Женские лица русской разведки - Михаил Михайлович Сухоруков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четверть века на тайном фронте
Известно, что Зубатов в своём обращении к руководству Департамента полиции, направленном в 1907 году, характеризовал А.Е. Серебрякову как весьма ценного секретного сотрудника, состоявшего на службе в охранном отделении на протяжении 25 лет[290]. Путём несложных математических вычислений получается, что дата начала сотрудничества Анны Серебряковой (Рещиковой) приходится на начало 1880-х годов. Скорее всего, речь может идти о периоде с 1881 по 1883 год. Правда, сама Анна Егоровна, признавая факт пребывания секретным агентом, заявляла, что она вынужденно согласилась на сотрудничество с охранкой в конце 1890-х годов под давлением тяжёлых жизненных обстоятельств.
Кстати, фактическое время службы А.Е. Серебряковой (Рещиковой) в Московском охранном отделении так и не было достоверно установлено. Ни в ходе межпартийного суда в царское время, ни в процессе уголовного разбирательства уже в советском суде. «Трудно сказать, — отмечал следователь по её делу И.В. Алексеев, — когда установилась связь Серебряковой с охранным отделением. Трудно по многим причинам. Мы знаем, как сугубо осторожен был Зубатов (да и его предшественники), как тщательно скрывал он всякого рода документы, относящиеся к деятельности секретных сотрудников. С другой стороны, и сама Серебрякова вела свою работу ловко, умно и, конечно, старалась, по мере возможности, не оставлять документальных следов своей службы в охранке. Великую сдержанность (если не больше!) проявила она и на суде, давая свои показания многословно по количеству и скупо по качеству. Свое прошлое она открыла перед судом только в той его части и в том направлении, которое было нужно ей для изложения своей собственной версии о связи ее с руководителями охранки Бердяевым и Зубатовым»[291].
Тайная служба Серебряковой неплохо оплачивалась. Вместе с её легальным доходом получалась неплохая сумма для безбедной жизни. Помимо этого, она периодически получала разовые денежные вознаграждения. Так, например, в начале 1910 года уже пребывавший в отставке Зубатов ходатайствовал о выдаче ей пособия в размере 10 000 рублей, приуроченного к 25-летию её службы в охранном отделении Москвы. Его поддержали жандармские подполковники В.В. Ратко и М.Ф. фон Коттен, последовательно сменявшие друг друга на посту начальника московской охранки.
Год спустя, после долгого рассмотрения этого ходатайства, было решено выплатить ей единовременное пособие в размере 5000 рублей, причём равными частями с рассрочкой в 5 месяцев. Она получила эти деньги частями по 1000 рублей в течение нескольких месяцев. Велика ли была эта сумма в то время можно судить в сравнении с пенсиями, получаемыми бывшими штатными и секретными сотрудниками Департамента полиции.
По состоянию на 1908 год пенсии «за заслуги по делам государственной полиции» получали 8 человек, из которых трое были бывшими секретными сотрудниками. Размер их годовой пенсии составлял от 680 до 1800 рублей. Так что сумма в 5000 рублей вполне устроила и просителей, и саму Серебрякову. Порадовался за «Мамашу» и Медников, о чём он неофициально уведомил своего приятеля Л.П. Меньщикова[292].
Позже Департамент полиции выделял ей единовременно 200 рублей на проведение глазных операций. Однако состояние её здоровья продолжало ухудшаться, в результате чего она ослепла на оба глаза. В этой связи в январе 1911 года возникла необходимость испрашивать для неё пожизненную пенсию от Департамента полиции. Кстати, именно в этом официальном документе её впервые назвали Анной Григорьевной. По ходатайству министра внутренних дел П. Столыпина повелением Николая II бывшему секретному агенту Московского охранного отделения была назначена пенсия в размере 1200 рублей в год[293]. Пенсию она пожелала получать не напрямую от Департамента полиции, а через Зубатова, о чём письменно уведомила полицейское начальство в апреле 1911 года. Полученная пенсия подтверждалась её расписками, которых накопилось 69 штук за период с февраля 1911 по январь 1917 года. После падения самодержавия пенсии от казны она не получала[294].
Дважды под судом как провокатор
После разоблачения Серебряковой в газете «Русское слово» в первых числах ноября 1909 года как агента охранки в революционном подполье пришли к выводу, что она примыкала к партии социал-демократов. Дальше — больше. Некоторые представители других партий поспешили назвать её авторитетным членом РСДРП. Припомнили ей московские провалы подпольных организаций и выданные жандармам несколько типографий. Через несколько дней в той же газете появляется более подробная статья «Женщина-провокатор». Однако среди знавших её революционеров и членов пропагандистских кружков многие в этом обвинении усомнились. Да и неточностей в публикации было немало. Автор перепутал отчество Серебряковой. К тому же показал свою неосведомлённость в том, что среди своих её называли по девичьей фамилии Резчикова (Рещикова) Анна Степановна. Под этим именем её знали и партийцы, и литераторы. Со многими из них она поддерживала дружеские отношения.
Однако В.Л. Бурцев настаивал на достаточности фактов, разоблачавших провокатора Серебрякову. В номере 2 журнала «Общее дело» от 15 ноября 1909 года он сообщил, что агент охранного отделения в течение 24 лет находилась среди революционеров и подпольщиков в России. Пользуясь их полным доверием, она информировала жандармов об их планах и начинаниях. В статье Бурцев сообщил, что готовится к печати материал по этому вопросу, написанный бывшим сотрудником охранки, который сотрудничал с ней в работе по политическому сыску. При этом во многих перепечатках этих публикаций и комментариях к ним её продолжали упорно называть членом РСДРП. Дело принимало серьёзный оборот. Социал-демократы знали, что она не состоит в их партии. Более того, было известно, что она вообще не является членом какой-либо политической партии и правильнее было бы её считать сочувствующей каким-то политическим течениям и взглядам. В этой
