От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги

Чтобы их утешить. Диана вмешалась еще раз, и Карл де Гиз стал самым могущественным во Франции прелатом. Теперь он был епископом (или архиепископом) Реймса, Лиона, Нарбонна, Баланса, Альби, Ажана, Люсона и Нанта…

Вот тогда Монморанси, охваченный паникой, понял, что самое время действовать, и решил предпринять все, что возможно, чтобы отдалить Генриха II от Дианы де Пуатье, покровительницы дома Гизов, ставшего слишком могущественным. А для этого, судя по всему, был только один способ: найти королю новую любовницу, моложе, чем фаворитка.

Эта женщина должна быть очень красивой, умной и не слишком неприступной. И коннетабль принялся за поиски.

А надо сказать, что с 1548 года при французском дворе жила восьмилетняя королева Шотландская, Мария Стюарт, которая была обручена с дофином Франциском. До наступления половой зрелости она занималась тем, что постигала начатки нескольких иностранных языков под руководством леди Флеминг, молодой и очень красивой гувернантки, чьи рыжие кудри, волнующие формы и зеленые глаза давно уже волновали придворных поэтов. Коннетабль подумал, что более подходящей кандидатуры для, задуманного им дела не найти.

Этот выбор, надо признать, был удачным во многих отношениях: Мария Стюарт, дочь Луизы Лотарингской, была племянницей Гизов, и Монморанси с ужасом думал, что ее брак с дофином еще больше возвысит Лотарингский дом. Так что если из-за связи гувернантки с королем разразится скандал, столь желаемый Дианой брак станет невозможным.

Довольный собственным замыслом, коннетабль без тени смущения поделился им с Екатериной Медичи. Та страшно обрадовалась возможности хоть раз провести герцогиню Валансийскую и нашла весьма забавной попытку засунуть в постель к супругу еще одну женщину, а посему пообещала помочь.

Дальше все пошло как по маслу. Диана де Пуатье, очень кстати упав с лошади, вынуждена была какое-то время провести в постели у себя в замке Ане. Королева, воспользовавшись этим, ловко подстроила встречу короля с леди Флеминг.

В тот же вечер Генрих II доходчиво объяснил прекрасной шотландке, что означало тогда во Франции выражение «пройтись по Нидерландам».

Блеск, с каким он выполнил свою задачу, привел леди Флеминг в неописуемый восторг.

— Приходите почаще, — сказала она, увидев, что он одевается.

Генриху II очень понравилось расточать ласки молодой особе, которая на двадцать лет моложе Дианы, и он пообещал заходить каждый вечер.

Целую неделю влюбленные встречались в свое удовольствие, благодаря покровительству добрейшего коннетабля и коварной Екатерины Медичи.

Но у Гизов были свои осведомители при дворе, и очень скоро они проведали про тайные ночные свидания короля. Об этом тут же было доложено Диане, которая, побледнев от страха, вскочила в носилки и велела доставить себя в Сен-Жермен-ан-Ле.

— Я хочу застать его выходящим из комнаты этой девки, — заявила она.

Едва добравшись, Диана устремилась к покоям гувернантки и спряталась за портьерой.

В два часа ночи она увидела, как на не очень твердых ногах король вышел из комнаты мадемуазель в сопровождении своего неразлучного коннетабля.

Резким движением Диана отодвинула скрывавшую ее портьеру. Она была бледна. Она вся дрожала от ярости.

Увидев ее перед собой, и король, и коннетабль были не на шутку озадачены. Оба почувствовали себя сконфуженными.

Дальнейшую сцену описывает Альваротто: «Она бросилась им наперерез:

— А, сир, — вскричала она, — откуда это вы идете? Кто убедил вас пойти на предательство и нанести оскорбление господам Гизам, вашим слугам, столь любящим вас и столь преданным и вам, и королеве, и вашему сыну, которому предстоит жениться на девушке, чьей гувернанткой является эта дама. Я уж не говорю о себе, которая вас любит и всегда честно любила…

Его Величество ответил:

— Мадам, ну что тут плохого, если я всего-навсего поболтал…

Тут Диана резко обернулась к коннетаблю;

— А вы! Значит, вы так злы, что могли не только поддержать, но и посоветовать королю совершить подобное? Не стыдно ли вам так оскорбить господ Гизов и меня, кто столько сделал, как вы знаете, чтобы укрепить вашу репутацию в глазах Его Высочества, Теперь я вижу, что-мы напрасно тратили время, и труды…

После этого, не в силах больше сдерживать себя, она стала буквально наступать на короля и с пеной на губах вываливать на него «гору оскорблений»…

Наконец она заявила коннетаблю, «что больше не желает с ним разговаривать и чтобы ноги его не было там, где появится она».

Король попытался ее успокоить. В ответ на это она сказала:

— Сир, усердие, с каким я пекусь о вашей чести и о чести господ Гизов, вынуждает меня и всегда будет вынуждать говорить с подобной дерзостью, потому что я совершенно уверена, что Ваше Высочество никогда не перестанет считать меня своей верной служанкой, каковой я и являюсь.

Тогда король, видя, что не может никак ее успокоить, попросил герцогиню настоятельнейшим образом ничего не рассказывать об этой истории господам Гизам.

И Альваротто заключает свой рассказ:

«По мнению кардинала Лотарингского, причина, побудившая коннетабля, человека, безусловно, порядочного, действовать подобным образом, крылась в том, что он хотел использовать эту авантюру против Гизов; ему хотелось, чтобы дофин, достигнув соответствующего возраста, мог отказаться жениться на юной королеве из-за того, что та была воспитана шлюхой».

Но получилось так, что самой большой жертвой в этой истории оказался сам Монморанси. Все вокруг выступили против него, и он едва не впал в немилость…

В общем, задуманное им дело провалилось!

А что до очаровательной леди Флеминг, то. она в результате этого приключения оказалась беременной и, между прочим, выражала по этому поводу неподдельное восхищение. Вот что передает по этому поводу Брантом: «Она и не думала помалкивать о случившемся, напротив, очень смело и с присущей шотландцам искренностью говорила: „Я сделала все что могла, чтобы, благодарение Господу, понести от короля; я считаю, что мне оказана честь и потому я очень счастлива; должна сказать, что королевская кровь — сладостный и блаженный напиток, который ни с чем невозможно сравнить, но из-за которого я прекрасно себя чувствую, если, конечно, не считать легких признаков присутствия того, что должно было в результате получиться“.

«Эти бестактные разговоры выводили из себя короля и оскорблял королеву, которая, совершенно отвернувшись от бедняги коннетабля, объединилась с Дианой против шотландки.

Теперь, понятно, обеим женщинам не стоило особого труда изгнать из Франции эту красивую, но не в меру болтливую девушку.

Леди Флеминг возвратилась в Шотландию с упитанным младенцем, пищавшим у нее на коленях, и с захватывающими воспоминаниями.

Под именем Генриха Ангулемского ее сын впоследствии стал Великим Приором Франции. Что только лишний раз подтверждает, сколь неожиданными могут оказаться результаты альковной драмы.

* * *

Когда все узнали, какая сцена разыгралась в покоях леди Флеминг, взрыв безудержного смеха охватил весь королевский двор. «Одна только мысль, пишет историк тех лет, что король осмелился наставить рожки герцогине Валансийской, в течение нескольких дней сделала значительно более приятной жизнь множества людей».

Придворные поэты, по понятным причинам пожелавшие остаться неизвестными, посвятили этому событию немало куплетов, иные из которых оказались даже чересчур дерзкими.

Однако и шансонье, и прочие насмешники заблуждались, полагая, что песенка Дианы спета. После отъезда леди Флеминг король, желая вымолить себе прощение за свою эскападу, отправился к Диане и постарался по-мужски, насколько хватило сил, доказать ей, что ничто между ними не изменилось. К сожалению, движимый вполне понятным желанием блеснуть по этому случаю больше, чем обычно, он принимался снова и снова повторять свои галантные атаки и, по словам хрониста, «так переусердствовал, что к утру у него перехватило дыхание и он свалился без сил».