Восстание - Дмитрий Павлович Шишкин

– Во имя мировой революции, товарищ Ленин! Во имя вашей мечты! Примкните к нам! – Зверев замялся, затряс головой. – То есть… то есть возглавьте нас! Это будет естественно и в высшей степени справедливо! Народ поймёт, народ восстанет весь теперь! И старые сторонники не отвернутся, для них вообще не изменится ничего, этот клоун ведь с вами на одно лицо!

В запале он явно сказанул лишнего. Царёв перестал плакать, забрался на ящик с ногами, собрался в комок, смотрел на беседующих ненавидящим, затравленным взглядом.

Ленин высокомерно ухмыльнулся.

– Для вас не только я с этим спившимся актёром на одно лицо, для вас и идея мировой революции с вашими грёзами о мировом господстве – одно и то же. Власть для вас – единственная цель, вы даже не знаете, что с нею делать дальше. Вы – больничный наполеонишка. Особо опасный тип, меркантильный, тупой и жестокий мерзавец. Такие, как вы, наше подполье сдавали пачками жандармам!

Зверев попятился под напором вернувшегося в своё революционное обличье Ленина, поник.

– Точно, одно лицо! – взвизгнул озарённый спасительной догадкой Царёв, схватил бронзовый бюстик вождя и, словно выстрелившая пружина, в секунду буквально подлетел к Ленину, прыгнув со своего ящика.

Он взмахнул статуэткой, с громким хриплым выдохом обрушил её на лысину Ильича. Череп лопнул с глухим треском, тело безжизненно повалилось на пол. Густая тёмная струйка била из проломленной головы.

– Пиджак быстрее снимай, пока кровью не залило! – скомандовал ни капли не шокированный и быстро сориентировавшийся Зверев.

Царёв спешно начал расстёгивать на трупе одежду. И уже успел приступить к вытягиванию из-под тела пиджака, как в комнату на шум заглянул Новиков.

Ему хватило каких-то мгновений, чтобы оценить ситуацию, выхватить из кобуры пистолет и снять его с предохранителя. В следующую секунду он уже палил без остановки, как в боевике, разнося Царёву и Звереву головы в брызги. Кровь залила почти весь пол небольшой комнатки, заляпала стены.

Ворвались охранники-«нейтралы» с автоматами наперевес, скрутили и разоружили обезумевшего Новикова. Стали выводить.

– Там камеры, дайте хоть кровь с лица утереть, – будничным тоном попросил он.

Причин отказывать у бойцов не нашлось, отпустили руки, продолжая держать его под прицелом.

Генерал не спеша потянул правую руку ко лбу, будто намереваясь утереть его рукавом. Прикрыв таким образом от охранников свои глаза, он быстро огляделся, дёрнулся вперёд, прижавшись грудью к стволу автомата, и одновременно ударил бойца прямо в переносицу, мгновенно опустил руку ниже, перехватил рукоятку и нажал большим пальцем на курок.

***

Тела обоих – и Ленина, и на всякий случай Царёва кремировали, а прах развеяли. Дума спешно приняла закон, запрещающий опыты по оживлению умерших, правда, по настоянию Подирова, в силу он вступал только с нового года.

Постепенно жизнь в стране налаживалась. Только вот в Питере расстроенные в своих самых лучших апокалиптических чувствах православные дали жару, подчас в прямом смысле. Спалили дотла Смольный и ещё несколько штабных революционных зданий. Руководство ЧК и отдел репрессий в полном составе повесили на фонарных столбах вдоль Смольной набережной. Один опытный Фёдор Андреевич избежал позорной участи, собственноручно приведя приговор себе в исполнение, – пустил пулю в висок.

Обезглавленные и растерянные революционеры бездействовали, их отряды один за другим складывали оружие. В сформированное по случаю «правительство национального единства» пригласили даже двух коммунистов из тех, что не замешаны были в преступлениях. Им с лёгким сердцем доверили самые «расстрельные» должности – министра здравоохранения и министра труда и соцзащиты. Бюджета на них всё равно в ближайшее время практически не предусматривалось, все деньги нужны были на восстановление страны. А это дело доверили либералам, умудрившимся и в революционном руководстве, куда их в своё время пригласили также исключительно ради «национального единства», фронду затеять. Мотивов их назначения было три. Во-первых, пресловутое «единство»; во-вторых, работа была временной; в-третьих, надежда была, что много не своруют, люди-то новые, и пригляд за ними особый.

«Нейтралы» в обмен на амнистию и статус-кво по должностям заново присягнули и бросились разоружать революционеров и просто банды.

Отставному подполковнику Васильеву, кирилловскому и царёвскому земляку, крупно повезло. Его не только не судили за многочисленные «подвиги» ополчений, но и, оценив по достоинству его организаторские способности, дали полковничьи погоны и работу в МЧС – курировать волонтёров, их сейчас нужно было много.

Потихоньку в страну возвращались из добровольного изгнания «эффективные менеджеры». Некоторых по приезду арестовывали. Что поделаешь, единство есть единство, да и их спешный отъезд не добавил к ним доверия и симпатии. Конфискации имущества, произведённые революционерами и нейтралами, невероятным юридическим усилием государственной воли по большей части признали законными. Анне Евгеньевне, правда, её новые апартаменты пришлось оставить, они принадлежали людям нужным. Зато ей отвели половину квартиры, занимаемой антоновскими родителями. Те такого соседства выдержать не смогли, продолжали жаловаться во все инстанции. Терпение властей лопнуло, и Матвеевым устроили принудительный обмен их части квартиры на хоромы Анны Евгеньевны в Захрапнево.

Жутко пострадал доцент кафедры истории русской философии Михаил Александрович. Ему пришлось заново переписывать докторскую. Учёный совет настоятельно рекомендовал убрать всё, связанное с философским учением Николая Фёдорова. То есть более трети его работы.

А вот Всеволод искренне покаялся и был возвращён в лоно церкви. При этом от греха подальше рекомендовано ему было удалиться в Соловецкий монастырь. Там он вскоре преуспел: и непререкаемого авторитета у братии добился, и новую концепцию конца света разработал. Неизвестно, как это у него вышло, но изучая соловецкие лабиринты и культ мёртвых древнего населения островов, пришёл он к выводу, что красный дракон, упомянутый Иоанном Богословом – ну точно коммунистический Китай. Оттуда вся и опасность. А роль архистратига Михаила, низвергнувшего его с небес на землю, призвано сыграть России, соответственно.

Новое учение так быстро расползалось с Соловков по «большой земле», что Всеволода решено было перебросить поближе к потенциальному противнику, на Дальний Восток. Поскольку в целом концепция его задачам официальной пропаганды вполне соответствовала (всегда был кукиш в кармане на переговорах с китайцами: народ, мол, негодует по вашему поводу), ФСБ рекомендовала отделённой от государства церкви вернуть Всеволоду сан иеромонаха и дать небольшой приход. Что и было с потрясающей расторопностью сделано. Рядом с приходом осели под новыми именами каким-то чудом и своей уголовной хитростью избежавшие ареста давние всеволодовские почитатели Храп и Вовчик-могила. Взяли в аренду землю, наняли китайских рабочих и начали их, исполненные чувства глубокого патриотизма и великой миссии, притеснять.

Катя же беспрестанно рыдала уже больше месяца. Медиков так часто приходилось вызывать в связи с угрозой плоду, что её,