Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

В целом поединок складывался по нашему с Храбсковым сценарию. Я кидал слабые джебы левой, акцентированные правой, постоянно двигался, памятуя, что правильная работа ног — как минимум половина успеха. Всё складывалось неплохо до тех пор, пока во втором раунде, видимо, получив наставления от тренера, соперник не решил проверить меня на вшивость. Проверка состояла в нескольких затяжных атаках, когда Батыр, весящий, такое ощущение, явно больше заявленных на взвешивании 80 кг, пытался зажать меня в углу и обработать серией коротких ударов по голове и корпусу. И вот тут-то после очередной его атаки я понял, что моя левая рука вообще отказывается работать, максимум, на что она способна — это находиться в согнутом состоянии, защищая левую часть корпуса и головы.

Картина Репина «Приплыли»! Кое-как я продержался второй раунд, а в перерыве, когда Храбсков спросил, почему я совсем перестал бить левой, объяснил причину. Тот даже перестал обмахивать меня полотенцем.

— Так что теперь, — растерянно спросил Анатольич, — снимаемся?

— Ну уж нет, — буркнул я. — Попробую побегать от него с одиночными джебами правой.

А вот тренер моего соперника, похоже, заметил, что с моей левой рукой что-то не то, и как только начался третий раунд, Садыков принялся раз за разом обрабатывать моё левое плечо. Ого, блин, а ведь больно! И теперь я вообще не могу руку толком поднять, она так и норовит повиснуть плетью.

Ноги, мои любимые, шустрые ноги, давайте, спасайте меня! И я начал скакать по рингу антилопой гну, удирающей от голодного льва. Но всё же иногда позволял себе лягаться… то есть выкидать в сторону казаха одиночные правой. И что приятно, пару раз я умудрился его серьёзно зацепить.

Рефери тоже заметил, что моя левая рука висит плетью, а я морщусь от боли, остановил поединок.

— Что у вас с рукой? Вы можете продолжать бой?

— Да всё нормально, просто мне плечо слегка отбили, сейчас пройдёт.

Прозвучала команда «бокс», и началась вторая серия фильма о погоне льва за антилопой. Чувствуя, что времени остаётся совсем мало, Батыр попёр на меня танком, продолжая молотить уже не только несчастное левое плечо, но и всего меня от пояса и выше. Причём пёр, уже просто опустив голову, словно решив меня заодно и забодать. Эта гонка меня уже изрядно утомила, я стал двигаться медленнее, и прекрасно сознавал, что даже если дотяну до финального гонга, то вполне могу по очкам и проиграть, и это вызывало во мне чувство бессильной ярости.

И тут то ли озарение на меня снизошло, то ли это и есть класс боксёра, но в какой-то миг, будто глядя плёнку в «рапиде», я увидел не только безумные, налитые кровью глазки соперника, но и его совершенно открытую челюсть. В короткий апперкот я вложил все оставшиеся силы, понимая, что, если удар не достигнет цели — за оставшееся время боя от любого тычка свалюсь на канвас.

Но я же везучий сукин сын! С ликованием наблюдаю, как Садыков замирает, будто врезавшись с разбегу в стену, а затем его чёрные зрачки закатываются, и он падает сначала на колени, а затем заваливается набок. На автомате иду в нейтральный угол. В ушах у меня словно вата, я с трудом слышу голос рефери, отсчитывающего… Нокдаун или нокаут? И только услышав возглас: «Аут!», я понимаю, что это победа.

[1] Появилась студийная версия https://www.youtube.com/watch?v=_Hdrvap0wMw

[2] Именно так Демичева описывал Юрий Любимов

Глава 9

Победителей награждал лично старший тренер сборной СССР Алексей Киселёв. Прилетел специально в Омск на финальные поединки, посмотреть на ближайший резерв основной сборной страны. После моего боя с казахом подошёл вместе с врачом и старшим тренером юниорской сборной Чеботарёвым, поинтересовался, что у меня с рукой.

— Шут его знает, Алексей Иванович, висит плетью, даже поднять не могу.

В подтверждение своих слов я сделал попытку приподнять руку и поморщился от боли.

— Надеюсь, это всего лишь сильное растяжение, — чуть позже сказал врач, ощупывая моё плечо и следя за моей реакцией.

На моё счастье и к облегчению Храбскова, эскулап оказался прав, я отделался хоть и сильным, но всё же не разрывом, а растяжением связок. Хирург в траматологии ещё раз тщательно осмотрел руку и зафиксировал руку с помощью самодельного бандажа из эластичного бинта.

— Желательно месяц руку не тревожить, — сказал он, закончив манипуляции. — Надеюсь, пока соревнований не предвидится?

— В декабре чемпионат мира.

— Ну, до декабря, если будете соблюдать режим, ваша рука будет как новенькая. По возвращении в Пензу советую заглянуть в физкультурный диспансер, там должны быть специалисты по спортивным травмам.

В диспансере подтвердили поставленный омским травматологом диагноз и так же посоветовали руку лишний раз не тревожить, на этот раз наложив более профессиональный бандаж, который относительно легко снимался и надевался, это если мне, например, ванну захочется принять или постоять под душем. Однако всё остальное время было указано его носить, даже не снимать, ложась в постель. Ладно, месячишко потерплю, а там понемногу начнём готовиться к чемпионату мира.

Мама, само собой, поохала, Инга тоже за меня малость испугалась, но я своих женщин быстро успокоил. А вот Гольдберг был опечален донельзя. Все его планы насчёт гастролей по области шли прахом. Я предложил взять на это время какого-нибудь сессионного гитариста, а Валька, мол, и сам горазд петь, все тексты знает.

— Да ты пойми, народ-то ведь на тебя валит, на Максима Варченко, — вздыхал Семён Романович. — Даже если ты просто встанешь на сцене — твоим поклонницам и этого будет достаточно.

— То есть вы настаиваете, чтобы я даже с примотанной к телу рукой выходил к публике?

— Ну микрофон-то здоровой рукой держать ты сможешь! Или просто стоять возле стойки!

Я мотнул головой. Мне было понятно желание Гольдберга заработать, но, если бы дело было только в нём — я просто послал бы его куда подальше. Однако я прекрасно понимал, что тут замешаны ещё и интересы моих музыкантов.

— Ладно, я готов вас выручить, но на этот шаг я иду лишь ради ребят, чтобы они смогли заработать. И это значит, что нам нужен гитарист… Вернее, басист. Гитарные партии знает Валентин, даже может соло к некоторым песням сыграть, я сам видел. А вот басовые партии полегче, сессионный бас-гитарист может из разучить за пару-тройку дней.

— Есть кто на примете? — сразу же оживился Семён Романович.

— Думаю, найдём.

Первым делом я отправился в ресторан гостиницы «Пенза», где по вечерам играл ансамбль с Рафом Губайдуллиным в составе. Вот от такого лидер-гитариста, кстати, я бы не отказался, но… Согласился бы он быть на вторых, или даже третьих, учитывая ещё нашего худрука, ролях? Да и у нас вроде как молодёжный коллектив, а Рафу за тридцать. Опять же, может, ему спокойнее приходить по вечерам в ресторан ради пусть и меньшего, но стабильного дохода, нежели мотаться по области.

— О-о, сколько лет…

— …сколько зим, — добавил я, пожимая его маленькую, пухлую руку.

— Слушай, я тебе завидую чёрной завистью! Мне премия «Грэмми» в жизни не светит… А что у тебя с рукой?

— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс, — отшутился я. — Удачно так съездил на первенство страны по боксу.

— Ох ты… Что-нибудь выиграл хотя бы?

— В общем-то, золотую медаль.

— Ого, поздравляю! В Пензе оценили твой успех?

— А то! Председатель спорткомитета грамоту вручил. А от обкома ВЛКСМ меня собираются теперь выдвигать кандидатом на областную конференцию, а там и на всесоюзный съезд, говорят, могу поехать.

— Ишь ты, всесоюзный съезд — вещь серьёзная… Ладно, это всё лирика, я чувствую, ты не просто так пришёл, верно?

— Верно, Раф, просто так не потащился бы сюда, хотя послушать, как ты играешь — настоящий меломан никогда не откажется.

Объяснил Губайдуллину суть проблемы, заставив его на минуту задуматься.