На перекрестке двух миров - Юлия Цыпленкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А потом мы разыграем спектакль. И если магистр состряпает для вас еще одну маску, и лучше даже другого пола, то это поможет нашему делу. Женщины тут не должно быть замешано. Пусть каждая из цепей, протянувшихся между нами, оборвется на середине. Почему не Элькос, а вы, да потому что ему придется быть в архиве, когда мы туда придем. Обвинение будет вздорным, но действенным. Правда, только на момент разбирательства. После мы извинимся и уйдем. Это вкратце, однако, думается мне, картину вы увидели и сами.
— О да, — ответила я и просияла: — Фьер, вы неподражаемы, восхитительны и невероятны. Я обожаю вас всеми фибрами своей души.
И, потянувшись, я навалилась на стол и заключила Гарда в объятья. После притянула его и от души расцеловала в щеки.
— Вы меня целовали, Шанриз, — с нескрываемой иронией заметил его милость.
— Экий вы злопамятный, Фьер, — фыркнула я, но улыбнулась.
Гард поставил на столешницу кулак на кулак и опустил сверху подбородок. Он некоторое время смотрел на меня, а потом сказал:
— Я бы не хотел быть влюбленным в вас, и счастлив, что этого не случилось.
— Я так безобразна? — полюбопытствовала я.
— Наоборот, вы прекрасны. Но если бы я был влюблен в вас, то был бы несчастлив. И мы бы никогда не смогли стать настолько близки. Нет, Шанни, я рад, что нас связывают иные чувства.
Теперь я удивилась по-настоящему:
— Отчего вы заговорили об этом?
Гард снова откинулся на спинку кресла и неопределенно повел рукой. Но спустя минуту, все-таки сказал:
— Я решился послушаться вашего совета и пригласил ее милость на свидание. Не в театр, а на берег реки. Без детей и прислуги. Мы были одни, и это оказалось весьма приятно. Уединение располагает к откровенности, и я высказался без обиняков. Моя супруга тоже была откровенна и…
— И?
— И мы поругались, — Фьер весело рассмеялся. — В дым, дорогая! Как не вскипела река, понятия не имею. Мы открылись настолько, что едва не сцепились не только словесно. Впрочем, по лицу я все-таки получил.
— Вы говорили обо мне, — поняла я.
— Косвенно. Сначала о моих переживаниях, после о переживаниях моей жены. В итоге дошли до вас уже напрямую. Ее милость опять обвиняла меня в любви к вам, я и не думал отказываться от этого чувства, но доказывал, что оно не имеет ничего общего с тем, в чем меня подозревает баронесса. Домой возвращались в полном молчании, а после опять разошлись по своим комнатам. Однако поздно вечером ее милость пришла ко мне. Она попыталась извиниться за пощечину, я ответил, что даже не заметил ее удара. Моя жена умудрилась придать этой фразе отрицательное значение, будто бы я бесчувственный человек. Разумеется, после этого снова вспыхнул скандал на повышенных тонах. Наши дети, хвала Богам, этого не слышали. Их комнаты не рядом с родительскими.
— И что было потом?
— А потом я взял и поцеловал свою жену. Вышло в порыве, больше для того, чтобы закрыть ей рот, но она вдруг обмякла, а после и ответила. Это было… невероятно.
Что именно было невероятным, я уточнять не стала, посчитав это неуместным. Однако спросила:
— Стало быть, вы помирились?
— Да! — торжественно объявил Гард. — Оказалось, нужно было просто отпустить себя, чтобы выплеснуть всё, что скопилось на душе. Вы снова помогли мне, дорогая моя подруга. Не представляю, как останусь без вас.
— Вы будете не одинок, — улыбнулась я. — С вами ваша семья, и я безмерно рада, что в ней воцарился мир. Однажды и я обрету свою..
— Не желаю быть счастливым в одиночестве, — ответил Фьер. — Потому сделаю всё, чтобы счастливы мы были оба.
— Благодарю, — от души ответила я.
И сомнений у меня не было по-прежнему. Если Гард сказал, то непременно сделает.
Глава 12
Кондитерская «Матушки Вафли», несмотря на этакое дурачество в названии, была премилым заведением. Здесь стояли несколько столиков, покрытых желтыми скатертями, в центре одного из которых уютно устроилась вазочка с чудеснейшими пирожными, облитыми шоколадной глазурью. Я в умилении смотрела на эти пирожные и раздумывала, как впихнуть в себя побольше, даже если после станет нехорошо.
— Отчего вы медлите? — спросил меня мой сотрапезник.
— Наслаждаюсь, — призналась я. — Это воистину эстетическое удовольствие смотреть на них.
— На вкус тоже недурно, — заверил меня жгучий брюнет с пышными усами, сидевший напротив. — И лучше вам поспешить, иначе я окончательно потеряю совесть и слопаю один всё это великолепие, и всё ваше наслаждение так и останется платоническим.
— Вы со мной так не поступите, — уверенно парировала я.
— А вы посидите так еще немного, и проверим, — подмигнул усатый брюнет и взял щипчиками второе пирожное.
— Экий негодник, — фыркнула я и положила себе на тарелочку сразу три очаровательных пирожных.
Мой собеседник хмыкнул и приступил к поеданию своего лакомства. Пирожные и впрямь оказались чудо, как хороши. Они таяли на языке, оставляя восхитительное шоколадное послевкусие.
— Бо-оги, — протянула я, воздев глаза к полотку. — Невыносимое удовольствие.
— Полностью с вами согласен, дорогая.
Фривольность моего собеседника нисколько меня покоробила. Несмотря на черный волосы и усы, это был всё тот же магистр Элькос, который держал меня на руках и заговаривал битые коленки. И кондитерская, в которой мы сидели, находилась неподалеку от Магического архива. Он был хорошо приметен из нашего окошка. Впрочем, до появления одного из помощников архивариуса осталось еще не менее часа, и у нас было время насладиться изысками «Матушки Вафли».
На миг бросив взгляд в окно, я снова перевела его на мага и улыбнулась, в который раз развеселенная его восхитительными усами. Они были, как и я и сказала, пышными, с подкрученными кончиками. И, думается мне, многие бы мужчины дорого отдали за эти роскошные усы. Однако именно они являлись маской Элькоса, изменившей не только цвет волос, но и глаз, а заодно и форму носа, придав ей фальшивую горбинку. Впрочем, и подбородок магистра теперь стал квадратным с очаровательной ямочкой. И когда я впервые увидела его, то узнала лишь по голосу, вот он-то остался неизменным.
— Опять потешаетесь над моими усами? — отломив вилочкой кусочек пирожного, спросил магистр, не глядя на меня.
— Они восхитительны, — улыбнулась я.
— Именно, дорогая, — подняв ложечку, значительно произнес маг: — Именно восхитительны!
Одновременно усмехнувшись, мы вернулись к пирожным. И пока мы расправлялись с ними и негромко переговаривались, минула большая часть часа, оставшегося до окончания работы архива. Это был не первый день слежки. Первые дня Элькос в одиночестве сопровождал самого архивариуса. В первый даже