Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С. С. И последний вопрос. Если бы вас попросили написать эпиграф к книге о вас, каким бы он был?
Д. Н. Я бы написала… “Она поет всю свою жизнь, практически с первого вздоха, и обожает петь. Ей нравится делиться своим искусством, в комнате или на сцене – не важно где. Главное – выступать перед публикой и удивлять ее своим пением…”
Саундтрек
Произведения в исполнении Джесси Норман:
И.С. Бах – Ш. Гуно. “Аве Мария”.
Г. Перселл. “Дидона и Эней”.
А. Берг. Романс “Соловей”.
Р. де Лиль. “Марсельеза”.
Р. Вагнер. “Тристан и Изольда”.
Спиричуэлс Great Day.
Р. Штраус. “Посвящение”.
Владимир Юровский
Две беседы с мастером
У Владимира Юровского я брала интервью четыре раза. Первый раз – в программе “Камертон” и три раза – в “Нескучной классике”. В этой книге оставлено только два: первое, где мы еще на “вы” и последнее, которому около года.
Юровский сразу покорил меня эрудицией и мастерством формулировок – образных, четких, порой парадоксальных, но всегда аргументированных. У Юровского два образования: он теоретик-музыковед и дирижер. Именно в этой последовательности я с ним и познакомилась. Сперва была беседа для программы “Камертон”, а уже потом я попала на его концерт в Лондоне и навсегда стала фанатом! Я мало встречала музыкантов, которые так же талантливо говорят о музыке, как доносят ее до слушателя со сцены! Честно говоря, если бы он располагал временем и мне удавалось бы приглашать его чаще в студию, можно было бы издать отдельно книгу его интервью, настолько интересно то, что он говорит. Владимир Юровский, на мой взгляд, дирижер-просветитель в самом широком смысле этого понятия!
У дирижера выходных не бывает. Разговор 2009 года, программа “Камертон”
САТИ СПИВАКОВА Володя, когда вы выходите к оркестру перед началом концерта, перед первым взмахом рук, что вы чувствуете спиной?
ВЛАДИМИР ЮРОВСКИЙ Это зависит от того, какая публика: публику я очень чувствую. Доверие оркестра можно завоевать за короткий период совместной работы, а доверие зала завоевывается годами, потому что публика видит исполнителя в течение полутора часов концерта и к тому же со спины, так что доверие вырабатывается только многократными возвращениями артиста к той же аудитории.
С. С. А что сложнее переломить? Энергетику публики или энергетику оркестра? Или это вообще не важно – с кем-то бороться, что-то переламывать?
В. Ю. Энергетику оркестра переламывать к тому моменту уже не надо. Когда мы выходим на концерт, мы уже, по идее, сроднились. Для этого достаточно двух-трех дней, а если мы с оркестром уже давно знакомы, то к публике выходим как заговорщики, как одно целое. А вот с публикой надо еще в единое целое соединиться. Потому что концерт – это всегда треугольник: музыка, исполнитель и слушатель.
С. С. Причем исполнитель находится между музыкой и слушателем.
В. Ю. Да. И его задача соединить их мостиком в то самое единство. Иногда это трудно, особенно когда мобильные телефоны начинают звонить. Или вот совсем недавно я играл “Атмосферы” Дьёрдя Лигети. Это очень тихая, атмосферная музыка, скрипки пытаются что-то за подставкой играть… Мы так долго это репетировали! И в самом тихом месте какой-то человек начал чихать. И чихнул подряд восемь раз – специально не придумаешь. Ну что ж, мы продолжали, не останавливать же музыку… Порой дети начинают плакать, но детский плач у меня всегда вызывает умиление: значит, музыка эмоционально на них действует.
С. С. Детей приводят на концерты?
В. Ю. Конечно. Но хуже всего, когда люди начинают шуршать бумажками! Я один раз даже остановил концерт. Мы открывали Royal Festival Hall в Лондоне и играли “Жар-птицу” Стравинского. Только мы начали – буквально через два такта в зале зазвучала Сороковая симфония Моцарта из мобильного телефона.
Мой концертмейстер после концерта сказал: “Это, наверное, месть Моцарта за то, что его забыли вставить в программу”. В программе действительно не было ни одного произведения Моцарта. Мы, значит, два такта под Моцарта поиграли, потом я опустил руки и музыкантам сказал: “Пусть уж Моцарт доиграет, он все-таки старше, чем Стравинский, неудобно как-то…” Публика очень интересно отреагировала. Сначала люди не поняли, что произошло, а когда поняли – стали аплодировать. А потом мы начали заново.
С. С. Вы очень кстати заговорили о Стравинском. У меня вопрос. Стравинскому принадлежит известное определение: “Искусство должно быть холодным”. Он считал, что для достижения музыкального совершенства произведение следует интерпретировать несколько отстраненно. Вы согласны?
В. Ю. Я, честно говоря, не помню такой цитаты и хочу заметить, что многие высказывания Игоря Федоровича противоречат одно другому. Его нужно, на мой взгляд, читать с большой осторожностью. И музыку его нужно слушать очень внимательно, поскольку он и в музыке часто противоречит самому себе…
С. С. Например?
В. Ю. Он всю жизнь противопоставлял себя нововенцам, в частности Шёнбергу и всем его ученикам, а под конец жизни вдруг увлекся Веберном и стал сочинять своего рода додекафонную музыку. Написанные в ранней юности для Дягилева балеты Стравинский позже переинструментовал, чтобы доказать, что и в ранний период творчества мыслил как неоклассицист, каким он был на момент переинструментовки, и что с импрессионизмом и русской национальной школой его ничто не связывало.
Игорь Федорович был великий мистификатор. Все его высказывания о холодности искусства и отстраненности интерпретаций, по-моему, резко расходятся с его собственной манерой исполнения музыки. Существует запись его концерта с Нью-Йоркским филармоническим оркестром, где он дирижирует Второй симфонией Чайковского и увертюрой к “Руслану и Людмиле” Глинки. Более горячее и эмоциональное исполнение представить себе трудно! Да и собственную музыку играя, Стравинский по-своему был крайне горяч.
Мне кажется, что его полемические высказывания направлены, скорее, против царившей в то время общей волны бескультурья среди исполнителей. Он не против эмоциональности и чувственности искусства восставал, а против безвкусицы, невежества и той вольности, которая ставила под вопрос судьбу сочинения, если по вине исполнителя его не воспринимала публика. А Стравинский был одним из лучших исполнителей своих собственных сочинений.
