Закопчённое небо - Костас Кодзяс

Поэтому у Илиаса ничего не осталось в жизни, кроме Фани; ее образ целиком завладел его болезненным воображением. С ней в преддверье мрачного будущего связывал он последние надежды, туманные, неясные мечты.

Калека распахнул рукой калитку, и коляска покатилась по плитам двора. Илиас остановился перед дверью Фани. Дым от сигареты, зажатой в зубах, вызывал слезы у него на глазах. Он выбросил окурок и постучал.

— Кто там? — донесся из комнаты унылый голос.

Илиас ничего не ответил.

Слышно было, как отодвинули стул. Затем дверь приоткрылась. На пороге появилась немолодая высокая женщина с растрепанными волосами и бледным увядшим лицом. На ней было длинное черное платье и теплая шаль на плечах. При виде калеки она вздрогнула.

— Фани, — пролепетал Илиас.

Фани не отрывала глаз от его заплывшей физиономии.

— Илиас… Зачем ты пришел, Илиас? — грустно проговорила она.

— Я хотел тебя видеть… Хотел… — Он запнулся и закрыл лицо руками. — Неужели ничего, ничего не осталось для меня в этой жизни? — с дрожью в голосе воскликнул он.

— Входи. Подтолкнуть коляску? — сказала Фани, сойдя со ступеньки.

— Я больной. Да, совсем больной, — пробормотал он, принимая ее помощь.

Дверь за ними закрылась, и они оказались вдвоем в комнате. Зябко кутаясь в шаль, Фани помешала горящие угли в жаровне. Теперь Илиас мог хорошенько разглядеть ее.

— Что с тобой случилось, Фани? — спросил он.

Она вздрогнула и, подняв голову, с изумлением посмотрела на него.

— Разве ты не знаешь?

— Нет. А что?

— Он повесился, — прошептала она.

Илиас остолбенел. Он видел, как Фани поежилась, точно от холода, и взгляд ее на секунду остановился на крюке, вбитом в потолок. Потом он услышал, как у нее застучали зубы. Невольно в его памяти всплыла птичья мордочка Бакаса.

— Я тоже больная, Илиас, — тихо сказала Фани. — Не выхожу совсем на улицу. Стоит мне открыть дверь в комнату, как я вижу его перед собой. Да. Ты мне, должно быть, не веришь. Я открываю дверь и вижу, как он мертвый болтается на веревке. Когда я однажды вернулась домой, он висел тут. Теперь я уже не пугаюсь, я привыкла видеть, как медленно раскачиваются его вытянутые ноги. Из-за этого, Илиас, я совершенно больная.

— Но почему?.. Почему он это сделал? — с ужасом спросил Илиас.

— Так должно было случиться. Что-то сидело в нем, постоянно грызло его. Может, это мышки. Иногда ведь в нас словно забираются мыши и грызут, грызут… Под конец он стал таким хорошим! Соседские ребятишки прямо обожали его, он часто приносил им гостинцы. Женщины, старики — все его оплакивали. И все недоумевали: почему? Но я-то знала, в чем дело. По ночам его изводила нечистая сила. Он весь покрывался потом, стонал, вскакивал и в исступлении бил кулаками себя по голове, пока не выступала кровь. А последнее время он просто боялся спать. Подолгу просиживал на кровати, а когда уже валился от усталости, то принимался в бешенстве кусать себе руки и потом будил меня. «Освежи мне скорей лицо, я не хочу спать!» — кричал он. Я смачивала холодной водой полотенце и прикладывала ему к лицу. Тщетно боролся он с этой напастью. Что-то в нем дало трещину, сломилось. Вот такая беда и уносит людей в могилу. Ему все равно не было спасения. Калека внимательно слушал ее рассказ. В нем шевелилось подозрение, что перед ним сумасшедшая. Но он гнал от себя эту мысль. При последних словах Фани он почувствовал, как ком подступил у него к горлу, и он растерянно посмотрел на свою прежнюю любовницу.

— Боже, как ты изменилась!

Фани подошла к калеке. Робко дотронулась кончиками пальцев до его лба. Он не пошевелился. Она погладила Илиаса рукой по лицу и прижала его голову к себе.

— Бакас был так привязан ко мне, Илиас, а я все время толкала его в пропасть, — прошептала она.

Ребятишки, игравшие в мяч, кричали на весь переулок. В окно виднелась стена противоположного дома. Она была испещрена щербинами от пуль, напоминавшими следы оспы.

Вдруг дрожь пробежала по телу Илиаса. Он больно ущипнул Фани за ляжку. Она не противилась. Тогда он, опьяненный желанием, стал исступленно целовать ее.

Она молча покорилась взрыву его животной страсти. На ее бледном постаревшем лице еще резче проступило страдание. Дрожа от вожделения, Илиас страстно твердил:

— Ох! Сколько лет мечтал я об этой минуте… Сколько лет!

Фани подняла этот живой обрубок и положила на кровать. Потом машинально разделась и легла с краю. Молча, покорно отдалась она его ласкам.

Лишь потом, когда Илиас повернулся к ней спиной и уткнулся лицом себе в руку, послышался ее дрожащий голос:

— Не прихода сюда никогда, никогда больше…

— Поставь меня на мою коляску, — прошептал он.

Полные отвращения, стыдясь друг друга, они прикрыли свою наготу. Уже наступили сумерки, и голоса ребят стихли на улице. Причудливые вечерние тени заполнили комнату. Коляска медленно спустилась с порога, дверь закрылась, и Фани, плотно закутавшись в шаль, села, сгорбившись, перед жаровней.

28

Обогнув последние бараки предместья, узкая неровная дорога вилась по склону холма. В конце ее находилась маленькая кофейня, ацетиленовая лампа которой освещала небольшую площадку, место летних прогулок окрестных жителей. Но зимой тут по вечерам не было ни души.

Илиас с трудом поднимался в гору; коляска его то и дело натыкалась на камни и застревала в колдобинах. Руки у него нестерпимо болели; несмотря на холод, рубаха была мокрой от пота. Но он спешил, рвался вперед, подгоняемый какой-то неведомой силой.

Где-то впереди дорога, образуя изгиб, проходила по самому краю холма, нависая над крутым обрывом. С детства помнил Илиас это место. Он с ребятами не раз держал пари, кто из них сумеет спуститься до середины пропасти. Наиболее смелые, уцепившись руками за выступы скалы и нащупывая ногами точку опоры, соскальзывали вниз по отвесному склону, добирались до заброшенной каменоломни, нависшей над пропастью. После такого подвига у Илиаса всегда кружилась голова, и воспоминание об этом сейчас еще больше подгоняло его.

Илиас выбился из сил, толкая коляску. Наконец он добрался до изгиба дороги и, съехав на обочину, резко затормозил.

Он огляделся по сторонам. Ни души. Свистящий ветер поднимался со дна пропасти, обдавая холодом его вспотевшее лицо. Сильный ветер предвещал бурю. Ночь своей бесплотной волшебной пеленой закрывала зиявшую бездну.

Какие-нибудь четверть метра отделяли Илиаса от обрыва. Но оцепеневшие руки отказывались подтолкнуть колеса.

Странная была эта ночь. Среди крылатых теней на горизонте плясали целые сонмы бесов. Неистовые крики, хохот сливались с бешеным свистом ветра. Оборотни скакали, крутились, простирали к Илиасу руки, стараясь вовлечь его в свой безумный хоровод, устроенный в его честь.

Калека точно окаменел. Его взгляд теперь вместе с ветром блуждал среди мелькавших теней. Ему хотелось кинуться вниз, отдаться безумству духов, дикий вопль которых стоял у него в ушах. Всего четверть метра отделяли его от края пропасти. Но руки его застыли, вцепившись в колеса.

И вдруг Илиасу померещилось, что возле него проскользнула знакомая тень и послышался голос: «Эй, приятель, ты куда?» — «Один толчок! Подтолкни посильней коляску», — взмолился он.

Илиас облился холодным потом. Ему показалось, что его мать внезапно отделилась от толпы теней, и он обезумевшим взглядом впился в ее лицо.

«Что ты делаешь, Илиас, здесь среди ночи?» — «Замечтался я, мама». — «Заманят тебя к себе злые духи. Побойся их, сынок!» — «Я уже ничего не боюсь. Все равно мне конец».

Ледяной ветер хлестал его по лицу. От страха, как бы руки его, ослабев, не отпустили колеса, которые сами покатятся вниз, он пришел в себя на секунду. Но тут же ему опять почудилось, что рядом с ним стоит его товарищ.

«Один толчок, всего один толчок», — взмолился он снова.

Глаза калеки наполнились слезами. Привидения, обступившие его, стали постепенно исчезать. Застыв на месте, смотрел он на взбунтовавшуюся природу, неистовствующую при приближении бури. Он не мог пошевельнуться. Долго стоял он на краю пропасти, сломленный, униженный, полный нерешительности. Потом развернулся и медленно поехал назад.

Добравшись до площади, он остановился возле знакомого киоска. Он был на грани безумия.

— Подожди, я уже закрываю. Давай перекинемся в картишки, — предложил ему приятель.

— Закажи узо, — попросил его Илиас.

— Ну и ну! Тоска тебя, что ли, сегодня заела? В кофейне они изрядно выпили.

— Ну, дружище, обстряпал ты дельце? Раздобудь только права, мы их тут же пристроим, у меня есть покупатель. А денежки — скажем, чтоб гнал наличными, — добавил приятель.

— Еще узо! — заорал Илиас.

— Да что с тобой?