Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

быть двойных стандартов. Азия, Африка так же, как Европа и Америка, должны находиться в едином демократическом и правовом поле, и это будет гарантией от возникновения в мире новых тоталитарных режимов. Мы видим массу примеров прогрессивных преобразований в странах, ещё недавно стоявших на феодальной ступени развития. Ныне там идет полномасштабное демократическое строительство, и нет сомнений, что эти действия принесут свои положительные плоды. Идеология, оправдывающая зажим демократических свобод граждан в зависимости от их национальности, цвета кожи, культурных или иных традиций, является по сути расистской. Вы же сами, Максим Борисович, говорили, что истинная демократия бывает только одного вида: либо она полная, без всяких допущений и оговорок, либо её нет вообще. Поэтому в идеале что в Европе, что в Африке, что в Папуа Новой Гвинее всё должно быть одинаково, без всяких поправок на местный менталитет. Стандарт тут один, и третьего не дано!

— Отлично, Андрей Николаевич! Сильно сказано! — штурман одаривает зама широкой обезоруживающей улыбкой. — Мне тут и добавить-то нечего. Правильно поставленный вопрос — исчерпывающий ответ. Как мне это нравится! С Вами становится приятно общаться: никакой воды, сплошная конкретика.

— Спасибо, конечно, Максим Борисович, но ничего нового я не сказал, тем более что Вы сами до этого додумались. Хотя должен заметить, и мне приятно наблюдать Вас, извините, в здравом уме. А то предыдущими своими высказываниями Вы меня прямо-таки ошеломили. Я слушал Вас и, признаюсь, в душе недоумевал. Что это — буйное помешательство или изощренная провокация? Мне было непонятно: ну как такое возможно, чтобы человек в здравом уме, советский офицер и к тому же коммунист имел столь нелицеприятное мнение о своём народе, который его кормит, обувает и одевает? Который, между прочим, создал и доверил ему в руки такое грозное оружие, — зам пытается развести руками, показать, где вокруг нас находится это самое оружие, но, плотно зажатый со всех сторон, оставляет свою неуклюжую затею.

— Ну, что Вы, Андрей Николаевич! Как Вы могли меня в таких делах заподозрить? — штурман делает испуганное лицо, смиренно прижимает ладони к груди, и всем тут же становится ясно, насколько ошибочны были относительно него подобные подозрения.

— Я, возможно, говорил несколько эмоционально, но ни в коем случае не хотел бросить тень на некоторые, можно сказать, святые для каждого советского человека вещи, — скромно продолжает оправдываться штурман. — Я люблю наш народ и, более того, сам являюсь его неотъемлемой частью. Я до армии слесарем на автозаводе успел поработать. Сколько поллитровок мужикам перетаскал… Они меня жизни учили: шары с утра зальют — и давай наставников изображать: «Ты, студент, слушай сюда, да ума-разума набирайся!» Один раз приходит к нам в цех парень с соседнего цеха, что-то ему надо было на токарном станке выточить, ерунду какую-то, работы минут на пятнадцать. Деньги предложил по тем временам немалые — пять рублей. Вы думаете, кто-то из мужиков обрадовался возможности заработать, домой лишнюю пятерку принести? Как бы не так! Горд наш рабочий человек! Пальцем для собственного блага не пошевелит! Зато, если кровную копейку недополучит или ущемление в чём-то почувствует, жалобами и нытьем всех зае@ет! Как вы думаете, что мои наставники парню ответили? А сказали они ему приблизительно следующее: «Ты подожди, уважаемый, видишь — мы заняты. Вот сейчас в домино доиграем, потом перекурим, а там, глядишь, и обеденный перерыв начнется. Ты, если что, подходи после обеда, посмотрим, что у тебя там… Если время будет…» Так ни один из них и не оторвал свой зад, даже не глянул, что, собственно, сделать требовалось!

Штурман с хитрым прищуром смотрит на зама.

— Вы, Андрей Николаевич, с такой особенностью нашего трудового элемента не сталкивались? Вот ведь как Вам повезло! А я, на подобных примерах воспитываясь, решил по неопытности, что знаю наш народ изнутри, его, так сказать, надежды и чаяния. Но вижу сейчас — ошибался. Конечно же, неосмотрительно и глупо было с моей стороны допускать столь опрометчивые высказывания. Как можно сводить потребности простого народа к банальным водке и жрачке? Конечно же, они необозримо шире. Мужикам, например, футбол ещё подавай, бабам — мексиканские сериалы… ещё какую-нибудь… хрень…

— Нет, Максим Борисович, Вы неисправимы! Вот опять ёрничать начинаете! — в голосе зама сквозит разочарование. — Вы вроде бы…

— А что я такого сказал, — перебивает его штурман. — Вам что — не нравится наш футбол?

— Да причём здесь футбол? Мы говорим о других вещах — о советском народе, о его роли в общественных процессах… О народе, который сам творит свою историю…

— А роль личности в истории Вы так же отрицаете, как футбол и прочие интеллектуальные игры?

— Да на кой чёрт Вам сдался этот футбол и причём здесь роль личности? Не пытайтесь меня запутать! При демократии роль личности сводится к минимуму и всё решает народ через своих представителей в органах исполнительной власти.

— Интересно… Как же это так происходит? Я понимаю, если, скажем, все в одном колхозе живут и лично друг друга знают. Тогда конечно. Они могут набиться в сельсовет и выбрать из своего круга достойных. А как быть в масштабах страны? Как быть, когда во власть выдвигаются те, кого большинство населения страны не знает лично? Не получится ли, что представителями народа станут те, кто больше денег вывалит или лапши на уши электорату навешает? Какая же это демократия? Этому ещё Ленин исчерпывающее определение дал: «олигархическая плутократия» — вот как это называется. Вы вот тут согласились со мной, что демократии много не бывает и без неё — никак, а я вам сейчас в две минуты докажу, что её вообще нет! В природе такое чудо не существует. Иллюзия всё это.

Штурман вызывающе смотрит на зама. Затем, скользнув взглядом по заинтересованным лицам слушателей, вытирает платком вспотевший лоб и, остановив жестом доктора Ломова, открывшего было рот, продолжает спокойно и деловито:

— Что такое демократия? Как явствует из греческого названия, власть народа. Очень хорошо! Но в большинстве случаев даже в странах с так называемыми развитыми демократическими традициями власть народа на этом и заканчивается. Во всём мире, даже там, где якобы властвует народ, власть народа заменена властью денег. Мы же это по телевизору тысячу раз видели. «Международную панораму» смотрите? Как смело и откровенно являет нам Боровик все язвы буржуазного общества! Больше всего там ихней демократии достаётся. Мы сегодня, конечно, уже умные стали, не всему верим, что нам показывают. А между тем во многом Боровик прав. Несколько тенденциозно, конечно, преподносит, но в общем-то верно. Что получается? Толпе кидают куски пожирнее — она