Свет в океане - М. Стедман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождик принес в камеру запахи леса: земли, сырого дерева, резкий аромат банксий [27] , чьи цветы похожи на огромные желуди, покрытые перьями. Ему вдруг пришло в голову, что прощаться предстоит с разными людьми, которые прожили его жизнь: покинутым матерью восьмилетним мальчиком; заброшенным в ад и потерявшим разум солдатом; смотрителем маяка, который осмелился открыть свое сердце. Подобно матрешкам, все эти жизни вложены одна в другую и помещены в него.
Лес пел на разные голоса: капли дождя стучали по листве и стекали на землю, образуя лужи; кукабарры [28] заливались безумным смехом над какой-то шуткой, недоступной для понимания людей. Тому казалось, что он – часть какого-то целого, чего-то вечного, для которого не имеет значение ни день, ни десятилетие. Природа просто ждала своего часа, чтобы принять и использовать его атомы для создания новых форм.
Дождь усиливался, на небе сверкали молнии, и где-то вдалеке слышались запоздалые раскаты грома.Глава 34
Дом Эддикоттов стоял на самом берегу, и от воды участок отделяла лишь узкая полоска земли, покрытая морской травой. Ральф следил, чтобы жилище всегда содержалось в порядке, а маленький сад на песчаной почве позади дома был епархией исключительно Хильды. Яркие циннии и георгины, похожие на нарядных танцующих девушек, высажены вдоль тропинки, которая вела к небольшому вольеру, где весело чирикали зяблики, повергая в немалое изумление представителей местной пернатой фауны.
На следующий день после пропажи Люси Ральф устало шагал по тропинке домой, чувствуя, как из распахнутых окон доносится запах мармелада. Едва он успел снять кепку в прихожей, как ему навстречу выбежала Хильда, размахивая деревянной ложкой, похожей на оранжевый леденец на палочке. Приложив палец к губам, она провела его на кухню.
– В гостиной! – сказала она, делая круглые глаза. – Изабель Шербурн! Она тебя ждет!
Ральф покачал головой:
– Мир сошел с ума!
– Что ей нужно?
– В этом-то и проблема! Она сама не знает, чего хочет!
Небольшая уютная гостиная в доме шкипера была украшена не копиями судов в бутылках и не моделями военных кораблей, а иконами. Архангелы Михаил и Рафаил, Мадонна с младенцем и множество святых с суровыми ликами взирали на посетителей с небесных высот вечности.
Стакан с водой возле Изабель был почти пуст. Она неотрывно смотрела на ангела, замахнувшегося мечом на змея. Низкие облака на небе закрывали солнце, наполняя комнату полумраком, в котором картины тускло отсвечивали золотом.
Она не заметила вошедшего Ральфа, и он какое-то время молча наблюдал за ней.
– Эта икона была первой. Лет сорок с лишним назад ее подарил мне в благодарность один русский моряк в Севастополе. Я вытащил его пьяного из воды и не дал утонуть. – Ральф говорил медленно, делая большие паузы. – Я тогда служил на торговом флоте, и подбирать людей в море приходилось нередко. – Он хмыкнул. – Я вовсе не святоша и ни черта не смыслю в живописи. Но они каким-то образом располагают к общению. Хильда говорит, что часто с ними беседует в мое отсутствие. – Сунув руки в карманы, он кивнул на икону, которую разглядывала Изабель: – Должен признаться, в свое время я сильно докучал этому парню болтовней. Архангел Михаил. В одной руке у него меч, но он еще поднял и щит, будто не решил, как поступить дальше.
В комнате воцарилась тишина, и ветер с силой ударил в оконные рамы, словно помогая Изабель очнуться. До самого горизонта пенились волны, и небо снова потемнело, предвещая дождь. Изабель невольно вспомнила об острове, бесконечной водной стихии вокруг, о Томе и вдруг разрыдалась. Она плакала горько и не стесняясь, и громкие всхлипывания походили на волны, которые несли ее к спасительным берегам.
Ральф молча сидел рядом и просто держал ее за руку. Прошло не меньше получаса, прежде чем она смогла, запинаясь, выдавить из себя:
– Вчера вечером Люси убежала из-за меня, Ральф! Она искала меня! Она могла погибнуть! Ральф, как же все запуталось! Я не могу поговорить об этом даже с родителями…
Старик не спешил с ответом и продолжал держать ее руку, молча разглядывая обкусанные до основания ногти. Наконец он медленно и едва заметно кивнул:
– Она жива. И с ней все в порядке.
– Я всегда хотела для нее только одного – чтобы с ней было все хорошо! С той самой минуты как я ее увидела, я ни о чем другом и не помышляла! Мы были нужны ей! И она была нужна нам! – Она помолчала. – Она была нужна мне! Она появилась буквально из ниоткуда – это же настоящее чудо, Ральф! Я не сомневалась, что ее послал нам Господь. Это же так очевидно! Маленькая девочка потеряла родителей, а мы потеряли своего ребенка… Я так ее люблю! – Она высморкалась. – Там… Ральф, ты один из немногих, кто знает, какова жизнь на Янусе. Кто может это хотя бы представить. Но ты никогда не провожал катер, не стоял на пристани, не слышал, как шум двигателя становится все тише и тише, а судно превращается в точку и исчезает на горизонте. Ты не знаешь, что такое сказать «до свидания» целому миру. Янус был реальностью. Люси была реальностью! А все остальное превращалось в игру воображения. Когда мы узнали о Ханне Ронфельдт… было уже слишком поздно, Ральф. Я не могла отказаться от Люси, просто не могла с ней так поступить!
Старик сидел, дыша медленно и глубоко, и время от времени кивал. Ему не раз хотелось задать ей вопрос или возразить, но он сдерживался. Молчание было лучшим способом помочь не только ей, но и всем остальным тоже.
– У нас была такая счастливая семья! А потом, когда на остров приехала полиция, когда я узнала, что сделал Том, во мне все умерло! Я никому больше не могла верить! Даже самой себе! Господи, как же мне было больно! И горько! И страшно! Когда полиция рассказала о погремушке, все потеряло смысл! – Она взглянула на шкипера: – Что я сделала?
Вопрос не был риторическим: она будто вглядывалась в зеркало, надеясь найти там нечто, ускользавшее от глаз наяву.
– Сейчас важнее не то, что ты сделала, а что собираешься делать.
– Я ничего не могу изменить. Все разрушено, и разрушено до основания. Все потеряло смысл.
– Но он тебя любит! А это должно чего-то стоить!
– А как же Люси? Она же моя дочь, Ральф! – Изабель запнулась, не зная, как лучше объяснить. – Ты можешь представить, чтобы Хильда отказалась от одного из своих детей?
– Но речь идет не об отказе, а о возвращении, Изабель.
– Но разве Люси не была отдана нам? Разве Господь не об этом просил нас?
– А может, он просил о ней позаботиться? И вы это сделали. А сейчас он просит вас позволить это сделать другим. – Он тяжело выдохнул. – Черт, я никакой не священник. Что я знаю о Боге? Но я знаю, что на свете есть человек, готовый ради тебя, ради твоей безопасности пожертвовать всем! Разве не так?
– Но ты же сам знаешь, что вчера произошло. Ты знаешь, как страдает Люси! Я нужна ей, Ральф! Как я могу ей все это объяснить? И как она может понять? Она же еще совсем маленькая!
– Жизнь нередко жестоко обходится с людьми, Изабель. И наносит раны, хуже которых, кажется, уже ничего не бывает. А потом выясняется, что несчастья не кончились и судьба приготовила новые испытания.
– Я думала, что уже испила свою чашу горестей до дна несколько лет назад.
– Если ты думаешь, что хуже, чем сейчас, уже быть не может, то ты сильно ошибаешься. Может, и обязательно будет, если ты не выступишь в защиту Тома. Дело серьезное, Изабель. Люси еще очень маленькая. О ней есть кому позаботиться. И есть люди, которые могут и хотят дать ей хорошую жизнь. А у Тома таких людей нет. И я никогда не встречал человека, который заслуживал бы меньше страданий, чем Том Шербурн. – Под пристальным взором святых и ангелов Ральф продолжал: – Бог знает, что между вами произошло там, на острове. Одна ложь нанизывалась на другую, причем из лучших побуждений. Но все зашло слишком далеко. То, что ты сделала ради Люси, причинило страдания другим. Господи, конечно, я понимаю, как тебе тяжело! Но этот Спрэгг – тот еще негодяй и просто так не отвяжется! Том – твой муж. В горе и радости, болезни и здравии. Если ты не хочешь, чтобы он сгнил в тюрьме или, того хуже… – Ральф запнулся, не в силах закончить фразу. – Думаю, сейчас у тебя есть последний шанс.
– Куда ты идешь? – с тревогой спросила Виолетта час спустя, видя, что дочь куда-то собралась. – Ты же только вернулась!
– Мне надо выйти, мама. Я должна кое-что сделать.
– Но на улице льет как из ведра! Подожди, пока хоть немного стихнет. – Она кивнула на кучу вещей на полу: – Я тут решила разобрать вещи мальчиков. Старые рубашки, ботинки – их еще можно носить. Я решила отнести их в церковь. – Ее голос дрогнул. – Я надеялась, что ты мне поможешь разобрать.
– Мне надо в полицейский участок.
– Зачем?!
Изабель посмотрела на мать и едва не решилась ей все рассказать, но в последний момент сдержалась.
– Мне надо поговорить с мистером Наккеем, – объяснила она и добавила, направляясь по коридору к двери: – Я скоро вернусь.