Президент не уходит в отставку - Вильям Козлов

- Я одного не понимаю, - задумчиво проговорил Сорока. - Зачем они воровали?

- Как зачем? - удивился Кузьмин. - Делали большую деньгу!

- А зачем она им? Эта большая деньга?

Кузьмин повнимательнее взглянул на него, помолчал, потом улыбнулся:

- Не переживай, Сорокин. Этих уже вряд ли исправишь: кто пристрастился к легкому рублю, того трудно отучить... О чем они обычно толковали после выходных в понедельник? О пьянке да о девочках. Или у кого транзистор или магнитофон круче!

- Об этом и другие говорят.

- Говорят, но не воруют. Значит, гульба и приобретательство для них не самое главное. Кстати, как Лунев? Томин хотел и его уволить, да, говорят, ты вступился?

- Лунев парень неплохой, - сказал Сорока. - Заморочили ему молодцы голову, а порвать с ними силенок не хватало. Слесарь он отличный.

- Вот и перевоспитай, - заметил Кузьмин. - Только это, Сорокин, не так-то просто... У Мишки тоже на дурной рубль нюх, как у гончей!

- Сбился он со следа, - улыбнулся Сорока. - В своре он может и укусить, а в одиночку - смирный: не лает и зубы не показывает...

- Вожачков не стало, - согласился Кузьмин. - Это хорошо... Я только что был у Томина. К празднику будем вручать вымпел победителя в соцсоревновании и почетные грамоты.

- За что же?

- За лучшие производственные показатели по станции технического обслуживания. - Он удивленно посмотрел на Сороку. - Ты что, не знал, что ваш цех впереди? Будет вам и премия.

- Не поймай мы на воровстве за руку Садовского и Гайдышева - и им бы вручили грамоты? - спросил Сорока. - И дали бы премию?

- Ну и характер у тебя! - покачал головой Кузьмин. - Как только тебя, Сорокин, твоя девушка терпит?

Сорока помрачнел и снова уткнулся в тарелку. На Кузьмина он не смотрел.

- Попал в точку? - не отставал тот. - Конфликт?

- Этот Садовский, наверное, и на том свете будет мне пакостить... вздохнул Сорока.

- А что, он тебе дорогу перебежал?

- Награждайте, - сказал Сорока. - За трудовые показатели... Только это неправильно. Садовский и Гайдышев тоже перевыполняли нормы. Не потому, что у них высокая трудовая сознательность, а просто им деньги нужно было делать, а для чего они им нужны - ты мне, спасибо, обънснил.

- Из-за двух мерзавцев не должны страдать другие.

- Другие тоже виноваты: они знали, чем занимаются дружки, и молчали.

- Не будешь же ты утверждать, что в цехе все бесчестные, кроме тебя?

- Равнодушие - тоже не меньшее зло. Кстати, это самое равнодушие и порождает зло.

- Послушай, Сорокин, сколько тебе лет? - помолчав, поинтересовался Кузьмин.

- Много, - пробурчал тот, отодвигая тарелку с недоеденным вторым. Он уставился на мутный яблочный компот, но не вдохновился и тоже отодвинул в сторону граненый стакан с прилипшей к нему желтой яблочной долькой... Иногда я сам себе кажусь старым глупым ослом...

- Таким людям, как ты, на свете нелегко.

- А таким, как ты? - взглянул на него Сорока, не скрывая насмешки.

- Мне тоже хочется, чтобы все люди были добрыми, честными, справедливыми, - серьезно сказал Кузьмин.

- Хотеть - мало, - заметил Сорока.

- Человек - это не автомобиль, который можно поставить в бокс отрегулировать, заменить неисправную деталь...

- Человек - это звучит гордо... - сказал Сорока. И непонятно было, шутит он или серьезно.

- Подавай заявление в партию, а? - сказал Кузьмин. - Я тебе дам рекомендацию.

- В партию? - ошарашенно переспросил Сорока. Серые глаза его расширились, он вглядывался в лицо Кузьмина, будто сомневался, что тот сказал всерьез.

- Подумай, Сорокин, - поднялся из-за стола Кузьмин. - И еще одно: в пятницу у нас открытое партийное собрание... Будет разговор и о случае в вашем цехе. Обязательно приходи.

Кузьмин ушел, а Сорока неподвижно сидел на расшатанном стуле и смотрел на застекленный буфет, заставленный стаканами с яблочным компотом. Стаканов было много, не сосчитать. Он даже вздрогнул, услышав над собой знакомый раскатистый голос Васи Билибина:

- Он тут прохлаждается, а звезда экрана разыскивает его по всей станции! Послушай, Сорокин, попроси у нее для меня автограф, а?..

- Куда мы пойдем? - спросила Алена, когда, они вместе с толпой выплеснулись на улицу со станции метро.

- Куда хочешь, - ответил он.

- Это на тебя не похоже, - засмеялась она. - Обычно ты командуешь.

- Даже тобой? - усомнился он.

- И зря, - заметила Алена. - Мной как раз и нужно командовать.

- Пусть кто-нибудь другой командует, - не подумав, брякнул он.

Алена скосила на него блестящие карие глаза, вид у нее сразу стал задиристый.

- Это интересно... Никак ревнуешь?

- А что, есть к кому? - быстро взглянул на нее Сорока и тут же отвел глаза. Что-что, а врать он совсем не умел.

Алена поправила на плече замшевую сумку на длинном широком ремне, рассеянно скользнула взглядом по переполненному автобусу, круто выворачивающему с улицы Салтыкова-Щедрина на проспект Чернышевского. В задних дверях была зажата продуктовая сетка с гроздьями желто-зеленых бананов.

- В "Луче" идет какая-то музыкальная кинокомедия, - сказала Алена. Забыла название.

- Может быть, где-нибудь идет трагедия... или драма? - не очень-то удачно сострил Сорока. Уж он-то знал, что Алена такие вещи не прощает.

И тут же получил сполна.

- Это для тебя слишком сложно, - заявила она. - Уж тогда лучше сходим на боевик? Или вестерн? Где беспрерывно стреляют и бьют друг друга по физиономии?

- Ладно, пойдем на кинокомедию, - сдался Сорока.

Однако очередной сеанс начинался через сорок минут и шла не комедия, а старая кинолента "Спорт, спорт, спорт...".

- Это тебе понравится, - невинно заметила Алена.

- Хороший фильм, - невозмутимо отозвался Сорока.

Немного не доходя улицы Жуковского был пустынный маленький сквер с двумя-тремя садовыми скамьями. Несколько могучих лип и кленов, с трех сторон зажатых оштукатуренными кирпичными стенами, взметнулись до самых крыш. Черная, пропитанная копотью грубая кора, вся в глубоких морщинах; узловатые мозолистые корни вспучили коричневую землю, кое-где поросшую редкой бледной травой. На ухоженной ромбовидной клумбе еще тянулись к тусклому осеннему солнцу несколько белых полуосыпавшихся цветков.

Они сели на зеленую скамейку, истерзанную ножами. Тут были имена девушек, несколько сердец, пронзенных стрелами, и даже название города Сызрань. Кто-то не поленился, с Волги приехав в Ленинград, отыскать этот маленький сквер и напомнить людям, что есть на белом свете город Сызрань, в котором проживает парень по имени Петя.

- Что же ты меня, Тима, не ругаешь? - спросила Алена. - Не устраиваешь сцен ревности? Я ведь иногда встречаюсь с Борисом Садовским, и ты это прекрасно знаешь.

- Ты считаешь, что это необходимо?

- Так принято - я ведь, кажется, твоя девушка.

- Кажется... - с иронией произнес он.

- Это хорошо, что ты не уверен в этом, - сказала она.

- В чем?

- Ты о чем-то другом думаешь>? - поинтересовалась она, быстро взглянув на него.

- Я думаю о тебе, - сказал он.

- Что же ты думаешь обо мне?

Он нагнулся, поднял с земли ярко-желтый кленовый лист, зачем-то подул на него. Лист расправился и зашуршал.

- Я тебя не ревную, - сказал он, вертя лист за тоненький черенок в пальцах и старательно разглядывая его.

- Значит, я могу делать все, что захочу?

- А разве ты когда-нибудь поступала иначе?

Алена вырвала у него лист, хотела скомкать, но пожалела: подбросила вверх - и разлапистый, почти прозрачный лист спланировал на землю.

- Тима, не притворяйся, тебе ведь больно? - Алена даже привстала, чтоб заглянуть ему в глаза. - Я вижу, как ты похудел, одни глаза остались. Да и глаза-то грустные-грустные...

- Выдумщица ты, - улыбнулся он. - Фантазерка.

- Выходит, тебе наплевать, что я встречаюсь с ним? - Высокий голос ее прозвучал слишком громко, и проходивший вдоль чугунной ограды пожилой мужчина с пестрой лопоухой спаниелькой покосился на них. - Как было наплевать, что за мной Гарик волочится? - не обращая на прохожего внимания, продолжала Алена. - И тебе будет безразлично, если я еще с кем-нибудь буду встречаться? Ты все будешь такой же твердокаменный и невозмутимый? Даже если я выйду замуж за другого? Ты останешься моим другом? Будешь с моим мужем играть в домино и нянчить моих детей? Ты на это только и способен, да? Отвечай, Президент!

- Видишь ли, - спокойно сказал он, - я почему-то не чувствую себя виноватым перед тобой...

- Ты никогда не бываешь виноватым, - ядовито заметила она. - Ты всегда прав, как и подобает настоящему президенту.

- Тебе еще пе надоело? - устало спросил он.

- Приставать к тебе?

- Называть меня президентом.

- Напрасно обижаешься: родись ты несколькими веками раньше, обязательно стал бы великим полководцем... Таким же, как Александр Македонский или как Александр Невский.

- Больше ты не знаешь полководцев по имени Александр? - спросил он:

- Знаю, - выпалила она. - Александр Сорока!