Где Бог когда я страдаю? - Филипп Янси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изучение личных дел военнопленных показало: некоторые из них умирали без видимых причин — они просто теряли надежду. Майор медицинской службы Кушнер пять с половиной лет провел в плену во Вьетнаме. Вот один случай из его жизни:
«Как–то раз я познакомился с военнопленным — молодым закаленным бойцом морской пехоты, который выдержал уже два года лагерной жизни. Парень был образцовым пленником — он поддерживал себя в хорошей форме, руководил лагерной воспитательной группой. Он делал это ради освобождения: начальник лагеря пообещал освободить тех, кто будет сотрудничать с охраной. Но со временем парень понял, что его обманули и свободы ему не видать. И тогда он превратился в зомби: отказался от работы, от пищи, от контактов с окружающими. Он сутками лежал на нарах и сосал палец. Прошло несколько недель — и молодой человек скончался».
Обсуждая этот случай, ученые отмечают, что строго медицинского обоснования здесь нет. «Этот человек жил надеждой на освобождение. Когда надежда рухнула, он решил, что его усилия тщетны, ему нечего больше ждать, и умер».
Как сказал известный врач–физиолог Гарольд Вульф: «Надежда, вера и цель жизни — целебные силы. Утверждая это, я основываюсь не только на своих взглядах, но и на выводах, полученных в результате корректно проведенных экспериментов».
Неуловимый дар
В больницах и интернатах для хронических больных пациенты, как правило, делятся на две категории. Первые — это «надеющиеся», то есть люди, которые стремятся преодолеть свой недуг и вернуться к нормальной жизни. Вторые — «пораженцы». Посетив знаменитую психиатрическую клинику Меннингера, священник и писатель Брюс Ларсон спросил у врачей, что является ведущим фактором при лечении сумасшедших. Все единодушно признали: это надежда самого пациента на выздоровление. Но врачи тут же сказали, что совершенно не представляют, как донести эту надежду до больных. Надежда — это качество духа, она неуловима. И все же медики сразу видят, когда у пациента наступает перелом, и он впервые осознает, что у него есть другое будущее, отличное от тягостного настоящего.
Врачи клиники Меннингера уяснили на своем опыте: обучить человека надежде и мужеству невозможно. Но надежду можно передать — нужно лишь искать способы, чтобы пробудить ее в страдающих людях.
Деятельность организации «Международная амнистия» — прекрасный пример распространения такой заразительной надежды. Ее основатель — политический заключенный — был на грани отчаяния. И вот ему передали спичечный коробок, на котором было написано одно слово: мужество. Крохотный знак солидарности заронил в его сердце семя надежды и желание жить. Когда этот человек вышел на свободу, он создал организацию, в основе работы которой лежал простейший принцип: люди из свободных стран пишут письма политзаключенным, которые томятся в тюрьмах и терпят мучения. Сердца тысяч узников загорелись надеждой — они поняли, что кому–то, пусть даже незнакомым людям, есть до них дело.
Иногда надежда кажется нелепой и неразумной. Такой она была у заключенных в концлагерях. И все же, как видно из слов Солженицына в начале главы, люди, у которых нет надежды, должны искать любую зацепку, чтобы продолжать надеяться, продолжать жить. В безнадежных обстоятельствах надежда нужна как хлеб — она дает силы жить. Для Солженицына надеяться — было вопросом выбора. Надежда для него была средством выживания, она подпитывала жажду жизни. Позднее он написал «Архипелаг ГУЛАГ», чтобы отдать должное своим товарищам по несчастью и принести им надежду. Для Достоевского надежда на освобождение — ощущение, что «ты здесь временно, будто в гостях» — стала принципом всей его жизни. Благодаря ей он понял, что после земной жизни будет и другая жизнь.
В своей книге «Познание Бога» теолог Юрген Мольтман рассказывает, как надежда помогла ему выжить в лагере. Он попал в плен как солдат немецкой армии. Его перебрасывали из одной тюрьмы в другую: он побывал в Бельгии, в Шотландии, в Англии. Суровые будни тюремной жизни — холод, голод, болезни — усугублялись моральными страданиями. Он с отчаянием наблюдал за поражением своей страны, он узнал, какие зверства совершались во имя Германии. «Я видел, как у других пленных наступало духовное опустошение, как они теряли всякую надежду. Без надежды заключенные быстро сдавали и, бывало, умирали. Меня тоже чуть не постигла подобная участь. К новой жизни меня возродила надежда, для которой, казалось, не было никакого основания».
Надежда, спасшая Мольтмана, — это надежда всех христиан. Уходя на войну, он взял с собой две книги: стихи Гете и труды Ницше. Однако ни одна из них не принесла ему успокоения. Постепенно рухнули привычные основания его жизни, которые прежде верно ему служили. Тогда Мольтман взялся за Новый Завет, который вручил ему как–то армейский капеллан. В качестве приложения в конце книжечки были напечатаны Псалмы. Прочитав их, Мольтман вдруг открыл для себя Бога, «Который всегда с теми, кто сокрушен сердцем».
После освобождения в 1948 году Мольтман оставил занятия физикой и вступил на путь теологии. Сейчас Мольтман — один из ведущих теологов мира. Особую известность ему принес новаторский труд «Теология надежды».
Вдохновляющий пример — вот что порой бывает единственной ниточкой, уцепившись за которую, человек способен выбраться из пучины отчаяния и безнадежности. На протяжении всей книги я рассказываю о людях, которые смогли успешно пережить страдание. Но существует и множество примеров, как страдание разрушает жизнь человека. Отличие историй успеха в том, что в них всегда присутствует надежда — единственное, что способно преобразить боль и страдание. Если человек находится в отчаянии, ему нужно за что–то ухватиться — за другого человека или за идею.
Возможно, здоровым людям надоедает читать в журналах статьи об инвалидах, которые «обрели счастье и смысл жизни». Однако нездоровые люди, с которыми мне довелось беседовать, относятся к таким историям серьезнее. Чужие свидетельства помогают им перестать оплакивать свою жизнь. А некоторые из подобных историй бросают всем нам мощный вызов.
Что такое надежда? Это вера, что в будущем нас ждет что–то хорошее. Надежда — это не оптимизм и не позитивное мышление, которым свойственно отрицание реальности. Мне кажется, те, кто находится рядом со страдальцами, путают оптимизм и надежду. Они искусственно изобретают повод, чтобы взбодрить больного: «Да, мам, твоя память, конечно, ухудшается. Но ведь память — это не главное». Или: «У тебя сильно упало зрение, но ты
