Отмененный проект - Майкл Льюис

Но что такое «полезность» для человека? (Слово «полезность» здесь подразумевает что-то вроде «значение, которое человек присваивает деньгам».) Это зависит от того, с какой суммы человек начинает. Бедняк, имея билет с ожидаемым значением в 10 000 дукатов, безусловно, сочтет большей полезностью для себя 9000 дукатов наличными.

«Люди будут выбирать то, чего им больше всего хочется» – не всегда работает в качестве теории для предсказания человеческого поведения. «Теория ожидаемой полезности», как ее называли, не стала общепризнанной из-за того, что ею не осмыслено было влияние природы человека. К предположению, что люди, принимающие решения, пытаются максимизировать полезность, Бернулли добавил гипотезу о человеческой «несклонности к риску». Учебник Амоса определил это таким образом: «чем больше у кого-то денег, тем меньше он ценит каждое дополнительное приращение, или, что то же самое, полезность любого дополнительного доллара уменьшается с увеличением капитала».

Вы цените вторую полученную вами тысячу немного меньше, чем первую, а третью чуть меньше второй. Предельное значение долларов, которые вы потратите на страхование вашего дома от пожара, меньше, чем предельное значение долларов, которое вы потеряете, если ваш дом сгорит. Именно поэтому, несмотря на то, что страховка, строго говоря, глупая ставка, вы ее покупаете. Вы устанавливаете меньшее значение для 1000 долларов, которые можете получить, подбросив монетку, чем для 1000 долларов на вашем банковском счете, которые можете потерять, – и поэтому отказываетесь от ставки. Бедняк настолько высоко ценит первые 9000 дукатов в своем кармане, что риск не получить их намного перевешивает искушение сыграть в азартную игру даже с благоприятными шансами.

Это не означает, что реальные люди в реальном мире ведут себя так, как они себя ведут, потому что у них есть черты, которые Бернулли им приписал. Это означает лишь то, что теория описала кое-что из того, что люди делают в реальном мире с реальными деньгами. Она объяснила желание купить страховку. Однако так и не объяснила внятно желание купить лотерейный билет. И фактически «закрыла глаза» на азартные игры.

Странно, что теория о том, как человек принимает рискованные решения, началась с попытки французов перехитрить шулеров.

Текст Амоса перепрыгнул через долгую, мучительную историю теории полезности после Бернулли сразу к 1944 году. Венгерский еврей Джон фон Нейман и австрийский антисемит Оскар Моргенштерн, которые бежали из Европы в Америку, в 1944 году каким-то образом совместно опубликовали то, что можно назвать правилами рациональности. Рациональный человек, делая выбор между рискованными предложениями, например, не должен нарушать аксиому транзитивности фон Неймана и Моргенштерна: если он предпочитает А по отношению к Б и Б по отношению к В, то он должен предпочесть и А по отношению к В. Тот же, кто предпочитает А по отношению к Б и Б – к В, но затем отдает предпочтение В по отношению к А, нарушает теорию ожидаемой полезности.

Среди остальных правил, пожалуй, наиболее критично было то, что фон Нейман и Моргенштерн назвали «аксиомой независимости». Она гласит, что выбор между двумя вариантами не должен быть изменен путем введения несущественной альтернативы. Например, вы идете в магазин, чтобы купить сэндвич, и человек за стойкой говорит, что у него есть только говядина и индейка. Вы выбираете индейку. Готовя бутерброд, продавец вдруг говорит: «О, я и забыл, что у меня есть свинина». А вы отвечаете: «Ну, тогда я возьму говядину». Аксиома фон Неймана и Моргенштерна утверждает, в сущности, что вы не можете считаться рациональным, если вы поменяете индейку на говядину только потому, что нашлась свинина.

И действительно, кто бы поменял? Как и другие правила рациональности, аксиома независимости казалось разумной и не противоречила обычному поведению людей.

Теория ожидаемой полезности была только теорией. Она не претендовала на способность объяснить или предсказать все, что делают люди, когда принимают решения, связанные с рисками. Дэнни проникся ее значимостью не потому, что прочитал учебник Амоса, а потому, что услышал, как он о ней отзывался. «Амос относился к ней как к святыне». Хотя теория не объявляла себя истиной в психологии, из учебника, написанного в соавторстве с Амосом, следовало, что она признается психологически верной.

Довольно многие из тех, кто интересуется такими вопросами, в частности представители экономических профессий, считали теорию справедливым описанием того, как простые люди, сталкиваясь с альтернативами, на самом деле делают выбор. Этот решительный шаг имел, по крайней мере, одно очевидное последствие для советов разного рода, которые экономисты давали политическим лидерам: он сводил все к тому, чтобы дать людям свободу выбора и оставить рынки в покое. Ведь если люди могут считаться по существу рациональными, то и рынки тоже.

Амос явно задумывался над этим еще аспирантом в Мичигане. Он обладал почти звериным инстинктом к уязвимости чужих идей и, конечно, знал, что люди порой принимают решения, которые никакая теория предсказать не в силах. Сам Амос исследовал, каким образом люди могут быть – хотя теория предполагала обратное – стабильно «нетранзитивными». Как выпускник Мичиганского университета, он вынуждал двух студентов Гарварда, отбывающих срок за убийство в мичиганский тюрьме, снова и снова выбирать игру А по сравнению с Б и Б по сравнению с В, что не мешало им потом предпочесть В по отношению к А. Что нарушало правила теории ожидаемой полезности.

Амос знал, что люди порой делают ошибки, но не видел ничего систематически иррационального в том, как они принимают решения. Он не выяснял, как привнести глубокие выводы о природе человека в сферу математического изучения процесса принятия решений.

К лету 1973 года Амос искал способы доказать несостоятельность доминирующей теории принятия решений, как они с Дэнни уже сделали с идеей о том, что человеческое суждение следует предписаниям статистических расчетов. Путешествуя по Европе со своим другом Полом Словиком, он думал, как ввести в теорию принятия решений понимание хаотичности человеческой природы.

«Амос предупреждал против стравливания теории полезности и альтернативной модели напрямую, лоб в лоб, эмпирическими тестами, – писал Словик в письме к коллеге в сентябре 1973 года. – Проблема в том, что теория полезности настолько общая, что ее трудно опровергнуть. Нам следует вести кампанию не против теории полезности, а за построение альтернативной концепции, в которой человеческие особенности рассматриваются как ограничения».

Амос имел в своем распоряжении настоящего знатока человеческих ограничений. Теперь он отзывался о Дэнни как о «величайшем в мире психологе среди ныне живущих». Не то чтобы он так говорил Дэнни в лицо. («Наши отношения отличались мужественной немногословностью», – вспоминал Дэнни.) Он никогда подробно не объяснял Дэнни, почему решил пригласить его в теорию решений; эта сфера мало интересовала Дэнни. Трудно поверить, что