Великое избaвление - Элизабет Джордж

— Я тебя не покину! — поклялась она. — Я тебя никогда не забуду…

— Милочка?

Барбара вскрикнула от изумления, вернувшись к призрачному настоящему.

— Милочка, это ты?

Стук сердца оглушал ее, но она сумела ответить спокойным, приятным голосом. После стольких-то лет практики.

— Да, мама. Это я.

— В темноте, милочка? Погоди, я включу свет, вот так…

— Нет! — Голос изменил ей, пришлось откашляться. — Нет, мама. Оставь как есть.

— Но мне не нравится темнота, милочка. Она… она пугает меня.

— Почему ты встала?

— Услышала, как отворилась дверь. Подумала, может быть, это… — Теперь она стояла прямо против Барбары, чудовищное видение в запачканном розовом халате. — Иногда мне кажется, что он вернулся к нам, милочка. Но он никогда не вернется, да?

Барбара резко поднялась.

— Иди спать, мама! — Голос ее прозвучал грубовато, и она тут же постаралась смягчить интонацию: — Как папа? — Взяв мать за костлявую руку, она решительно выпроводила ее из гостиной.

— Он хорошо провел день. Мы стали думать о Швейцарии. Знаешь, там такой чистый, целебный воздух. Конечно, мы только что вернулись из Греции, вроде бы еще рановато об этом думать, но папе так понравилась эта идея. А как тебе Швейцария, милочка? Если тебе не хочется туда ехать, мы можем выбрать что-нибудь другое. Главное, чтобы ты была счастлива.

Счастлива! Счастлива!

— Швейцария вполне подходит, мам.

Она почувствовала, как мать крепче ухватилась за нее своей птичьей лапкой. Они начали подниматься по лестнице.

— Хорошо. Я так и думала, что тебе понравится. По-моему, лучше всего начать с Цюриха. На этот раз мы устроим настоящий тур, возьмем машину в аренду. Я мечтаю увидеть Альпы.

— Прекрасная мысль, мама.

— Папа тоже так думает, милочка. Он даже побывал в «Туре императрицы» и принес мне проспекты.

Барбара приостановилась.

— Он заходил к мистеру Пателю?

Мамина рука слегка задрожала.

— О, не знаю, милочка. Он не упоминал мистера Пателя. Если б он зашел к нему, он бы непременно мне сказал, я уверена.

Они добрались до верхней площадки. Мама помедлила на пороге своей комнаты.

— Он прямо-таки другим человеком становится, если ему удается погулять вечерком. Прямо-таки другим человеком.

Барбара попыталась понять, что ее мать имеет в виду, и отвращение комом встало у нее в горле.

Джонас Кларенс приоткрыл дверь спальни, стараясь не шуметь. Напрасная предосторожность — она не спала. Повернув голову на подушке, Нелл слабо улыбнулась своему мужу.

— Я тебе суп сварил, — похвастался он.

— Джо… — Такой слабый, такой тихий голос. Он сразу же кинулся к ней.

— На самом деле просто разогрел консервную баночку. У меня и хлеб найдется, и масло. — Он поставил поднос на кровать и помог ей сесть. При этом движении самые глубокие порезы начали кровоточить. Джонас взял полотенце и крепко прижал его к израненной коже, словно стараясь не только остановить кровотечение, но и стереть воспоминание о том, что вторглось в их жизнь в тот вечер.

— Я не…

— Потом, дорогая, — остановил он ее. — Сперва ты должна поесть.

— Потом мы поговорим?

Он перевел взгляд с лица на ее руки, покрытые ранами, на ее грудь, живот, бедра — все в порезах. Ужас и горе так сдавили ему горло, что он едва мог вымолвить слово. Но жена смотрела на него, смотрела большими доверчивыми глазами, полными любви, и ждала ответа.

— Да, — прошептал он, — тогда мы поговорим.

Она улыбнулась жалкой, неуверенной улыбкой. Сердце его дрогнуло. Он поставил поднос ей на колени, и Нелл попыталась поднести ложку ко рту. Однако она была слишком слаба даже для того, чтобы самой поесть. Джонас тихонько вынул ложку из ее руки и начал кормить, медленно, осторожно, радуясь каждому ее глотку.

Не надо разрешать ей говорить. Он слишком боялся того, что может узнать. Он шептал жене слова любви и утешения, гадая, кто же она на самом деле и какое горе принесла она в его жизнь.

Они поженились всего год назад, но Джонасу казалось, что они всегда были вместе, что они были предназначены друг другу с той минуты, когда его отец подобрал на вокзале Кингз-Кросс и привел в Тестамент Хаус одинокую маленькую девочку, на вид не старше двенадцати лет. Одни глаза, подумал он, увидев ее впервые, но она улыбнулась — и точно солнышко засияло. Через пару недель он уже твердо знал, что любит ее, но потребовалось почти десять лет, прежде чем она согласилась принадлежать ему.

Тем временем Джонас принял сан, желая помогать отцу в работе, и трудился как Иаков ради Рахили, не будучи даже уверен, получит ли он эту награду. Он не отчаивался. Он выступил в путь, как рыцарь в поисках святого Грааля, и заветной чашей была для него Нелл. Никто не мог занять ее место.

Но она — не Нелл, думал он теперь. Я не знаю, кто она. Хуже того, я вовсе не уверен, что хочу это узнать.

Он всегда считал себя человеком действия, мужественным человеком, черпающим в вере отвагу и силу, оставаясь при том всегда спокойным и дружелюбным, как подобает священнику. Все уничтожил этот вечер. Он увидел Нелл в ванне: она, сама того не замечая, раздирала в клочья свою плоть, смешивая воду с кровью. Это было так страшно, что мир его рухнул, погребя Джонаса под обломками. Он вытащил жену, такую легонькую, отчаянно вопящую, из ванны, он пытался остановить кровотечение, он яростно вышвырнул из квартиры эту женщину-сержанта.

Всего две минуты понадобилось на это, но место бодрого и искреннего служителя Божьего — как долго Джонас прятался под этой маской! — занял кто-то другой, неведомый; маньяк, способный без малейших угрызений совести убить любого, кто покусится на его жену. Он знает, что готов для нее на все, но не знает главного: как, защищая ее от других, спасти Нелл от нее самой.

Но она — не Нелл, вновь напомнил он себе.

Она уже поела, уже несколько минут как перестала есть и откинулась на подушки. На них виднелись пятна ее крови. Джонас поднялся.

— Джо…

— Пойду поищу, чем лечить порезы. Скоро вернусь.

Он порылся в шкафчике в ванной, стараясь не смотреть по сторонам. Сама ванна выглядела и пахла так, словно в ней резали курицу. Кровь повсюду, в каждой щели, в каждой трещине. Ослабевшими руками он нащупал пузырек с перекисью водорода. Ему стало дурно.

— Джонас?

Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя, и вернулся в комнату.

— Запоздалая реакция. — Он попытался улыбнуться, но бутылочку сжал в руках так крепко, что испугался, как бы стекло не треснуло. Присел на край кровати. — Порезы в основном поверхностные, — успокоительно произнес он. — Утром посмотрим повнимательнее. Если есть и глубокие, поедем в больницу. Хорошо?

Он не дожидался ответа. Начал промывать перекисью царапины, продолжая решительно излагать свой план:

— Наверное, хорошо бы поехать на выходные в Пензанс, дорогая. Приятно будет выбраться на несколько дней из города, верно? Я поговорил с одной из девушек насчет гостиницы, в которой она когда-то останавливалась с родителями. Если этот отель еще существует, это просто сказка. С видом на гору Сент-Майкл. Поедем на поезде, а там уж возьмем напрокат автомобиль. Или велосипеды. Хочешь проехаться на велосипеде, Нелл?

Он погладил ее рукой свою щеку. От одного прикосновения сердце его растаяло, и Джонас со страхом почувствовал, как подступают слезы.

— Джо, — шепнула она, — Нелл умерла.

— Не говори так! — яростно воспротивился он.

— Я делала ужасные вещи. Я не могу допустить, чтобы ты о них узнал. Я думала, я спаслась от всего этого, я думала, я навсегда убежала.

— Нет! — Он все так же сосредоточенно, ни на что не обращая внимания, продолжал промывать порезы.

— Я люблю тебя, Джонас.

Тогда он остановился, закрыл руками лицо.

— Как же мне называть тебя? — прошептал он. — Я даже не знаю, кто ты.

— Джо! Джонас! Любовь моя, единственная моя любовь.

Ее голос стал пыткой, которую он не мог больше переносить. Жена потянулась к нему, но тут Джонас вскочил и опрометью выбежал из комнаты. Захлопнул за собой дверь, будто навсегда отрезая то, что осталось по другую сторону.

Добрался до стула и упал на него, прислушиваясь к собственному прерывистому дыханию, чувствуя, как порожденные паникой спазмы сжимают желудок и низ живота. Глаза его, ничего не видя, скользили по предметам привычной домашней обстановки, отвергая, отталкивая единственный факт, который приводил его в состояние животного ужаса. Три недели назад — так сказала женщина-полицейский. Он солгал ей, повинуясь мгновенной потребности защититься от ее чудовищного, ни с чем не сообразного обвинения. Но три недели назад он отнюдь не был с женой в Лондоне, он уезжал на четыре дня на конференцию в Эксетер, а затем еще два дня потратил на сбор средств для фонда. Нелл собиралась ехать с ним, но в последний момент слегла с гриппом. Во всяком случае, так она сказала. А может быть, она использовала эту возможность для того, чтобы навестить Йоркшир?