Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

— Хорошо, что твой дом связан родственными узами с Саварисом, — сказал Касему Абу Фисада, — а жена приходится родственницей супруге управляющего, не говоря уже о том, что Закария в молодости дружил с Лахитой.

— Может быть, это отсрочит расправу. Но нам ее не избежать — равнодушно ответил Касем.

— А ты забыл, что хотел обратиться за помощью к адвокату? — спросил Садек.

— Нам же сказали: ни один адвокат не посмеет выступить против управляющего и надсмотрщиков.

— В Бейт-аль-Кади есть один дерзкий адвокат, — проговорил Аграма, желающий загладить свою вину.

Однако Садек отступился:

— Но если обратиться к адвокату, наши сегодняшние опасения могут стать началом большой беды.

— Давайте посоветуемся с адвокатом, — настаивал Аграма. — Скажем, чтобы подождал с иском, пока в этом не будет необходимости. Поищем того, кто возьмется за дело. И пусть он будет не с нашей улицы.

Касем и остальные согласились с этим предложением в качестве запасного варианта. Они поднялись и направились в контору адвоката аль-Шанафири из Бейт-аль-Кади. Шейх принял их. Касем разъяснил ему суть дела и сообщил, что пока они бы хотели повременить с иском, но он должен подготовиться к процессу и предпринять все необходимые шаги. Вопреки ожиданиям большинства адвокат не отказался вести дело. Он взял задаток на расходы, и они, довольные, вышли от него и разошлись — товарищи вернулись в квартал, а Касем отправился к Яхье. Они сели у хижины покурить кальян и обменяться мнениями. Яхья сожалел о произошедшем и советовал Касему быть осторожнее и осмотрительнее.

Как только Касем вернулся домой и распахнул дверь, перед ним с беспокойством на лице предстала Камар.

— Господин управляющий присылал за тобой! — воскликнула она.

Сердце Касема екнуло.

— Когда?

— Последний раз десять минут назад.

— Последний раз?!

— За час он присылал трижды.

Глаза ее наполнились слезами.

— Не ожидала я такого… — всхлипнула она. — Не ходи!

Он старался держаться спокойно.

— Идти туда не опасно. Ты забыла, что эти преступники не нападают в собственном доме?!

Внутри заплакала Ихсан, и Сакина поспешила к ней.

— Не ходи, пока я не встречусь с Аминой-ханум, — попросила Камар.

Но Касем был настроен решительно:

— Так не годится. Я сейчас сам пойду. Не надо переживать. Никто из них ни о чем не знает.

Жена вцепилась в него:

— Но он посылал за тобой, а не за Аграмой! Я боюсь, на тебя донесли.

Он мягко высвободился из ее рук.

— Я же сразу тебе сказал, что спокойной жизни у нас больше не будет. Мы знали, что рано или поздно столкнемся со злом. Не сходи с ума и жди моего возвращения!

78

Привратник дома управляющего вернулся и равнодушно сказал Касему:

— Входи!

Привратник шел первым. С трудом сдерживая эмоции, Касем следовал за ним. Он вдыхал благоухание сада, но продолжал смотреть прямо перед собой, пока не остановился у входа в зал. Привратник пропустил его вперед, и Касем с уверенностью, которой и не подозревал в себе, вошел. Вглядевшись, он увидел в углу зала на диване управляющего. С ним были еще двое. Один сидел на кресле справа от хозяина, другой с левой стороны. Касем сначала не узнал их или попросту не обратил на них внимания. Он подошел к управляющему и, встав близко от него, поднял руку в знак приветствия.

— Добрый вечер, господин! — почтительно сказал Касем.

Вдруг он заметил, что справа от управляющего сидел не кто иной как Лахита. Взглянул на другого — и онемел. Вторым оказался адвокат шейх аль-Шанафири. Он понял, что положение его опасно: тайна раскрыта, и предал его этот подлый человек. Он пропал! Отчаяние смешалось с негодованием. Ему стало ясно: ни хитрость, ни лукавство его теперь не спасут, и он решил стоять на своем до конца, не отступая ни на шаг. Ему нужно было идти напролом или хотя бы не отрицать того, что уже стало известно. Впоследствии он не раз вспоминал этот миг, отсчитывая от него рождение в себе нового человека, о котором и не знал. От размышлений его отвлек сухой голос управляющего, который спрашивал:

— Ты Касем?

— Да, господин! — ответил он непринужденно.

Не пригласив Касема сесть, управляющий продолжил:

— Присутствие здесь адвоката тебя удивило?

— Вовсе нет, — так же ответил Касем.

— Ты пастух? — спросил высокомерно управляющий.

— Уже два года, как я не пасу скот.

— Чем же ты теперь занимаешься?

— Я поверенный в делах жены.

Управляющий с презрением покачал головой, затем подал разрешающий знак адвокату, и тот заговорил, обращаясь к Касему:

— Наверное, ты растерялся, увидев здесь меня, своего адвоката. Но господин управляющий занимает такое высокое положение, что мое обещание представлять твои интересы не имеет никакого значения. Более того, благодаря этому моему поступку ты получаешь возможность покаяться. А это лучше, чем приобрести врага, в столкновении с которым тебя ждет гибель. Господин управляющий разрешил сообщить тебе, что я умолял его помиловать тебя, если ты раскаешься. Пойми, я желаю тебе только добра. Вот твой задаток. Я тебе его возвращаю.

Касем посмотрел на него ненавидящим взглядом:

— Почему же ты не дал мне совета, когда я явился к тебе в контору?

Адвокат был возмущен такой наглостью. Но управляющий удержал его.

— Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их! — сказал он Касему.

Адвокат извинился и засобирался уходить. Он встал, плотно завернулся в накидку, пряча свое замешательство, и вышел. Управляющий злобно разглядывал Касема.

— Как ты посмел подать иск против меня?! — стал он отчитывать Касема.

Касем почувствовал себя загнанным в угол: борьба или смерть. Он не знал, что сказать.

— Не молчи! Говори, что ты скрываешь? Ты сумасшедший?

— Слава Богу, я не лишен рассудка, — печально произнес Касем.

— Непохоже! Зачем ты сделал этот предосудительный шаг? Ты уже не бедняк, ведь эта ненормальная сделала тебя своим мужем. Чего же ты добиваешься?

Подавляя свой гнев, Касем проговорил:

— Для себя я ничего не хочу!

Управляющий обернулся на Лахиту, будто призывая его в свидетели причуд этого человека, затем вновь посмотрел нетерпеливо на Касема и закричал:

— Зачем тогда тебе это?!

— Я хочу только справедливости, — ответил Касем.

Управляющий с ненавистью сощурился.

— Думаешь, тебя спасут родственные связи твоей жены и ханум?

— Я так не думаю, — ответил Касем, опустив глаза.

— Разве ты надсмотрщик, чтобы бросать другим надсмотрщикам вызов?

— Нет, господин.

— Тогда признай свое безумие и не мучай меня! — закричал управляющий.

— Слава Богу, я не безумен.

— Зачем тогда подавал иск против меня?

— Я хотел справедливости.

— Для кого?

Касем задумался.

— Для всех.

Управляющий с сомнением вгляделся в его лицо в поисках признаков безумия.

— А какое тебе до этого дело?

Опьяненный смелостью, Касем проговорил:

— Только так можно выполнить условия владельца имения!

— Ты, бродяга, говоришь об условиях владельца имения?! — завопил управляющий.

— Он наш общий предок, — спокойно ответил Касем.

Разгневанный управляющий вскочил и со всего размаху ударил Касема мухобойкой по лицу.

— Наш предок?! Да вы отцов своих не знаете! Как вы смеете называть владельца имения своим предком?! Воры! Бродяги! Подонки! Прикрываясь положением жены, ты потерял стыд и совесть! Но запомни, даже домашнего пса бьют, когда он кусает руку хозяина!

Лахита поднялся, чтобы успокоить управляющего.

— Сядьте, уважаемый. Не стоит марать себя.

Рефаат вернулся на место с дрожащими от злобы губами.

— Даже бродяги рассуждают об имении и внаглую называют владельца своим предком! — продолжал кричать он.

— Выходит, правда то, что говорят люди об этих бродягах, — сказал Лахита. — Эх! Наша улица, видно, сама себя погубит.

— Твой отец, — обратился Лахита к Касему, — был первым из моих помощников. Не вынуждай меня наказывать тебя.

— За свои злодеяния он заслуживает не просто смерти! — вскричал управляющий. — Если б не ханум, головы твоей уже не было бы на плечах!

Лахита продолжал допрашивать Касема:

— Скажи-ка, сынок, кто за тобой стоит?

Касем переспросил, все еще чувствуя, как горит лицо:

— Что вы имеете в виду?

— Кто заставил тебя подать иск?

— Я сам. Никто.

— Ты был пастухом. Потом судьба тебе улыбнулась. Чего же еще ты хочешь?

— Справедливости. Справедливости, уважаемый!

Управляющий заскрежетал зубами:

— Справедливость! Собаки! Это слово вы повторяете как заклинание, когда хотите ограбить нас!