Это все нереально! (сборник) - Григорий Неделько

Булгак дал ему передохнуть.

— Вторая же новость…

– Ещё более шокирующая?

— …заключается в том, что… — Булгак прервался и взглянул поверх плеча Децербера — для этого невысокому доктору пришлось подпрыгнуть. — Ведут.

— Кто? Кого ведёт?

— Мои коллеги ваших псов.

— А, ваши коллеги… кого?!

Три собаки, удерживаемые за холки троицей врачей, печально взирали на Децербера. У каждой было по одной голове и по одному хвосту.

Именно так выглядел бы Цербер, если бы его распилили натрое.

Губки почуяли гору в степи.

Они почуяли её нутром, шестым чувством.

Когда-то давно так чуяли горы первобытные губки, волосатые, обитающие в пещерах, привыкшие общаться и решать проблемы при помощи дубинок.

И оставаться бы им такими всю бесконечность времён, если бы когда-то давно они не почуяли гору…

Это определило их судьбу.

Почуяв гору, древние губки выпрямили спины, выкинули дубинки, сбросили шерсть и гордо прошествовали к подножию, а затем поднялись на вершину своей первой горы. Они превратились из презренных пещерных губок в просвещённые высокогорные губки.

Они расплодились и заселили множество гор.

Высокогорным губкам нужна гора, она — то, что делает их самими собой.

…Бороздившие степные просторы губки взревели.

Дождь, слякоть, вода, тепло, леса — прежние препятствия обратились в пыль. Они не существовали для губок — губки не замечали их.

Он чуяли гору и стремились к ней.

По пути губки встречали другие горы. Но они и сравниться не могли с той, которая столь сильно манила. С её холодностью и первозданностью, которые чуялись если и не носами, то печёнками уж точно.

НАСТОЯЩИЙ пик.

— Настоящий пик… — мечтательно протянул президент. — И такой… холодный!

Встречные горы были хорошими, но тот пик — лучшим. Пусть даже лучшее, как известно…

Губки стаптывали в пыль поселения сравнительно небольших существ. И, минуя поля, леса и реки, холмы и ущелья, приближались к цели.

Внезапно бегущие взорвались неудержимым рёвом. Так близко, они так близко! Усталые и утомлённые минуту назад, сейчас они были напор и сила, буря и натиск. Губки встали на дыбы и, взметнув к блестящему Куполу гроздья земли с травой, утроили усилия.

— Ну, чем мы не кони! — в порыве восторга воскликнул президент.

Большую часть пути они преодолели, оставался сущий пустяк. Тем более, в наличии имелась цель…

…Но цель целью, а порядок быть должон.

— Парни! — крикнул военачальник, опережавшийся толпу мигрантов на несколько корпусов. — Напомните-ка, кто из вас в о да?

Правый Цербер дёрнулся, взвизгнул и жалостливо посмотрел на среднего (со)брата. Средний Цербер повернулся к Правому, погрузил в его шерсть челюсти и заклацал зубами. Шла ожесточённая ловля блох. Правый Цербер мог бы справиться и сам, но застарелые привычки искоренить труднее всего. Да и ловить блох на правой шее удобнее средними челюстями, вы не находите?

— Бедняга всю жизнь разрывался на части и вот, похоже, разорвался, — прокомментировал Децербер.

Средний Цербер целиком истребил популяцию блох, но это никак не сказалось на его самомнении. Он зевнул, и друг за другом зевнули Левый и Правый Церберы: всё-таки привычка — кошмарная вещь. Средний посмотрел на собравшихся гениев медицины безразлично и даже, как показалось Вельзевулу, удручённо.

«Разве что не сплюнул в сердцах», — подумал дьявол.

Средний Цербер свернулся на полу калачиком, и подле него свернулись калачиком Левый с Правым.

— Напоминают наших политиков: задница у каждого своя, а блохи общие. — Децербер пожевал сигары. — Вельз, они вызывают во мне комплекс полноценности.

— Неполноценности, ты хотел сказать?

— Не-а, полноценности. Мне бы жуть как не хотелось разорваться на Левого, Правого и Среднего Децербера, потому что я у себя один, свой собственный. Общий и целый.

— Но тебя пока и не разорвало, — тонко подметил Вельзевул.

— Ага. — Децербер кивнул и на сей раз отчего-то не ощутил боли. — Кстати, почему меня не разорвало?

Вельзевул пожал плечами:

— Может, потому, что разорвало Цербера? Не знаю, я не слишком компетентен в подобного рода вопросах. Но я связался с тем, кто компетентен. Жду его звонка с минуты на минуту.

К Децерберу подошёл гном-великан (около 4 футов ростом). Он был бородат, как и все гномы, но лыс. Впрочем, последний недостаток компенсировала буйная растительность на груди.

«Наверное, сделал пересадку, чтобы женщин привлекать, — подумал Децербер. — Умно».

Ни один гном в здравом уме не расстанется с бородой, а с шевелюрой — легко.

— Завал. н, — назвался гном.

— Через «е» или через «и»?

— Как вам будет угодно.

— А я Децербер. Везде «е».

— Очень приятно. Я доктор предпоследней стадии.

— С начала или с конца?

— Пока, к сожалению, с конца. Но мы работаем.

— А я пошляк последней стадии — с начала. Правда, мы не работаем.

Последовало крепкое мужское рукопожатие.

— Значит, гном Завален.

— Подтверждаю!

Завали/ен достал блокнот и ручку.

— Позвольте, — сказал он, — несколько вопросов. Научного толка. — Завалиен решил, что фраза требует уточнения. — Для науки.

— К вашим услугам. — Децербер обожал интервью. Не из-за тщеславия — он не знал, что это такое, он и слова-то такого никогда не слышал. Просто Децербер чистосердечно признавал себя трепачом и при любой возможности доказывал, что это правда.

Завалеин начирикал в блокноте: «Децербер (Уникальный случай: пульсация, свечен. и пр.)» — и, постукивая по записям ручкой, начал интервью:

— Для начала такой вопрос…

Кто-то из врачей составил гному компанию: подсказывал или молча слушал. Другие медики, скучковавшись в группки, вели оживлённые беседы научного толка. Какие-то пили и ели — пока было что и пока их коллеги занимались различной ерундой. Иные из врачей, пользуясь тем, что на них не смотрят, флиртовали с противоположным полом (а также с третьим, четвёртым и всеми прочими — жители Нереальности не ограничены всего двумя полами). А пятые ничего не делали, так как либо заснули, либо напились до беспамятства. Консилиум был в самом разгаре.

Наручные часы Вельзевула запипикали.

— Прошу меня извинить, я отойду…

Децербер, не прерывая интервью, благосклонно махнул лапой:

— Иди же, сын мой.

Вельзевул, выбрав место поспокойнее, свободное от врачей и децерберов, нажал на часах кнопку приёма.

Стекло часов раскрылось, высвобождая молочно-зелёный свет. Он закружился неторопливым вихрем, поднялся вверх, растянулся и уплотнился. Раздались жужжание и потрескивание — статические помехи. По квадратному экрану, образовавшемуся внутри успокоившегося вихря, пробежали полосы. Когда они скрылись за нижним краем, на экране проступили черты чьего-то круглого и тоже зелёного, но мутно-зелёного лица. Полупрозрачное, оно глядело на Вельзевула большими круглыми глазами. Из виртуальных динамиков донёсся голос. Судя по интонации, голос принадлежал дружелюбному привидению.