Мемуары гейши - Артур Голден

Я видела, в голове Мамы происходило что-то, напоминавшее улицу в час пик, перегруженную транспортом. Она положила рубин на стол и начала набивать свою трубку. Каждый клубок дыма казался маленькой путаной мыслью, выпущенной в воздух. Наконец, она сказала мне:

— Итак, ты хочешь сказать, что Нобу Тощикацу интересуется тобой?

— Он несколько раз уделял мне внимание. После этих слов она положила трубку на стол, как будто говоря, что беседа становится более серьезной.

— Я не следила за тобой так пристально, как следовало бы, — сказала она. — Если у тебя были любовники, пора сказать об этом мне.

— У меня не было ни одного любовника, Мама.

Не знаю, поверила она мне или нет, но велела мне выйти. Я даже не успела предложить ей взять рубин, как велела мне Мамеха, и думала над тем, как завести об этом разговор. Но когда я посмотрела на стол, где лежал камень, она, должно быть, подумала, что я хочу забрать его. Не успела я открыть рот, как она зажала его в кулаке.

Наконец, это случилось, всего по прошествии нескольких дней. Мамеха пришла в окейю, провела меня в приемную и сказала, что торговля за мизуаж уже началась. Этим утром она получила сообщение об этом от хозяйки Ичирики.

— Я вынуждена сегодня вечером уехать в Токио, — сказала Мамеха. — Но я тебе не нужна. Ты узнаешь, если цена вырастет, потому что все уже началось.

— Не поняла, — сказала я, — что началось?

— Все, — сказала она и ушла, даже не выпив чаю. Она отсутствовала три дня. В первое время у меня начинало учащенно биться сердце при любом появлении служанки.

Два дня прошло без каких-либо новостей. На третий день Анти сообщила мне, что Мама хочет меня видеть у себя.

Я только поставила ногу на первую ступеньку, как услышала звук открывающейся двери, и в тот же момент выбежала Тыква. Она выбежала так, словно вода вылилась из ведра. Ее ноги едва касались лестницы, и где-то на полпути она вывихнула палец о перила. От боли она вскрикнула и обхватила палец другой рукой.

— Где Хацумомо? — спросила она. — Я должна найти ее.

— Мне кажется, тебе больно, — сказала Анти. — Ты хочешь найти Хацумомо, чтобы она сделала тебе еще больнее?

Тыква выглядела ужасно расстроенной, и, похоже, не только из-за пальца. Но когда я спросила ее, что случилось, она убежала.

Мама сидела за столом и набивала трубку табаком, но, видимо, передумала курить и отложила ее в сторону. На верхней полке ее шкафа, рядом с бухгалтерскими книгами, стояли красивые часы в европейском стиле. Мама часто смотрела на них, но прошло несколько длинных минут, а она ничего не говорила. Я не выдержала и нарушила молчание.

— Извините за беспокойство, Мама, но мне сказали, вы хотели меня видеть.

— Доктор задерживается, — сказала она. — Мы подождем его.

Я представила, что она договорилась с Доктором Крабом о визите в окейю, чтобы обсудить детали моего мизуажа. Я не ожидала этого, и у меня от волнения заболел живот. Мама, пытаясь скоротать время, начала теребить Таку, которая быстро устала от ее внимания и тихонько зарычала.

Наконец я услышала, как служанка приветствует кого-то у входа, и Мама спустилась вниз по лестнице. Когда через несколько минут она вернулась, сопровождал ее вовсе не Доктор Краб, а более молодой человек с густыми серебристыми волосами и с кожаной сумкой через плечо.

— Вот девочка, — сказала ему Мама. Я поклонилась молодому доктору, он ответил мне поклоном на поклон.

— Госпожа, — сказал он Маме, — где мы будем?..

Мама сказала ему, что лучше всего в этой же комнате, и по тому, как она закрыла дверь, я поняла: должно случиться что-то неприятное. Она начала развязывать мой пояс и раскладывать его на столе. Затем сняла с моих плеч кимоно и повесила его на вешалку в углу, оставив меня в желтом нижнем платье. Я из последних сил старалась сохранять спокойствие. Но в следующий момент Мама начала развязывать пояс, закрепляющий мое нижнее платье. Мне не удалось удержаться от попытки отстранить ее руки, но она отбросила мои руки так же, как это делал Барон.

Сняв пояс, она принялась за кошимаки, напомнив мне опять о случившемся в Хаконэ. Мне это очень не понравилось, правда, вместо того чтобы снять мое платье, Мама подняла его и велела мне лечь на циновку.

Доктор склонился над моими ногами. Мамеха рассказывала мне совсем немного о мизуаже, но мне показалось, стоило бы знать немного больше. Неужели торговля завершена, и этот молодой доктор стал победителем?

А как же Доктор Краб и Нобу? Я подумала, что Мама, наверное, сознательно саботирует план Мамехи. Молодой доктор раздвинул мои ноги и коснулся их рукой, мягкой и приятной, как рука Председателя. Я чувствовала себя настолько униженной, что хотела закрыть лицо, а затем у меня возникло желание свести ноги вместе, но я побоялась, как бы это не осложнило задачу и не растянуло процедуру. Поэтому я лежала с закрытыми глазами, стараясь ровно дышать. В какой-то момент мне показалось, что сразу две руки доктора находятся между моими ногами, но наконец он убрал руки и накрыл меня моим платьем. Когда я открыла глаза, он вытирал руки.

— Девушка нетронута, — сказал он.

— Это хорошая новость! — воскликнула Мама. — А будет много крови?

— Там совсем не должно быть крови. Я осмотрел ее только визуально.

— Нет, я имею в виду во время мизуажа.

— Не могу сказать. Думаю, обычное количество крови.

Когда молодой человек с серебристой шевелюрой ушел, Мама помогла мне одеться и велела сесть за стол. Потом она без предупреждения схватила меня за мочку уха и дернула так сильно, что я закричала. Она, продолжая держать меня за ухо, придвинула мою голову к своей и сказала:

— Ты очень дорогой товар, маленькая девочка. Я недооценивала тебя, но, к счастью, ничего не случилось. Имей в виду, я буду внимательно следить за тобой в будущем. Мужчины станут дорого платить за то, что они хотят от тебя. Понимаешь?

— Да, госпожа! — сказала я. Правда, я бы сказала «да» в любом случае, учитывая то, как сильно она оттягивала мне ухо.

— Если ты бесплатно дашь мужчине то, за что он должен платить, я выгоню тебя из окейи. Ты получишь деньги и отдашь их мне. Я имею в виду не только это.

Тут Мама потерла одной рукой большой палец другой руки.

— Мужчины будут платить за это, — сказала она. — Но они также готовы платить только за разговоры с тобой. Если я узнаю о твоих тайных встречах с каким-нибудь мужчиной, даже если вы только разговариваете… — закончила она свою речь и еще раз сильно дернула меня за ухо.

Я с трудом перевела дыхание и, когда почувствовала, что могу говорить, сказала:

— Мама… я не сделала ничего, что могло бы вас рассердить!

— Еще нет. Если ты разумная девушка, то никогда и не сделаешь.

Я хотела уйти, но Мама велела мне остаться. Она набила трубку, прикурила ее и сказала:

— Я приняла решение. Твой статус в окейе изменится. Меня обеспокоили ее слова, и я начала что-то говорить, но Мама прервала меня.

— Мы назначим церемонию на следующую неделю. После этого ты станешь моей дочерью, как будто я родила тебя. Я приняла решение удочерить тебя. Однажды окейя станет твоей.

Я не знала, что на это сказать, и многое из произошедшего потом не помню. Мама продолжала говорить, рассказывая мне, что, став дочерью окейи, я перееду в большую комнату, которую сейчас делят Хацумомо и Тыква, а они займут мою маленькую комнату. Я слушала вполуха, пока, наконец, не поняла, что, став дочерью окейи, мне уже не придется бороться с Хацумомо. К такому итогу должен был привести план Мамехи, но я до конца не верила, что это когда-нибудь произойдет. Мама продолжала говорить, а я смотрела на ее бледные губы и пожелтевшие глаза. Скорее всего, она неприятная женщина, но, будучи дочерью этой неприятной женщины, я оказывалась вне досягаемости Хацумомо.

Неожиданно дверь отворилась, и вошла Хацумомо.

— Что ты хотела? — спросила Мама. — Я занята.

— Выйди, — сказала она мне. — Я хочу поговорить с Мамой.

— Если ты хочешь поговорить со мной, — сказала Мама, — то можешь спросить Саюри, не будет ли она любезна покинуть мою комнату.

— Окажи, пожалуйста, любезность, Саюри, покинь комнату, — саркастически сказала Хацумомо.

И впервые в жизни я ответила ей, не страшась наказания.

— Я уйду, если мне скажет об этом Мама.

— Мама, не будете ли вы так любезны заставить Маленькую Госпожу Дурочку оставить нас наедине? — сказала Хацумомо.

— Не надоедай! — сказала ей Мама. — Входи и говори, что ты хочешь.

Хацумомо это не понравилось, но она вошла и села за стол посредине между Мамой и мной, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах ее духов.

— Бедная Тыква сейчас прибежала ко мне очень расстроенная, — начала она. — Я пообещала ей поговорить с вами. Она сказала мне очень странную вещь, будто вы переменили свое решение.