Это все нереально! (сборник) - Григорий Неделько

— Кашпир, разреши. — Место призрака перед глазком камеры занял полтергейст. В отличие от Кашпира, он был немолод и умудрён — удручён, утомлён, убаюкан — знаниями. При взгляде на лицо полтергейста первыми запоминались короткая седая бородка, квадратные очки и лоб с глубокими морщинами. — Профессор Колбинсон, научный руководитель сего нервного отпрыска.

— Добрый день, профессор. Вельзевул, брат-близнец Повелителя, торговый агент.

— И вы здравствуйте, Вельзевул.

— Ну как же тут…

Да ведь любому же ясно…

Это же…

Это ж… -

распалялся на заднем плане Кашпир, в избытке чувств роняя со столов колбы и склянки.

— Кашпир, прекратите колотить лабораторное имущество. Бесполезно… Вы меня слышите, Вельзевул?

— Да, профессор.

— Мой ученик хоть и сообразительный, но довольно шумный молодой призрак.

— Самую малость шумный, профессор.

— Тут же и так понятно…

Всё же как на…

А он…

Нууууууууу…

Мелодия разбивающихся склянок стала громче.

Колбинсону пришлось повысить голос:

— Кашпир всего лишь пытался сказать вам, что его заразили.

— Что?

— Заразили!

— Кого? Кашпира?

— Нет, Цербера.

— Кого, профессор?

— Цербера!

Разбилась последняя стеклянная тара. И Кашпир в последний раз всплеснул руками, после чего сел на стул передохнуть.

Колбинсон воспользовался этим, затараторив:

— Цербера заразили. Или, скорее, он сам заразился. Я предполагал, что болезнь Децербера магического свойства, но магические заболевания локальны и не заразны. Вместе с тем это и не природный недуг. С чем же мы столкнулись, ломал я голову: болезнь уникальная, но не магическая, и заразная, но не природного происхождения. И тут решение пришло само собой: заразился же не кто-нибудь, а Цербер! Цербер, который, как мы выяснили, — то же самое, что и Децербер, только более молчаливый. Болезнь не сумела одолеть самого Децербера и перекинулась на иную его ипостась . Вельзевул! Кто-то имеет зуб на Децербера, кто-то специально заразил его этой страннейшей болезнью. Но либо она вышла из-под контроля злоумышленника, либо, наоборот, следовала его воле… Неважно. Результат не меняется: жертвой недугапал не хозяин, а домашний питомец! — Тут дыхание закончилось.

Профессор Колбинсон перевёл дух.

Вельзевул посмотрел в окно. С того дня, как заболел Децербер, минула неделя, но ничего не изменилось. Жара не спала. Выходя на улицу, вы всё так же боялись, что испаритесь, стоит вам только переступить порог. Как и прежде, асфальт нагревался так, что начинал булькать и пускал раскалённые пузыри. Как и прежде, непрерывным и необъятным потоком обрушивался на жителей Ада отражённый металлом яростный свет — отскакивающий от крыш и столбов, отпрыгивающий от мобилей и велосипедов, отстреливающий от роботов и киборгов. Как и прежде, телевидение передавало бессчётные экстренные сообщения о пожарах: в курятниках и на улицах, в жилых домах и на заводах, в парках и лесах. «Мы прерываем показ сериала „Из огня да в полымя“, потому что до нас дошли слухи…» И, как прежде, стилонеры расходились на ура, и даже на гип-гип-ура. Однако коммерческие успехи, с которых Вельзевул получал немалый процент, нисколько его не радовали.

Монотонно работающие стилонеры засып а ли дьявола фунтами снега, но и это не имело значения.

А ночью жара не стихала, нет, — становилась ещё жарче.

Вельзевул скис. Помнится, дьяволу удалось растормошить Децербера и вернуть ему волю к жизни, когда пёс оказался в подобном положении. Но как легко давать советы другим и менять их жизни к лучшему и как непросто помочь самому себе…

…Децербер предложил гному-интервьюэру пройти на кухню — чтобы им не мешали шум диалогов, звон бокалов и сладкие похрапывания. Гном согласно кивнул, и «звезда» с «журналистом» скрылись из виду…

…Чтобы поднять настроение, на помощь извне рассчитывать не приходилось. Но Вельзевул не был в обиде на Децербера: пёс никогда не бросал его в беде. Децербер непременно поддержал бы Вельзевула и сейчас. Ободряюще улыбнулся бы, хлопнул по плечу. Но ведь Децербер не знал, что его друга гложет… а собственно, что? Вельзевул сам затруднялся ответить.

— Профессор, а эти полосы… — Вельзевул трижды провёл пальцем по воздуху, рисуя график жизни Цербера. — Получается, Цербер — три самостоятельных существа? Как же они уживались в одном теле?

— Мне думается, Цербер был…

— Как-то странно звучит: был.

— Когда был целым, — поправился Колбинсон. — Целостен. Когда Цербер был целостен, он представлял собой нечто…

— Нечто… тоже странное слово.

— Существо. Когда Цербер был целостен, он представлял собой существо сродни однояйцовым близнецам. Целостен снаружи, разрознен внутри. Но, поскольку разумом он не обладает, разрозненность эта не доставляла проблем. Им управляли инстинкты. А Децербер — владелец разума. Разум объединил его внутренний мир и сотворил самого Децербера — благодаря разуму Децербер и является цельной, целостной личностью…

— Личностью? — переспросил Вельзевул. — По-моему, странное сл…

— Вельзевул!

Дьявол подскочил на месте:

— Что?

— Взбодритесь.

Вельзевул согласно закивал:

— Да, профессор. Понимаю. Нечего распускать нюни, делу это не поможет! — Вельзевул замотал головой, отгоняя негатив и сонливость. Он победил их в друге — победит и в себе. — Ну, вот. Всё. Я снова бодр и весел.

— Очень рад… — Колбинсон посмотрел в сторону и вверх, на настенные часы, — но мне пора: кто ещё, кроме меня, прочтёт этим лентяям химикам лекцию о твёрдожидкостях[14]. — Глаза Колбинсона хитро сверкнули из-под очков.

— А у меня выходной, — сказал Вельзевул. — Восьмой подряд. Дравог, мой начальник, так обрадовался успеху на рынке стилонеров, что велел отдыхать, пока мои услуги не понадобятся.

— О-о, так это ваша фирма занимается производством стилонеров?

— Скорее, распространением. Растут-то они сами по себе.

— Ну да неважно. Большое вам спасибо за них! Если бы не стилонер, я бы, не ровен час, сжарился в котлету.

— Да, пекло на улице адское…

— А вот Кашпира из-за стилонера всё время продувает.

— Купите обычный кондиционер.

— Куда же деть ваш агрегат?

— Отдайте кому-нибудь. Или выбросите — от нашей зажиточной фирмы не убудет.

— Ну что вы! Я так не могу. Он же полуразумный… — Колбинсон вновь сверился с часами. — О-хо-хонюшки, я опаздываю. Всего хорошего, Вельзевул, приятно было…