Союз нерушимый - Влад Савин

— Товарищ Ольховская!

Одна из тех теток, вспоминаю, как ее, Домра, или Домна Герасимовна, фамилия смешная, Брекс, "товарищ Брекс", не только когда читаешь, но даже когда видишь и слышишь, не сразу поймешь, это он, она, или вообще оно. Голос низкий, почти мужской, лицо кирпичом, стрижка короткая, фигура квадратная, одевается — ну только по юбке и отличишь от мужика. Кажется, тоже Инструктор ЦК, только КПУ, точно анкету не помню, но поверю Юрке, что ей меньше сорока, хотя на вид и впрямь, не дашь. Увидев ее, так и хочется говорить канцеляризмами — вы по какому вопросу?

— Товарищ Ольховская, вынуждена сказать вам, как коммунист коммунисту. Невзирая на вашу должность. Ваш внешний вид и поведение ну совершенно не соответствуют коммунистической морали! Простите, но я обязана была вам это сказать.

В первый миг я даже не нахожу, что ответить. Затем представляю — если она говорит такое мне, то что было бы с какой-нибудь девчонкой-секретаршей, посмевшей отклониться от нормы. И наконец, мысленно оглядываю себя, сравнивая с тем, что видела в фильмах потомков (знаю теперь, что такое "мини" — вот не надела бы никогда!). Закрытое платье с длинным рукавом, юбка-солнце до середины голени, ткань светлый крепдешин в горох — что тут "не соответствует"? Ладно, сама напросилась — тем более, что несколько минут есть!

— А напомните мне, товарищ Брекс, где в Уставе Партии сказано, что коммунистки должны выглядеть и вести себя, как монашки? И каким документом регламентируется ваш и мой внешний вид?

— Это должно быть понятно и так! — Брекс воинственно вскинула подбородок — если женщины буржуазно-помещичьих классов должны продаваться мужчинам, привлекая их внешне, то коммунистки в этом не нуждаются, так как их духовный мир и убеждения являются высшей ценностью для того, с кем надлежит вместе идти по жизни и бороться с трудностями. А вести себя так с посторонним мужчиной, как вы сейчас, это просто позор!

— А я понимаю линию Партии как все, что идет во благо нашей советской стране — вкрадчиво говорю я — и не так давно я носила военную форму. Но сказал один очень заслуженный товарищ, мне и другим присутствующим — женщины, будьте красивыми и нарядными, поскольку это наших мужчин вдохновляет побеждать. И как я могла не исполнить указание такого человека — или мне передать ему, что вы его в моральном разложении обвиняете? И вот не пойму, а чем ваш вид, товарищ Брекс, помогает победе коммунизма? Тем, что враги, вас увидя, в обморок упадут, от страха?

— Она что-то имеет против моего мужа? — говорит Лючия — Аня, мой Юри сказал, при любых враждебных действиях, а она ведет себя не как друг. Мне ее пристрелить?

Брекс, что-то бормоча, спасается бегством. Я и Лючия смеемся.

— Аня, я не знала, что коммунизм это что-то вроде нашей Церкви. И что в нем тоже есть монашество. Прости меня мадонна — дело почтенное, но лучше в старости, когда красоты уже нет.

— Пустое, Люся — машу рукой — эти конюшни тоже придется вычищать. Дайте лишь с текущим разобраться.

Подходит секретарь.

— Товарищ Ольховская, вас к ВЧ. Штаб округа на проводе.

Наконец-то военные проснулись! Подхожу, у аппарата скучает Кириченко. Услужливо протягивает мне трубку. Представляюсь, и слышу в ответ:

— Генерал армии Ватутин. Назначен новым командующим КВО, только что прибыл. Прошу принять группу офицеров связи, для оперативного взаимодействия. И объясните, что за х…ня тут творится — простите, товарищ Ольховская! Где тут бандеры, их численность, вооружение, активность — самые последние сведения?

Командующий не может прибыть один. Значит, армия все-таки пришла. Кук, стреляйся — поймаем, повесим!

Василь Кук "Лемех", генерал-хорунжий УПА. Киев, вечер 22 июня 1944.

Фигуры расставлены — партию можно начинать. Или отказаться?

А по ту сторону доски — такие гроссмейстеры, как Сталин и Черчилль. Пусть сами они думают, что играют друг против друга. А вот у фигур иной интерес, чем быть пожертвованными ради чужой победы. И тот, чья рука ставит пешку на поле для размена — если подумать, для этой пешки такой же враг, как противник. Так можно ли сделать, чтобы проиграли оба игрока — а выиграл тот, кто на доске?

Он, Кук — белый король. Отчего белый — ну так они же начинают, в этой английской партии! Ну а Кириченко, это король черный, хотя себя воображает игроком, надутый дурак! На первый взгляд, позиция безнадежна, потому что у черных колоссальный численный перевес — и по замыслу Белого Игрока, его силы должны в итоге героически погибнуть, нанеся Черному Игроку максимальный урон — чтобы использовать уже в других партиях, на других досках. Вот только, к изумлению гроссмейстеров, мало того что фигуры самочинно двигаются не так, как им предписано, так еще и черные в этом подчиняются ему, Белому Королю! Считаете ли вы партию безнадежной — теперь?

Белые играют тем, что на доске — черные могут выставлять дополнительные фигуры, смешно сравнивать мощь УПА и РККА, ОУН и всего СССР! Но во-первых, Сталин не может выделить все свое внимание и силы лишь этой игре, а во-вторых, черным не нужна в итоге абсолютно пустая доска, выжженная земля и трупы, вместо богатой провинции, и так уже изрядно пострадавшей от немцев. И белые играют на своей доске — пока и в планах нет похода на Москву, что не удалось германцам — а вот у черных множество иных задач в других местах. То есть ничья в этой партии — это тоже наш выигрыш!

Сила ОУН(Б), отвергавшей всякое соглашение с властью, была именно в большей боеспособности в сравнении с ОУН(М). Но эта сила, перевес в чисто военную и конспиративную сторону, оборачивалась слабостью, принципиальной недостижимостью победы. Мало захватить власть, ее после потребуется удержать — а вот тут отсутствие политических навыков становилось роковым. Больше того, и чисто военная победа была недостижима. Не грех знать учение врага, если когда-то он был идейно близок. Маркс писал, что чисто военная победа повстанцев над войсками была невозможна даже в эпоху баррикад — успех достигался, когда солдаты были морально на стороне восставших, отказываясь стрелять в народ, а если армия видела перед собой просто толпу, сброд, взбунтовавшуюся чернь, исход всегда был очевиден. "Тем более невозможна победа народного восстания в индустриальную эпоху, когда гарнизоны, благодаря железной дороге, могут быть в кратчайшее время доведены до размеров огромных армий, а войска имеют громадный перевес в вооружении и организованности". Но в этой игре все должно быть совсем не так!

Война — это мир. Можно воевать тридцать лет, с австро-венгерских времен, и не проиграть, но быть так же далеко от победы. А мир — это война: а чем плохо "Украина це Канада", была когда-то колонией, стала доминионом, с чисто номинальной властью бывшей метрополии? Вот только дипломатия всегда должна подкрепляться кулаком, чтобы показать свою силу: со слабым не разговаривают, тем более, не уступают! Пусть в Лондоне велят "драться до последнего украинца" — примем тактику, которую они хотят, мятеж жестокий и кровавый, но с совершенно иной целью! Добиться от Москвы признания за Украиной права "доминиона", с альтернативой долгой и изнурительной войны — мы-то стерпим, как уже тридцать лет, под тремя державами, да и под москалями тоже, два года после тридцать девятого, а вот Сталину вовсе не нужна дорогостоящая смута, в свете будущих осложнений с Державами. Довольно прятаться по схронам — пора уже и выходить во власть. Шухевич понял это первым.

Начать планировалось осенью. Воевать легче, когда уже собран урожай. К тому же были сведения, что в это время какие-то события начнутся и в Москве, и Сталину будет уже не до Украины. Киевская операция задумывалась первоначально лишь как частное улучшение позиции перед решающей битвой, ну и конечно, разведка боем. Ее причинами были совпавшие по времени начало административно-территориальных реформ, в результате чего появился уникальный шанс подчинить себе Первого Секретаря, и "кооперативные" дела на востоке, требующие немедленного ответа. Демонстрация не только Киеву, но и Москве, что может начаться по всей (не только Западной) Украине, если не прислушаться к голосу украинского народа. Сохранение УССР, прекращение преследования кооператоров — и, о чем не будет сказано вслух, резкое усиление влияния ОУН на органы местной власти, и рост авторитета среди населения. Что придется кстати осенью, когда настанет пора требовать фактической независимости — а как еще назвать, право собственной внешней политики, с посольствами и торгпредствами, своя национальная армия, лишь номинально подчиненная Москве, свои органы внутренних дел и госбезопасности, лишь своя национальность во власти, свое право устанавливать налоги и решать, сколько отсылать в центр, свой государственный язык, поддержка своей национальной культуры. (прим. — в нашей истории все это предполагал осуществить Берия, после смерти Сталина. Слава богу, не успел — В.С.). А если в столице откажутся — угрожать восстанием, и возможно даже, начать его, и сражаться до того дня, когда эти требования будут удовлетворены. И да здравствует самостийна Украина — чем это хуже Польши, Чехословакии, Венгрии, так же появившихся после той, прошлой войны? А он, Кук, конечно же, будет премьером, или президентом — ну, с Шухевичем они договорятся, кто будет первым, кто вторым. А этот неудачник и трепач Бандера — да кому он будет нужен тогда? Заодно придется почистить кое-кого своих, если конечно они доживут — а то уже сейчас слышны голоса, "предатели, соглашатели", видят уже что мест у кормушки наверху выйдет меньше, чем желающих их занять? Но это уже вопрос будущего. Чем я хуже Пилсудского, кто начинал так же как я, боевым командиром?