Ночи становятся короче - Геза Мольнар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С тех пор, как Пулаи…
— Точно, точно, я нашел себе другое место для стоянки машины…
Вскоре после женитьбы Пети мы находились на дежурстве и сидели в комнате дежурных летчиков затянутые в скафандры и готовые в любой момент получить приказ вскочить в «джип» и мчаться к своим «мигам», чтобы через какие-нибудь несколько секунд свечой взмыть в осеннее дождливое небо. Сидели и, как всегда, сражались в шахматы. Я еще тогда подумал, что, возможно, так и просидим до конца дежурства без дела, а потом пойдем домой и завалимся спать. И вот когда я об этом подумал, Шагоди, воспользовавшись моей растерянностью, ладьей взял у меня королеву. Я ударил по его ладье своей и снял ее. Меня взяло зло, что я так глупо начал проигрывать партию. Я утешал себя тем, что у меня преимущество в пешках и что я еще могу взять реванш.
Петя сидел рядом и, куря сигарету, следил за игрой.
Шагоди возьми да и спроси его:
— Ну, что ты нахмурился? Что стряслось?
— Жена не любит мою собаку. А мне кажется, что собака ее прямо-таки обожает.
Выиграв у меня партию, Шагоди отодвинул от себя шахматную доску и, сощурив глаза, пристально посмотрел на Петра.
— Из этого положения очень легко выйти, дружище. Нужно отделаться от собаки, и чем быстрее, тем лучше.
Но Петя не хотел сдаваться:
— Неужели так трудно привыкнуть к песику? Уж если сама не любит, то могла бы ради меня…
Это была довольно печальная история. Самсона — так звали собаку — Петя взял к себе, когда тот был совсем крохотным щенком.
— Видишь ли, твоя Катя не хочет делить тебя ни с кем, даже с Самсоном. Это вполне нормальное явление. Собака — благородное животное, но не все их любят. Вот есть же люди, которые терпеть не могут устриц.
— Глупости, — запротестовал Петя. — Как можно собаку сравнивать с какими-то устрицами?
— Дорогой, я лично люблю и устриц и собак. Но есть люди, которые, кажется, умрут, если их заставить проглотить устрицу…
— Но собаку ведь не нужно глотать, — не успокаивался Петя.
— В душе ее тоже нужно принимать, а есть люди, которые их, этих собак, терпеть не могут. Тебе нужно расстаться с твоим псом.
— А куда я его дену? Отдать чужому человеку не могу.
Шагоди задумчиво провел по верхней губе ногтем большого пальца.
— Мы с тобой друзья… Так вот я и забираю твоего пса, да еще и заплачу тебе за него.
Моравец был растроган:
— Роби, дорогой!.. Ты даже не представляешь, какое доброе дело ты сделал… Это я заплачу тебе…
Но Шагоди решительно запротестовал:
— Мы оба любим собак, и ты, и я, и моя Маргит. Я, разумеется, возьму собаку при условии, что куплю ее у тебя.
В этот момент раздался сигнал боевой тревоги. Шагоди сорвал печать с синего конверта. В нем были указания, как следует действовать по сигналу боевой тревоги.
«Джип» стоял у порога. Все вскочили в него, так и не договорившись окончательно о Самсоне.
Кончилось это дело тем, что Петя даром отдал собаку Шагоди. Однако Самсон никак не привыкал к новому месту. Стоило только кому-нибудь приоткрыть входную дверь, как пес выскакивал во двор и бежал сломя голову к Моравецу.
В конце концов Шагоди продал Самсона, а вместо него купил лайку, которая никого, кроме хозяина, не подпускала к себе. Жену Шагоди лайка с горем пополам терпела, а чужих и близко к себе не подпускала.
Время от времени кто-нибудь из нас обязательно вспоминал Петю: «А помнишь, когда…»
Разумеется, все мы очень хорошо помнили его. Петя не исчез. Он незримо был с нами.
Между тем комиссия продолжала расследовать причины катастрофы. Члены ее не давали покоя нашим врачам. Все интересовались, не болел ли Петя чем-нибудь, не замечал ли кто-нибудь за ним странностей.
Врачи показывали им медицинскую книжку Пети, в которую были занесены результаты всех медосмотров. В конце стояло заключение: «Здоров, к полетам допущен». Но разве можно было все предусмотреть на осмотрах? Теоретически можно, а практически нет. В полете у летчика может лопнуть какой-нибудь сосуд, и тогда возможно то, что произошло с Петей.
4
В одном из укромных отсеков «юнкерса» Кедеш откармливал трех маленьких поросят. Пулаи знал об этом, но закрывал на это глаза. Этих поросят Кедеш выменял у одного цыгана за три пачки сигарет и две пачки табаку. Поросята, на удивление, быстро привыкли к гулу моторов и трескотне пулеметов и росли не по дням, а по часам. Кедеш мечтал о том времени, когда кончится война, и он сфотографируется на память вместе со своими «воздушными» поросятами. Кормил животных и ухаживал за ними Шухайда, у которого это получалось совсем неплохо.
Благополучно приземлившись на аэродроме в Дебрецене, экипаж торжественно отпраздновал свой переход на сторону Временного национального правительства, которое решало множество очень важных вопросов. Поэтому о старом «юнкерсе» временно забыли.
Две недели Пулаи слонялся без дела, а в середине февраля его обуяла такая тоска по дому, что он решил поехать в Будапешт.
Три поросенка были вызволены из необычного хлева и поделены. Один достался Шухайде, который не долго думая положил его в мешок и отправился в Хайдубагаш навестить своих родных. По дороге Шухайда был задержан советским патрулем и доставлен для разбирательства в комендатуру, где добровольно подарил поросенка повару. Тот мастерски зажарил его на обед. Не забыли и Шухайду. Ему подали здоровенный кусок жареного мяса. Установив личность Шухайды, ему разрешили идти дальше.
В доме Шухайды по случаю его прихода собралось полсела. Земляки, разинув рты, слушали «правдоподобный» рассказ Шухайды о том, как мужественно вел он себя на борту бомбардировщика и как торжественно их встречали на дебреценском аэродроме: была выстроена даже парадная рота.
Пулаи и Кедеш совершили замечательную сделку. Они предусмотрительно подарили своих поросят старшине-грузину, а когда после этого они рассказали этому замечательному парню о своих планах, тот в свою очередь был
