Четыре голоса Тьмы - Дмитрий Напольских

Мне стало смешно. Перед лицом гор, неба и пустыни мысли о карьере казались жалкими и никчемными

Я устроилась поудобнее, и стала ждать рассвет.

Он пришел со стороны Лакриса — иное было бы чудом! — и протянул длинные когти-лучи через всю каменистую пустошь. Даже теперь я не могла разглядеть хоть что-нибудь на востоке. Казалось, что равнина уходила в бесконечность. Я с трудом припомнила ее название — Серая пустыня. Подходящее название для столь унылого места.

Пустыня — в которой не было ни одной нормальной песчинки! — тянулась вдоль всего южного отрога Каменного хребта. А там, в сотнях миль отсюда, сливалась со Знойными песками — исполинской пустыней, уходящей далеко на восток. Впрочем, длинный песчаный "язык" шел и на запад — по границе Диммира и Торгового союза до самой Великой степи.

Население Диммира ютилось на малоплодородной высохшей равнине между песками, каменной пустошью и горами — жалкие наследники великого королевства. Я пожалела этих несчастных. Самую малость. Люди и от меньших горестей обращались ко Тьме. Что их нисколько не извиняет.

Но теперь не осталось даже и памяти о былом величии. Армия разбита, столица захвачена, возгордившиеся некроманты частью убиты, частью разбежались, и теперь за ними охотятся инквизиторы. А от всего этого — от тяжелой подготовки к великой войне до позора и горестей оккупации — страдают в большей степени обычные люди.

В этот момент я заметила фигурку, поднимающуюся к входу в пещеру. Черный балахон, надвинутый на глаза капюшон. Я резко сощурила глаза, приглядываясь.

За спиной сладко потянулся проснувшийся граф.

— Всем доброго утра! — звонко пожелал он. — Как же хо…

Горсть песка пресекла его словоизлияния. Отплевываясь, он обиженно посмотрел на меня. Я поднесла палец к губам. Граф затих. Неслышно поднялись братья. Завозился Гарл.

Фигурка возле пещеры тревожно огляделась, пожала плечами и скрылась внутри.

— Кто-то вошел в пещеру, — объяснила я по-прежнему недовольному графу. — Мы в Диммире, а он был в черном балахоне.

— Темный? — испуганно выдохнул де Лазаль.

— Возможно, надо проверить. Иду я и Гарл. Против мага лучше всего сработает маг, — пресекла я попытки графа погеройстововать. — А пес меня прикроет. Присматривайте за входом. Вдруг кто-то еще появится.

Я подозвала Гарла, и мы стали пробираться к пещере. Вместе было бы спокойнее, но мои "герои" могли и прихлопнуть темного. А я хотела взять его живым. Чтобы немного побеседовать о некоем месте.

Первым делом я осмотрела следы. Отпечатки босых ног уходили вниз и на юг — похоже, там у темного было убежище. Гарл принюхался и… спокойно улегся на землю. Никакой опасности он не почуял.

Возможно, пес и прав, но я рисковать не собиралась. Приготовив слабенькую огненную сеть — чтобы не убить, а только скрутить противника — я заглянула внутрь. И остолбенела.

Мой "темный" стоял на коленях перед Святым камнем и истово молился.

Гарл презрительно рыкнул, он не любил святош. Фигура в капюшоне резко вскочила на ноги.

— Кто здесь? Именем Единого, кто здесь? — раздался дребезжащий старческий голос.

Я бесстрашно выступила на свет.

— Меня зовут Лейла Крор. Я не причиню вам вреда.

— В-вы… — от испуга он заикался. — В-вы в-ведь не из т-т-темных? Не из м-магов?

— Нет, — ответила я на его первый вопрос.

— Хвала Единому! — воскликнул старец и, снова опустившись на колени, вернулся к прерванной молитве.

Я подозвала графа и братьев. У входа в пещеру нам пришлось прождать еще час, именно столько простоял старец на коленях перед Святым камнем.

Затем он вышел и попросил нас следовать за ним.

— Идите за мной, у меня тут неподалеку скромное жилище.

По дороге старик рассказал, что зовут его Дигрик и он отшельник в местных горах. Ни полного имени, ни возраста он уже не помнил.

Его жилище оказалось крохотной пещеркой, а скорее — просто щелью в скале. Там он спал и хранил запасы пищи — коренья и похожие на фасоль зерна. Он перетирал их между камнями и варил похлебку на огне из высохшей травы и кустов.

— Раньше я жил в часовне, — так называл он пещеру с камнем, — но там холодно и влажно. Мои старые кости стало постоянно ломить, и я подыскал себе место посуше. Но теперь приходится три раза в день ходить туда и обратно. Для молитвы.

Вознесение молитв Единому оказалось смыслом всей жизни отшельника. Он сказал, что обычно его бдения возле камня продолжаются по два-три часа кряду, но ради нас он утром их существенно сократил.

Мы расположились перед входом в пещеру. Я зажгла магический огонек, Гийом поставил на него котелок и сварил замечательную похлебку из продуктов настоятеля. Благо, неподалеку оказался ручеек.

Поначалу, поняв, что я маг, отшельник перепугался. Но потом убедился, что к темным искусствам я отношения не имею, и успокоился.

— Места здесь дикие и малонаселенные, — рассказывал он нам, прихлебывая ароматный мясной бульон. — Людей здесь нету, лишь изредка проходит отряд солдат с некромантом. Видимо, границу бдят. Но до старика им дела нет. Хотя и они уже здесь давно не появляются. Уж не война ли приключилась?

— Война, Дигрик, — ответила я. — Полгода как Лакрис в союзе с герцогствами и Канией разбил армию Диммира и захватил Грельир. Темного Ордена больше нет, скоро отловят последних некромантов, и можно будет вздохнуть спокойнее.

— Хвала Единому! А я ведь помню, как все начиналось. Когда король Лумбур Второй поднял гвардию против храмов Единого и повелел поклоняться Тьме. Тьфу на него!

— Да ведь это же было… — изумленно воскликнул Орно.

— Не мешай рассказывать, — резко осадила я графа. — Продолжайте, Дигрик.

— Ну, значит, поднял он гвардию. Лумбур это проклятый. Армия-то за ним вся не пошла, раскололась. Кто за был, а кто против. Но за него маги темные повылазили из своих дыр. Так что худо нам пришлось, честным служителям Единого. В то время я юным послушником был при храме Единого в Грельире. Лет пятнадцати отроду…

А отшельник-то оказался гораздо старше, чем мне вначале подумалось! С тех времен минуло около века, так что ему нынче глубоко за сотню. Неплохо он тут устроился на воде и кореньях!

— И полезли они, Тьмы прислужники, на храм наш. Настоятель-то вышел и сумел образумить некоторых, но другие набросились на него, убили и ворвались в храм. Резню и грабеж учинили страшные. Храм-то у нас древний, большой и богатый. Не то что часовенка моя убогая. Подозвал меня к себе жрец старший и сказал, что, мол, надо святыню главную — Камень наш — спасти от поругания. Святотатцы к этому времени успели уже храм запалить.