Геополитика постмодерна - Александр Дугин

Основная прибыль от продажи непереработанного сырья оседает за рубежом или кормит узкую социальную прослойку, связанную с экспортом природных ресурсов, — в этой области экономические показатели высокие, но так как прибыль никак не инвестируется в реальный сектор, то промышленность не развивается и, наоборот, деградирует. Также высоки показатели прибыли в экономических сегментах информационного и финансового сектора, но эти показатели сопряжены с интеграцией в глобальные сети и, по сути, имеют транснациональную природу, слабо влияющую на промышленность. Российские банки не выполняют главной банковской задачи: предоставление кредитов для предпринимательской деятельности в реальном секторе. С такими банковскими процентами и одновременно такими рисками это просто невозможно. Следовательно, финансовая сфера занимается чем-то иным, нежели кредитованием национальной промышленности. Информационные технологии и массмедиа образуют довольно доходный рынок, но также развивающийся без всякой корреляции с промышленным производством — это виртуальная экономика.

Поэтому сравнивать экономики стран СНГ и экономику России не совсем корректно. Необходимо учитывать качественное различие. Россия живет, с одной стороны, в архаической предындустриальной стадии экспорта сырьевых ресурсов, и это главное для бюджета России, а с другой стороны, за счет информационных и финансовых технологий коряво и против своих интересов вписана в глобализм. Россия атипична, в то время как большинство других стран СНГ последовательно, хотя и не быстро поднимаются к индустриальному состоянию, находятся на разных этапах именно промышленной модернизации. Поэтому качественная разница экономических укладов между Россией и странами СНГ, а также разница в объеме ресурсов и структуре промышленности не позволяют их корректно сравнивать. Эта асимметрия сказывается на темпах экономического развития и экономического роста.

Поставленная президентом задача удвоения ВВП фактически снята с повестки дня, отменена, успешно просаботирована. Эта идея могла бы реализоваться либо в условиях неправдоподобного, фантастического роста цен на нефть, либо требует модернизации экономики и развития высоких технологий. Но российское либеральное правительство и состояние общества ни при каких условиях не могут не только справиться с модернизацией российской экономики, но и поставить этой задачи. С самого начала идея удвоения ВВП выглядела как насмешка, как пустой звук. Если бы о ней говорилось всерьез, то за словами должны были бы последовать дела — в частности, отказ от ультралиберализма и изменение государственной идеологии в сторону мобилизации, национальной идеи, быстрой ротации элит. Этого не последовало, а крайне благоприятные цены на нефть все равно не были достаточны, чтобы реализовать намеченное.

Отсюда, на мой взгляд, и различие в темпах роста. В России нет реальной экономики. Есть ресурсодобывающий и ресурсо-поставляющий сектор, и есть фрагменты постиндустриальной инфраструктуры. Эта постиндустриальная структура действительно интегрирует Россию в глобализм, но только на уровне сознания интеллигенции мегаполисов и информационных потоков. Это — виртуальная интеграция, без реальной экономической основы. На фоне ощущения причастности к глобализации происходит дальнейший отрыв реальной экономики от западных стандартов. Происходят иллюзорная, виртуальная, номинальная глобализация, с одной стороны, и реальная стремительная деградация экономического сектора, с другой стороны. В такой ситуации нет ни базы, ни модели, ни ощутимого основания, ни экономического фундамента для экономического роста. Нынешняя экономика России представляется предельно хрупкой, тогда как слабенькие, хиленькие экономики стран СНГ, тем не менее, развиваются достаточно логично и последовательно, хотя и с огромным отставанием от стран Запада.

Поэтому Единое экономическое пространство было проектом объединения всех укладов стран СНГ в единую картину, где должны были сочетаться ресурсопоставляющий сегмент (по сути экономика доиндустриального общества), информационный сегмент (постиндустриальный уклад) и индустриальный сегмент, который в большей степени, чем в России, воплощен именно в странах СНГ, например, на Украине, производящей станки, или в Беларуси, производящей трактора. Сочетание этих трех укладов в едином евразийском экономическом пространстве должно было позитивно и органично повлиять на всех субъектов-участников.

На первом уровне это должно было бы консолидировать ресурсодобывающую стратегию стран СНГ, с введением единых тарифов, общей ценовой политикой, договоренностью о формах и маршрутах поставки энергоресурсов. Далее, логика развития национальной промышленности индустриальных обществ должна была затронуть и саму Россию, заставить ее развивать внутри Российской Федерации все модули реальной экономики, которые связаны с производствами в странах СНГ. А это, в свою очередь, привязало бы к производственному сектору постиндустриальную информационную структуру, которая в России катастрофически оторвалась от реального экономического и социально-политического базиса. Таким образом, идея Единого экономического пространства была призвана стабилизировать и гармонизировать довольно сложные и даже катастрофические отчасти процессы в экономике всего постсоветского мира.

Действительно, в краткосрочной перспективе российская экономика по цифрам несколько проигрывала бы. В среднесрочной же перспективе выгоды каждой из сторон уравнивались бы, а в долгосрочной перспективе именно Россия получала бы самые главные козыри, извлекая дивиденды из органичной и планомерно развивающейся устойчивой евразийской экономической структуры. Поэтому вопрос о Едином экономическом пространстве и экономической интеграции постсоветского пространства имеет фундаментальное значение для России, является важнейшим конкурентным преимуществом и представляет собой даже не просто экономическую целесообразность, но наиглавнейший политический императив.

Наши геополитические противники прекрасно понимают все, о чем я только что говорил, и ставят своей целью не допустить реализации этого проекта. Мы видим, что на Украине этот проект был сорван, по перспективе экономической интеграции был нанесен политический удар. Теперь о Едином экономическом пространстве как об организации четырех государств — России, Казахстана, Украины и Беларуси — можно забыть. Москве было жизненно важно провести евразийского, пророссийского кандидата на пост президента Украины. Этого не произошло, и Украина выбыла из игры. Ющенко говорит однозначно, что с ЕЭП практически закончено.

Остается структура ЕврАзЭС. Это уже гораздо более узкий формат. По сути, процесс экономической гармонизации постсоветского пространства получил политический удар, от которого трудно будет оправиться. Система органичного и позитивного развития постсоветского пространства в экономическом направлении получила политический удар на украинских выборах, она заминирована и взорвана. Это была подрывная акция против экономического возрождения России и стран СНГ. Я думаю, что этот момент более существенный, чем может показаться, и он, увы, необратим.

На это Россия должна, безусловно, ответить выработкой новой политики в отношении США, которые и стоят за вытеснением России c постсоветского пространства, немедленной интеграцией того, что пока еще можно интегрировать, отложив в сторону все остальные соображения. Но самое главное даже не это, поскольку во многом причина всех провалов — это наличие пятой колонны, проамериканской колонны в самой России, которая саботирует любые позитивные экономические и политические процессы в нашей стране, срывает все позитивные и конструктивные проекты и начинания президента. Эта группа американской агентуры влияния в лице референтов, аналитиков, ультралибералов не позволяет поднять вопрос о необходимости настоящей модернизации реального сектора российской экономики, что позволило бы гораздо проще осуществлять в том числе и интеграционные процессы. Пока либералы находятся в правительстве, пока атлантистская агентура влияния окружает президента Путина, влияет на него, пользуясь заимствованными с Запада либерально-демократическими, ультралиберальными моделями, Россия будет в тупике, будет парализована и обречена на то, чтобы реализовывать дисгармоничную, катастрофическую модель экспорта природных ресурсов (это предындустриальное состояние) и столь же катастрофическое развитие постиндустриального сектора в лице виртуальной глобализации, которая не приносит позитивных экономических выгод глобализации, но зато насыщает российское общество ее теневыми сторонами, отбросами глобализации. В ходе такого однобокого и дисгармоничного процесса виртуальной глобализации Россия получает все недостатки глобализации и не получает никаких преимуществ. Это разлагает нашу страну, наше общество, нашу экономику. Сам факт наличия в нефтяном секторе или в секторе информационных услуг зарплат по 3–4 тыс. долларов, в то время когда работа в реальном секторе и социальное обеспечение — льготы, пенсии — на много порядков ниже, порождает деструктивный дисбаланс, парализует экономическое развитие. Происходит своего рода геноцид реального сектора экономики. Этот дисбаланс, связанный с переразвитием двух секторов — предындустриального и постиндустриального — на фоне фатальной деградации сектора индустриального, порождает в стране социально-экономический штиль, чреватый бурей и хаосом. Значение и стоимость реального труда и реальной экономической инициативы, безусловно, фундаментально занижены. Это убивает российскую экономику, и продолжение такого курса в скором времени сделает Россию окончательно неконкурентоспособной, в то время как отдельные страны СНГ могут этого избежать. Несмотря на то что сейчас им выгодно сотрудничать с Россией, в среднесрочной перспективе, если Россия не изменит своей стратегии (а это уже будет чревато распадом самого российского государства, российской экономики), эта выгода будет менее очевидной. Поэтому время, отпущенное нам на интеграцию, стремительно утекает.