Приносящий счастье - Андрей Величко

Врачи не ударили в грязь лицом и почти сразу обнаружили у меня редчайшую болезнь, именуемую прогерией, – я потом не поленился посмотреть в «Википедии», что это такое. В общем, мне предложили лечь на обследование, и я сказал, что обязательно последую ценному совету, но чуть позднее – надо еще успеть закончить все дела в этом мире. В ответ врач почему-то начал меня утешать, что, мол, не все еще так плохо, а потом всучил кучу направлений на анализы. Я попросил еще и справку насчет склероза или маразма, которая, к некоторому моему изумлению, была тут же выдана.

Ну а насчет анализов я посоветовался с Женей Зябликовым, открыв маленькую дырку в Форпост, но не переходя туда. Наш эскулап быстро просмотрел направления и сказал, что этот, этот и вон тот ему пригодятся в процессе наблюдения за моим здоровьем, так что их действительно лучше сдать, пусть даже для этого и придется куда-то ехать.

Возвращался я поздним вечером. Асфальт на Севастопольском проспекте от холодов пошел даже не волнами, а какими-то горбами, на которых моя бедная «девятка» гремела и подпрыгивала. Я начал было жалеть подвеску, но потом вспомнил, что ей осталось всего ничего, а потом машина будет переправлена в прошлое. Где она будет стоять в моем дворе как памятник утраченному будущему, причем в этой роли даже полностью убитая подвеска ей нисколько не помешает.

В квартире за время моего недолгого отсутствия заметно похолодало. Приложил руку к батарее – чуть теплая. Значит, одного снятого чиновника оказалось недостаточно для сколько-нибудь долговременного эффекта. Наверное, объявленного виновным надо было еще и посадить. Или просто снять не одного, а штук десять? Пожалуй, лучше всего поможет комбинация из этих способов, подумал я и лег спать.

Проснулся ранним утром – от холода. Действительно, в моей комнате было не более десяти градусов тепла. В кухне – чуть меньше, батареи стали вообще ледяными, а наружный термометр при этом показывал всего двадцать семь градусов мороза. Странно, почему квартира так быстро выстудилась – вроде я ее хоть как-то, но утеплил? Впрочем, ответ был ясен. Если в замкнутом объеме, пусть даже и с абсолютной теплоизоляцией, находятся принудительно охлаждаемые тела с развитым оребрением, то есть батареи под окнами, то температура все равно будет понижаться. Что она и сделала.

Ехать на работу было еще рано, и я потратил часа полтора на обогрев хотя бы своей комнаты при помощи солярогаза – штуки хоть и довольно вонючей, но весьма эффективной. Пока он переводил граммы топлива в калории, я соорудил пенопластовые короба вокруг батарей, чтобы они не так выстужали мое жилище. После чего взял аккумулятор от «девятки», который ночевал не в машине, а дома, баллончик с эфиром для облегчения пуска и спустился к своему лимузину. Несмотря на почтенный возраст и непрестижную национальную принадлежность, «девятка» завелась почти сразу. Кстати, на дорогах было заметно свободней, чем обычно, – видимо, далеко не все иномарки оказались столь морозоустойчивы. Или их владельцам лень было с вечера тащить домой аккумуляторы, что тоже вполне вероятно. Впрочем, большинство, наверное, вообще не имело представления о такой возможности, несмотря на почти поголовное высшее образование.

Вечером на двери подъезда обнаружилось объявление, в коем разъяснялось, что на теплотрассе произошла авария, которая сейчас оперативно устраняется. Кроме того, уже задействована какая-то резервная схема, так что волноваться не нужно. Я, собственно, и не собирался, так что вновь вытащил аккумулятор, зашел в подъезд и вызвал лифт. Лампочки горели тускло, время от времени подмигивая, а лифт вообще никак не прореагировал на нажатие кнопки. Вздохнув, я потащил аккумулятор на девятый этаж пешком. Пожалуй, если такое безобразие будет продолжаться, «девятку» придется держать в гараже, а то и вовсе в Форпосте.

Квартира встретила меня могильным холодом. Да уж, видимо, задействованная схема подключения батарей была уж очень резервной – настолько, что на их ребрах уже появилась изморозь. Ничего, я человек не привередливый, да и солярки у меня полная канистра. А впереди два выходных, которые можно будет потратить на лазание по Интернету, благо он вроде работает без перебоев. Правда, горячей воды нет, но зато есть холодная, которую нетрудно подогреть на газовой плите или солярогазе.

С утра в субботу электричество перешло в импульсный режим – то есть появлялось минут на пятнадцать – двадцать, а потом пропадало на неопределенное время. Газ шел еле-еле, и я, посмотрев на дрожащие голубые огонечки, не только выключил плиту, но и перекрыл кран на магистрали. Потому как при таком напоре конфорка может запросто погаснуть, и газ начнет потихоньку скапливаться на кухне. А потом любая искра – и взрыв.

Он действительно не заставил себя ждать и шарахнул около четырех часов дня – правда, не у меня, а в другом конце дома, через четыре подъезда. К счастью, грохнуло слабенько, жертв вообще не было, а в больницу увезли всего двоих, зато пожарные под возмущенные вопли жильцов залили водой чуть ли не половину подъезда, никто толком даже погреться не успел. Газ же после этой истории совсем отключили, причем не только в нашем доме, но и в трех соседних.

Ближе к вечеру я поискал в Интернете новости про наш локальный мини-апокалипсис, но нашел только несколько сообщений об аналогичной ситуации в Выхине. Там без тепла остались сразу два микрорайона, народ принялся обогреваться газом и электричеством, в результате чего накрылась подстанция, а газ перекрыли, не дожидаясь взрывов.

В воскресенье кончилась уже и холодная вода. С утра она еще текла тоненькой струйкой, сопровождаемой утробным хрюканьем крана, но к обеду струйка иссякла – при открытии крана раздавался только звук, и больше ничего. Вечером прекратился и он, что почти наверняка говорило о замерзших трубах. И наконец утром в понедельник температура в квартире опустилась ниже ноля – правда, пока всего на полградуса, но я сильно подозревал, что это только начало. В общем, явно пора было переселяться в гараж, чем я и решил заняться сразу по возвращении с работы.

В институте, как ни странно, меня встретила вполне комфортная температура, и даже сеть не прыгала, хоть и была слегка пониженной. Прямо хоть оставайся тут ночевать! Шеф, кстати, именно это мне и предложил, узнав о ситуации в нашем микрорайоне. Но я отказался, сославшись на свой гараж.

Вечером я сначала заехал домой за ноутбуком и некоторыми другими необходимыми вещами. Подниматься, естественно, пришлось пешком, и на лестнице между четвертым и пятым этажом обнаружилась приличных размеров наледь, причем, судя по ее виду, образованная не водой, а мочой. Небось алкаши Савостины нагадили, подумалось мне, они живут как раз на пятом. Однако это, скорее всего, означает, что, пока я трудился на благо родной космической отрасли, в доме накрылась уже и канализация. То есть существование в промерзшей квартире на девятом этаже без каких-либо удобств потеряло всякий смысл.

Загнав «девятку» в гараж, я по-быстрому выгрузил из нее барахло, после чего открыл дырку в Форпост. Мне туда было еще рано, так что я просто прицепил к ней трос и бросил конец в прошлое, где его уже ждал десяток самых здоровых аборигенов во главе с Мариком. Для обратного перемещения машины в гараже имелась лебедка.

Так как давление на Манюнином острове было заметно выше, чем в Москве, то за пару минут, потребовавшихся для перемещения машины теперь уже не в шестнадцатый, а семнадцатый век, холодный воздух гаража был полностью вытеснен теплым из прошлого.

Закончив с перетаскиванием «девятки», Марик передал мне корзинку, после чего портал был закрыт. Я разобрал раскладушку, застелил ее, поставил рядом туристический столик и снял тряпку, прикрывающую корзину. Под ней оказался армейский котелок с горячим черепаховым супом, два шампура с шашлыком из валлаби и термос с австралийским чаем. А жизнь-то потихоньку налаживается, подумал я и, растопив печку-пошехонку, приступил к ужину.

Жизнь в гараже оказалась вполне комфортной, тем более что его задняя часть являлась одновременно внешним забором, за которым был овраг, где еще при Брежневе вроде начинали что-то строить, да так и бросили. И еще задолго до начала своих межвременных приключений я продолбил там дыру, вставил мощную стальную дверцу и замаскировал ее, она почти не бросалась в глаза снаружи. Так что теперь до туалета, в качестве которого использовались две прислоненные под углом друг к другу бетонные плиты, было десять шагов. В институт я теперь ездил на городском транспорте – лень было возиться с вытаскиванием машины из прошлого и последующим заталкиванием ее обратно, да и ни к чему. Для поездок же на двух колесах было все-таки холодновато. Еще прошлой зимой я опытным путем определил, что до минус десяти градусов на скутере можно ездить без всяких ограничений. От десяти до пятнадцати – только если дорога занимает не больше часа. В интервале от пятнадцати до двадцати допустимое время пути падает до сорока минут. От двадцати до двадцати пяти в принципе тоже можно ездить, но только если очень надо. Ниже двадцати пяти – это уже будет не поездка, а эпический подвиг, на который можно пускаться только во имя чего-нибудь великого и светлого типа спасения галактики или вояжа в ночной магазин, когда кончилась водка.