ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) - Пантелеймон Кулиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
обычных местах, сторожа неприятеля и не допуская вторгнуться в нашу землю. А то
вырвется из города какой-нибудь вотажок на море, а на все войско падает худая слава и
королевская немилость, и от того пылает разгоревшийся огонь. Вы пишете, будто бы
этот огонь разрастается от нас. Нет, мы в том невиноваты, Соединимтесь-ка в одну
компанию, погасим этот огонь и пошлем общих послов к его королевской милости с
объявлением, почему армата не имеет места на влости. Кто опасается наказания за свой
проступок, пусть успокоится: войско присягнуло на том, чтобы жить по-братски и про
шлого никогда не вспоминать. Но, еслибы, сохрани Боже, вы вздумали быть нашими
врагами и в одной компании с панами-жо л перами поднялись на наше имущество, на
наших жен и детей, то вашим женам, имуществам и детям достанется от нас скорее.
Только мы далеки от этой мысли. Мила нам ваша родная земля, так же, как и вам,
только не хочет она к пам прихилиться и жить с нами в согласии*.
Универсал оканчивается угрозой тем, которые правили общественным мнением
реестровиков.
„Слышали мы, что ваша милость, пап-гетман, хотели идти па Запорожье, да только
некто из ваших советников не пустил вас, имеппо пан Опугакевич, этот ысокоумный
писарь. Был уже такой премудрый писарь, Вовк, что сбивал войско с толку, да и сам
изменил нам. Пускай же бережется, чтоб и ему не было того, что Вовку*.
Глава IX.
Козакопанская усобица 1637 года.—Реестровики и выписчики?—Левая сторона
Днепра встает на землевладельцев.—Коронное войско идет на Козаков.— Битва под
Куиейками.—Козаки выдают зачинщиков бунта.
Предводители реестрового козачества видели, что Павлюк идет по следам Жмайла
и Тараса Федоровича. Они умоляли коронного гетмана спасти их от участи Саввича
Чорного. Оправдывая свою оплошность относительно войсковой арматы, они уверяли
Конецпольского в непоколебимой решимости своей сохранить постановление
Куруковской коммиссии и Переяславских пактов, а о Павлюке доносили, что он своими
универсалами бунтует против земледельцев (rolnikуw) и панов служилую чернь,
освобождая каждого, кто назовет себя козаком, от каких-либо обязательств. Вместе с
тем они хлопотали, чтоб украинным властям было строго запрещено допускать подвоз
съестных припасов на Низ, а помещикам и их наместникам было наказано удерживать
своих подданных от побегов за Пороги.
Но реестровики, в свою очередь, разделились на две партии: одни были готовы
идти к Павлюку; другие видели в его бунте беду для всего Запорожского Войска.
Томиленко долго колебался между революционерами и консерваторами, наконец
поддался страху козацкого террора, от которого не спасли Саввича Чорного
приверженцы Кояецпольского. Тогда консерваторы собрали раду на реке Русаве,
низложили Томиленка, как человека ненадежного, и вверили старшинство
переяславскому полковнику Савве Кононовичу, родом Великорусу. Сместили вместе с
ним и заподозренных войском старшин.
Получив об этом известие, Еонецпольский сделал козакам выговор за
самоуправство, однакож оставил новый персонал их управления без перемены. Павлюк
между тем воспользовался переворотом весьма искусно.
209
Возвышение Саввы Кононовича и других знатных Козаков на степень войсковой
старшины произошло не без интриг и соперничества в козацком товариществе. Это
было Павлюку на руку. Переяславцы давно уже вооружили против себя общественное
мнение суровых низовцев. Слава их за Порогами стала „недоброю" еще в то время,
когда Лукаш Жовковский проживал в Переяславе. Он задавал значным козакам
банкеты, следуя примеру Фомы Замойского, который, будучи киевским воеводою,
угощал Козаков, по выражению его биографа, humanissime. Расположив к себе
влиятельных между козаками людей, Жовковский приобрел в них орудия для
подавления бунта, который долженствовал охватить козачество вслед за разорением
Кодака. Переяславови нашли способ овладеть кошем Сулимы, и отдали в руки пану
коммиссару схваченных ими бунтовщиков. Одни из них, как мы знаем, были
представлены самими козаками на сейм, а другие отправлены Жовковским сыпать валы
в пограничном тогда замке Гадяче, принадлежавшем коронному гетману. Эту кару
ниэовцы приняли к сердцу ближе, нежели самую казнь Сулимы. В козацкой переписке
говорится, что разорителей Кодака употребляли на земляную работу с обрезанными
ушами. Зная, что и при Петре Великом, при пасынке Киевопечерской крепости, козаки
доводили его инженеров до того, что им обсекали шпагами уши, мы понимаем, как это
делалось 70 лет назад. Во всяком случае, для козацкой расправы с переяславцами
представился теперь удобный случай. Составилась компания людей, готовых на все, и,
с быстротой татарского налета, появилась, под предводительством самого Павлюка, в
Украине. Ставши кошем в Боровице, городке, основанном Вишневецким, Павлюк
отправил летучий отряд, подобный тому, который овладел в Черкасах войсковой
арматою. Запорожцы схватили Савву Кононбвича вместе с писарем Онушкевичем и
новопоставленными старшинами, забрали все их имущество, заключавшееся, как
водилось у Козаков, в одной движимости, и доставили в Боровицу. Здесь козацкие
изменники были осуждены на смерть и казнены пред глазами местных жителей.
Но запорожцы, рыскавшие по переяславским хуторам, для грабежа и ареста
старшин, были обмануты в своей гонитве реестровым товарищем, Ильяшем
Караимовичем. Этот Армянин, или, как пишут иные, крещеный Жид, умудрился
схватить двух Павлюковых атаманов, Ганжу и Смолягу, иначе Смольчугу, потом,
забравши свою движимость и окруживши себя дружиною приятелей ко-
27
210
.
заков, пробрался к коронному гетману в Бар, и принес ему вести о новом
перевороте в козацкой Украине. Подобно тому, как в 1680 году, по смерти Саввича
Чорного, запорожский революционер Тарас восторжествовал над партиею
консерваторов,—Павлюк господствовал теперь над всеми козаками, и провозгласил
себя гетманом обеих сторон Днепра. С ним заодно действовал и низвергнутый
переяславцами Томиленко. Но в Украине Павлюк не остался. Он сделал своим
наместником нового Чигиринского полковника, Карпа Павловича Скидана, иначе
Гудзана, поручив ему подготовить украинскую чернь к общему бунту, а сам отправился
за Пороги для окончательного устройства своего войска.
Павлюковский бунт мог быть подавлен посредством самих Козаков, как и
Сулиминский; но в это время Польша находилась в таком положении, что
правительство нашлось вынужденным смотреть на козацкия злодейства сквозь пальцы,
как войсковую усобицу, и готово было признать за Павлюком старшинство, как
признано за Кононовичем.
Турки не простили Полякам поддержки крымского хана. Кроме того, их раздражало
появление на Черном море новых чаек из Запорожья. Они готовились к войне, и, как
было слышно, наводили уже два моста на Дунае. Хан между тем играл двусмысленную
роль, то подговаривая Поляков к общей войне с Турками, то входя с турецким диваном
в условия на счет переселения Буджацкой Орды, и угрожая Польше вторжением. 1637-
й год был неурожайный. Дороговизна возросла до небывалой степени. Денег в
королевском скарбе не было вовсе. Не на чт5 было снарядить и одного нового полка; а
старые квартяные хоругви, не получая жалованья, жили в долг и закладывали
ростовщикам даже, свое вооружение. Вместо повиновения ротмистрам, жолнеры
бунтовали, подобно козакам, и, в виде реквизиции, грабили королевские, шляхетские и
духовные имущества.
Правительственная неурядица дошла до того, что коронный гетман Конецпольский
сделал манифестацию перед Речью Посполитою, слагая с себя ответственность в том,
что войско не выведено в поле. При таких обстоятельствах ему было не до Козаков.
Видя отечество в том положении, в каком оно было перед Хотинскою войной, он
снизошел до того, что послал к Павлюку двух ротмистров с зазывом на войну с
Турками. Но Павлюк отвечал, что козацкия знамена обветшали, что козаки
отказываются ходить в битву за шматъем, и просил прислать Запорожскому Войску
новое
211
знамя вместе с другими войсковыми знаками. На такое унижение перед
бунтовщиком Конецнольский согласиться не мог. Он обратился к частным средствам,
которыми польскорусские паны обыквенно выручали свое отечество в его опасных
столкновениях с азиятцами.
Между тем недавно приобретенный от Москвы край сделался новым источником