Жестокие ангелы - К. Л. Андерсон

— Спасибо, что уделили мне время, доктор Варус. Я не собираюсь больше отнимать ни минуты. Не хочу неприятностей ни для вас, ни для себя. — Дражески улыбнулась. Улыбка получилась легкомысленно-озорной. У Эмилии от неё запылали вены. — Я тут брожу без своего телохранителя. Уверена, что рано или поздно они поймают меня на этом.

— Полевой командир?

— Тереза, — напомнила она Эмилии. Они стали называть друг друга по именам, когда Тереза помогла ей приклеиться к потолку. «Приклеила меня к потолку! Капа бы посмеялся».

— Вас… — Эмилия облизнула губы, старалась передумать, но она уже начала говорить и была не в состоянии быстро придумать взамен что-нибудь правдоподобное. — Вас послал Амеранд?

— Нет. Я не видела его с тех пор, как мы вернулись. — Взгляд Терезы был слишком пронзительным, слишком выжидающим. Она надеялась, что вот-вот услышит нечто важное.

— И я.

Тереза выдохнула так, что у неё на лбу взъерошились кудряшки.

— Интересно. Так. — Она снова выдержала паузу. — Я думаю, вам известно, где мы базируемся?

— Думаю, да.

— Скорее всего, Амеранд снова будет приставлен охранять нас, тем более после того, как я разгуливаю тут одна без присмотра. Поэтому, если вы хотите увидеть его до того, как отправитесь обратно на Госпиталь, или оставить ему сообщение…

— Понятно. Спасибо.

— До свидания, доктор Варус. — Тереза снова поклонилась. На этот раз в её движениях и взгляде сквозил намёк на некое признание. Она знала, её победили, и она уходит ни с чем.

— До свидания, — сказала Эмилия.

Полевой командир повернулась и пошла прочь, ни разу не оглянувшись.

Вынести это было почти невозможно. Почти, но не совсем. Эмилия была дочерью Обливиона. Она будет жить дальше. Она почувствовала, как грубая ладонь её матери коснулась груди. «Душа пока жива, — так сказала мать после одного из мятежей, когда не вернулся её друг. — Пока жива душа, ты тоже будешь жить дальше».

Мысль о матери, пришедшая так странно запоздало, напомнила Эмилии, что она теперь свободна. Её семью больше не держат в заложниках. Они ушли. Возможно, уже находятся вне досягаемости клерков. Попадались люди, которые говорили, что чёрное небо не столь огромно, как кажется. Но Эмилия им не верила. Её мать никогда бы не отправилась в путешествие, не зная, куда в конечном счёте приведёт дорога. Она очень основательно подходила к подобным вопросам. Итак, их нет. Если она сделает что-то не так, если совершит ошибку, то пострадать будет некому. Некого арестовать и посадить в тюрьму. Некого наказать за преступление, которое состоит в том, что один из твоих родственников — бунтарь и мятежник.

Эта мысль коснулась Эмилии, как слабый, бледный, отражённый свет. Так вот думала её мать. Потому и сбежала столь быстро. Она давно убедилась, что Эмилия обладала таким набором качеств и умений, которые можно применить и достойно оценить за пределами Эразмуса, и дала ей свободу.

СПАСИБО ТЕБЕ.

Свободная, Эмилия Варус спустилась по лестнице и вышла на улицу. Свободная, она не знала, что делать и куда идти.

У неё не было денег. У неё не было ничего, кроме медицинской униформы и порядком оскудевшего набора медикаментов. И свободы. Это не так уж много, но она привыкла обходиться меньшим.

Эмилия Варус направилась в сторону портовой площади.

Прогулка выдалась неплохая. Она долго шла по направлению к северу, но Эмилия часто преодолевала гораздо более длинные расстояния в Госпитальном комплексе. Некоторые мосты находились в плачевном состоянии, но она умела рассчитать риск.

Территория вокруг портовой площади выглядела довольно пристойно. Торговля с грузовых кораблей, склады и связанные с ними заведения давали доход и покрывали расходы на ремонт. Никто не побеспокоил её, пока она шла по прекрасно проветриваемым коридорам, хотя некоторые взирали на её униформу с нескрываемой завистью. Прошло много времени, но Эмилия по-прежнему узнавала череду дверей, граффити и другие знаки, едва различимые, тонкие, неуловимые и, напротив, вполне явные и осязаемые.

Она постучала в шестую дверь от южного входа. Ей открыла старуха. У неё выпирали кости, как у изголодавшейся птицы, и вздымался вдовий горб, от которого плечи, казалось, возвышались над ушами. Старуха и Эмилия долго, в изумлении, смотрели друг на друга. Эмилия жалко, вымученно улыбнулась. А редкие брови старухи удивлённо взлетели вверх.

— Ты дочь Эндэры, так?

Эмилия кивнула.

— Эндэры и… того мужчины, как его там?

Эмилия ни на секунду не поверила, что женщина действительно забыла его имя.

— Никко Доннелли.

— Никко. Никко Доннелли, да. Давно это было. — Старуха покачала головой.

— Найдётся стул для сестры с Обливиона?

Старуха сморщила свой впалый рот.

— Думаю, это зависит от того, что скажет он. — Она кивнула, и Эмилия обернулась.

За её спиной стоял клерк, высокий и невозмутимый, в чёрном пальто. Холодный ужас пронзил Эмилию. Она застыла на месте, не в состоянии припомнить, на чьей она стороне и кто ей платит — о самой Фортресс.

«С меня списали все долги».

Старуха проскользнула назад и практически бесшумно заперла на засов дверь. Эмилия едва ли услышала её, она лишь почувствовала слабое дуновение. Откуда-то доносился щебет длиннохвостых попугаев, но больше никаких звуков в коридоре не было слышно. Все человеческие звуки смолкли.

Эмилия выпрямилась:

— Могу я что-нибудь сделать для вас, сеньор?

Клерк подошёл к ней прямо вплотную, стоя меньше чем в шести дюймах от неё. Его дыхание было тёплым и совсем ничем не пахло.

— Я идентифицировал вас как Эмилию Варус, — произнёс он.

— Да, сеньор?

Она с трудом удержалась от острого желания отступить назад. «Кто из ваших сидит на наркотиках?» Это было вполне возможно. Его зрачки выглядели не совсем как надо, хотя в глазах читалась осведомлённость.

Он кивнул один раз. Выражение его лица было напряжённым, выдавало заинтересованность ею. И не ею.

— Вы вернётесь на Госпиталь и снова приступите к своим обязанностям.

У Эмилии остановилось сердце, но она сумела заговорить с лёгкими нотками удивления в голосе:

— Конечно.

Глаза клерка сфокусировались так быстро, что ей показалось, она услышала щелчок.

— Нет, я думаю, что вы не поняли меня. Вы сделаете это, потому что в противном случае мы сочтём необходимым устроить детальный допрос Амеранда Жиро.

Вся кровь отлила от лица Эмилии. Одновременно она утратила способность притворяться.

— Что?

Взгляд клерка расплылся и снова сконцентрировался на Эмилии.

— Капитан Жиро нужен для выполнения других обязанностей, но нельзя игнорировать закон и бдительность общественности, не важно, какие бы неудобства это ни причиняло. Если он вовлечён в тайный сговор против организованной торговли и общего мира, это будет раскрыто.

«Амеранд? Они пытаются что-то повесить на Амеранда? Зачем им говорить об этом именно мне?»

Потому что им известно: они — друзья. Потому что им известно: она любит его, хотя сам Амеранд об этом не знает.

Она ошибалась, когда думала, что у них не осталось заложников.

Клерк наблюдал за ней внимательным, напряжённым, несфокусированным взглядом.

— Вам предписано вернуться на Аргос, отбывающий с участка 12 через четыре часа. Ваш код доступа уже подтверждён. Вам потребуется только собственная идентификационная карта и коды местопребывания на Госпитале.

— Благодарю, сеньор. — Эмилия поклонилась, потому что больше ничего сделать не могла.

Клерк повернулся на каблуках и зашагал прочь ещё до того, как она успела выпрямиться.

«Два часа. Я была свободна два часа. Чуть меньше. Один час и пятьдесят две минуты. Может, один час и пятьдесят три…»

Знал ли Амеранд, что происходит? Она никогда не могла сказать, что ему известно. Он лишь использовал свои связи в службе безопасности, когда не оставалось другого выхода. Выглядело это так, будто он не использовал свою власть, даже не признавал того, что обладает таковой. Ему даже не надо было постоянно находиться в службе безопасности.

Амеранд никогда по-настоящему и искренне ничему себя не посвящал: ни прыжкам с карниза на карниз, ни безопасности, ни ей, ничему. В отличие от Капы, у которого всё было наоборот. И это была причина более серьёзная, чем тёмные делишки Капы, по которой они никогда не были вместе. Возможно, Амеранд думал, что он бережёт и щадит её, но он берёг только себя и притворялся, что дарует им обоим свободу.

Но, даже думая об этом, она вспомнила, как Амеранд смотрел на полевого командира, как услышала незнакомые нотки в его голосе и обещание помочь. В том моменте было что-то настолько далёкое от банальной преданности, что она даже не могла придумать этому соответствующее название.