12 шедевров эротики - Гюстав Флобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты меня заставляешь глубоко страдать, — прошептала она.
— Нужно с этим примириться, мама, со времен войны мы все в какой-то мере стали мальчишками.
Г-н Лербье предпочитал в эту область не вмешиваться. Он разрешал проблему пола и семьи просто: он жил отдельной жизнью — вот и все! Затем — главным образом — изобретатель был поглощен единственной мыслью: избежать неминуемого краха, а для этого возможно скорее выдать замуж Монику.
Пока что необходимо было посвятить наконец свою дочь в то соглашение, расходы по которому падали на нее. Но как она к этому отнесется? Моника, конечно, рассчитывала участвовать в расходах по дому или по меньшей мере самостоятельно покрывать собственные траты. Думая обо всем этом, г-н Лербье печально опустил голову. Однако, переходя в гостиную, он гордо выпрямился. Его жена рассказывала о щедрости Джона Уайта. Он заинтересовался.
— Эге! Я напишу этому меценату, поблагодарю его и предложу осмотреть завод. Быть может, приглашу его и позавтракать…
Ему представлялась радужная перспектива: не заполучит ли он больше от Виньерэ, противопоставив ему богача Уайта, и наоборот? Не говоря уже о том, что, присоединив затем Рансома и Пломбино… Он потер руки. Это надо обдумать. Но г-н Лербье забывал при этом, что одна карта была уже выставлена: любовь Моники. Впрочем, эта мысль не огорчила его ни капельки. В делах обычная кротость этого человека переходила в свирепость.
— Что ты скажешь относительно вторника, моя дорогая? Можно было бы пригласить Пломбино и Рансома, а также еще и министра земледелия?
— А Люсьена? — воскликнула Моника. — Ты о нем забыл? Если дело идет о твоем открытии…
— Да, конечно, и Люсьена.
Она воспользовалась тем, что он закуривал сигару, и в то время, как дамы рассаживались за карточным столом, высказала наконец мучившую ее заботу:
— Послушай, папа. Что касается Люсьена, то я получила сегодня вечером странное письмо. Анонимный донос…
Г-н Лербье поднял голову.
— Классический случай! И что же там говорится?
Не спуская глаз с отца, Моника передала ему содержание. Голос ее дрожал. Лербье развел руками, но ничего не ответил.
— Однако, папа, а если это правда? Если на улице Вожирар действительно существует мадам Люро?
— Не беспокойся, я бы об этом знал, — сказал он почти уверенно. — Не выдают же дочь за человека, не разузнав ничего о его жизни.
Моника вздохнула свободнее.
— Я была в этом уверена. Относительно Клео тоже, не правда ли?
Тут Лербье заговорил осторожнее, почувствовав себя на скользкой почве.
— Ты понимаешь, что мужчина до тридцати пяти лет не мог дожить аскетом… Я не берусь утверждать, что у твоего жениха, как и у всех других, не было в прошлом маленьких похождений… Но это пустяки! Все это уже кончено и будет погребено вместе с его холостой жизнью.
— И еще одно меня тревожит… В этом письме говорится, что Люсьен, женясь на мне, обделывает какое-то выгодное дело… Я не понимаю… Какое?
Лербье почесал затылок. Опасный момент наступил.
— Выгодное дело? Да нет же, Господи! Уверяю тебя, что с этой стороны он выказывает много чуткости и даже бескорыстия. Послушай, моя дорогая! Я должен тебе сделать признание… Все равно на днях я хотел посвятить тебя во все, так как перед подписанием твоего брачного контракта нам нужно сговориться. Ты сама предоставила мне случай… Дело вот в чем: ты знаешь, что прежде чем стать моим зятем, Люсьен должен сделаться моим компаньоном. С другой стороны, тебе известна и ценность моего изобретения… Я не говорю уже о том, что всю жизнь я посвятил этим изысканиям, о силах, на них затраченных, о всевозможных огорчениях, которые тоже, к сожалению, нужно было пережить. Мне пришлось израсходовать много, очень много денег, пустить в ход более половины нашего состояния. И если бы пришлось реализовать теперь капитал, составляющий твое приданое, как я это и хотел сделать — я оказался бы в чрезвычайно стесненном положении…
— Ах, папа, почему же ты мне раньше этого не сказал?
— Мне неприятно было говорить. Тогда твой жених, несмотря на тяжелый промышленный кризис, переживаемый всеми нами, сам предложил мне — зная о моих затруднениях — не вносить эти пятьсот тысяч франков… Конечно, если ты согласишься…
— Само собой разумеется, папа.
— …и оставишь их в моем распоряжении…
Моника поцеловала отца.
— Это только справедливо. Почему он сам не поговорил со мной об этом?
— Он предпочел, чтобы переговорил я. Ты понимаешь, я колебался… Мы сразу же смогли бы использовать и другие предложения, которые уже есть на примете: Уайт, Рансом, Пломбино… Само собой разумеется — ты мне только даешь взаймы. И будь уверена, с отдачей! Отличное, превосходное будущее… Ты сама увидишь, дитя мое, что, соглашаясь жениться на тебе такой, какая ты есть в настоящий момент, то есть без гроша, Люсьен поступает так, как и ты сама, я уверен, поступила бы… По отношению ко мне он проявляет чисто сыновние чувства. А по отношению к тебе… Ты сознаешь, что едва ли какая-нибудь другая женщина с большим правом могла бы утверждать, что на ней женятся по любви…
После первого порыва великодушия Моника стала раздумывать. Предложение Люсьена разбило все ее надежды на материальную независимость. Мысль, что в этот брак она уже не может внести ничего, кроме добрых намерений и страстной жажды труда, наполняла ее душу сожалением и ранила врожденную гордость. Но она была тронута деликатностью чувства Люсьена и благородством его жеста.
— Как это мило с его стороны, правда, мама? — спросила она г-жу Лербье.
— Можно мне вмешаться в ваш разговор? — спросила внимательно прислушивавшаяся тетя Сильвестра. — Я убеждена, что все, мной сказанное, на меня же и обрушится. Тем хуже! Я говорю, что думаю. Если не ошибаюсь, при основании вашего общества г-н Виньерэ должен был бы внести миллион?
Г-н Лербье нахмурил брови.
— Да. Так что же?
— Значит, отказываясь от пятисот тысяч франков, которые ему не принадлежат (потому что по брачному контракту Моники имущество супругов разделено), он на такую же сумму вносит меньше?
— Естественно.
— Это все, что мне хотелось знать.
— На что ты намекаешь? — воскликнула мадам Лербье.
— Ровно ни на что!.. Я констатирую только, что при нынешнем кризисе данная операция выгодна для всех вас.
— Каким образом? — спросила Моника.
— Во-первых, для твоего отца, которого это устраивает… Во-вторых, для твоего жениха, становящегося компаньоном за полцены и разыгрывающего великодушие за твой счет. Наконец, для тебя, так как тебя обходят с твоего же благословения…