Касымова.

У меня в жизни было немало хорошего. Грех жаловаться. Но те сутки у Жени в гостях остаются самыми счастливыми. Мы слушали пластинки, Женя играла на фортепьяно, показывала мне фотографии в красивом альбоме с металлической застёжкой. Но прежде всего, конечно, мы разговаривали. О сборнике, о том, что со мной случилось, о повестях, о Фарбмане.

Девушка Даша из Хельсинки сообщила мне, что в Тбилиси похожая книга в те годы ходила на грузинском. Под видом переводов с русского. Очевидно, что у нас в Караганде распространители сборника, кто бы они ни были, использовали похожий приём. Все повести были заявлены как переводы с русского. Якобы фантастика советских писателей from Leningrad. Указывались имена переводчиков, названия русских оригиналов. Имелось короткое предисловие, выдержанное, насколько я помню, в советском духе, даром что по-английски. «Широкому кругу зарубежных читателей русская литература известна прежде всего непревзойдёнными образцами реализма» и т. д., «но немало талантливых советских авторов успешно работают в жанре научной фантастики» и т. д. Конечно, я не помню ничего дословно, это реконструкция. Но помню разительную перемену в тоне. Помню резкий контраст между советским предисловием и абсолютно несоветскими повестями.

Фарбман, по словам Жени, рассказал о сборнике следующее. В один прекрасный день заходит он в наш магазинчик иностранной литературы. У Фарбмана там был блат, он учил английскому детей директорши магазина. Ему после привоза откладывали что поинтересней. Он приходил, и продавщица доставала из-под прилавка или откуда там индивидуальную стопочку. Но в тот раз продавщица направила его прямо к директору. «Наум Самойлович, – говорит, – вас просили заглянуть, если появитесь». И пропускает Фарбмана за прилавок, в подсобные помещения.

Фарбман идёт в кабинет директорши. Та встречает его с заговорщицким видом. (Я представляю себе всегда, как она его под руку берёт и громко шепчет в ухо.) Главлит, сообщает директорша, прошляпил неслыханную идеологическую диверсию. Якобы в издательстве Progress Publishers готовился к публикации сборник переводов советской фантастики, совершенно беззубой, но в последний момент группировка отважных диссидентов подменила уже одобренные произведения другими текстами, оставив лишь прежние названия и имена авторов. И в этих других текстах якобы дерзкая крамола, рассказывающая всю правду о советском строе.

Как видите, это та же легенда, что и в Тбилиси, но на всесоюзном уровне.

Подмена в результате открылась. Но тираж успели напечатать и частично разослать. Три экземпляра прибыли в Караганду, в наш магазинчик. Только их привезли – является женщина из республиканского КГБ. «Давайте, – говорит, – сюда обе книжки». Директорша переспросила: «Обе? Две?» Кагэбэшница смеётся: «Да-да, обе-две. Вы что, по-русски говорить разучились в магазине вашем?»

Директорша не стала спорить. Пошла, проверила накладную. А по накладной, оказывается, то же самое: две штуки, не три. Третьего экземпляра официально не существует. Видимо, отважные диссиденты третью книжку сверх накладной подсунули. Ну, думает директорша, как скажете. Взяла два экземпляра и, не моргнув глазом, сдала кагэбэшнице. А третий, несуществующий, припрятала.

Женя, несомненно, верила Фарбману, верила в легенду о диссидентском происхождении сборника. И я тоже долго верила. Женя убеждала меня, что названия у повестей и правда очень странные, несуразные. И я соглашалась. Теперь думаю: а что в этой книге не было странным? Да и мало ли какие бывают названия? Сама я, пока читала книгу в тот единственный, необъяснимый раз, не заметила никаких несуразностей. Мне было не до поиска несуразностей.

Позже я перестала верить в легенду о диссидентах. Сомневаться начала после Жениной смерти. Окончательно разуверилась уже в нулевые. Не было в Progress Publishers никакой идеологической диверсии. Во-первых, инцидент такого масштаба, к тому же в восьмидесятые годы, оставил бы массу следов. Если даже у нас в Караганде о нём знали работники книготорговли, то информация должна была просочиться в самиздат и на Запад. Обо всём уже тогда рассказали бы «голоса». Сейчас были бы документальные фильмы, книги, подкасты на эту тему. Повести эти сто раз были бы изданы и переизданы.

Во-вторых, легенде не соответствует содержание повестей. Там не было обличений советского строя. Разве что в истории о писателях в Италии, в линии Горького, можно усмотреть антисоветчину на втором плане.

Безусловно, все произведения сборника были глубоко НЕсоветскими. Они оставляли в душе чувство тревоги (зачёркнуто) грызущее предчувствие чего-то неотвратимого, чувство обречённости (зачёркнуто) печали (зачёркнуто) тоски (зачёркнуто) щемящей (зачёркнуто) пьянящей какой-то горечи, вызванной нечеловеческой мудростью (зачёркнуто) нечеловеческим знанием о какой-то нечеловеческой тайне. Ничего даже отдалённо похожего я в советской литературе не встречала. Может быть, у Платонова есть несколько похожих страниц в «Чевенгуре». Но целенаправленно АНТИсоветской эта фантастика from Leningrad не была. Она была НЕсоветской примерно в том же смысле, что и наука (зачёркнуто) законы природы. То, о чём она говорила, было больше (подчёркнуто Дилярой), несравнимо больше и могущественней (зачёркнуто) реальней советской власти.

Можно только уйти

Окончание рассказа Диляры Касымовой

Со слов Даши из Хельсинки мне известно, что другие люди, читавшие повести л…ских писателей (давайте уже назовём их ПЛП), впоследствии пытались законспектировать книгу по памяти. Мне это никогда не приходило в голову. Возможно, потому что для меня ПЛП неразрывно связаны с Женей Алешковской. Возможно, я чувствовала подсознательно, что пытаться их записать – это всё равно что пытаться в письменном виде воспроизвести саму Женю.

Мне трудно «отлепить» мою версию ПЛП от Жени и в более прямом смысле. Все сюжеты,