ХВ Дело № 3 (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Именно на такую концентрацию огня нарвался «Саутгемптон» с бортовым номером «2» — его пилот атаковал разбегающийся гидроплан в лоб, на пологом пикировании, не сообразив, что огню единственного носового «Льюиса» штурмана, большевики смогут противопоставить ливень свинца сразу из шести стволов. На «спине» русского мастодонта стояли сразу три пулемётные спарки, и все они могли вести огонь вверх-вперёд по курсу, не создавая друг другу помех. Почему-то одна из задних турелей открыла огонь с запозданием — но и двух других с лихвой хватило, чтобы штурмана в его кокпите, вывести из строя правый двигатель и пробить один из топливных баков, закреплённых под верхней парой крыльев.

Пилот подбитой летающей лодки, тем не менее, продемонстрировал великолепную выучку: выровняв свой «Саутгемптон» у самых волн, он, волоча за собой хвост из дыма и вытекающего из пробоин топлива, утянул за узкий болотистый мыс, ограничивающий бухту с северо-востока. Преимущество большевиков сразу выросло — теперь они превосходили англичан по плотности огня вдвое. В иной ситуации флайт-лейтенант с чистой совестью покинул бы этот клочок кольского неба — но в данном случае он был лишён такой возможности. Русские гидропланы превосходили его «Саутгемптоны» по скорости, и вздумай они преследовать англичан — его летающие лодки оказались бы в положении подбитых уток. Неприятель в полном соответствии с правилами военно-морской тактики мог вести линейный бой с классической «палочкой над «Т» — и тогда огонь двенадцати стволов попросту растерзал бы британские машины по одной. Оставался один-единственный вариант: сломать боевой строй и навязать большевистским гидропланам маневренную схватку на малых дистанциях. Причём сделать это имеет смысл над самой поверхностью воды, где нижняя пулемётная точка поплавкового «Юнкерса» окажется почти бесполезной, а сами английские летающие лодки будут в безопасности от атак снизу, где у них нет защитного вооружения. Минус два ствола — не так плохо, подумал флайт-лейтенант, плавно толкая штурвал от себя, да и падать, если что, не так высоко.

Яша даже не пытался вмешиваться или хоть как-то дать знать альтер эго о своём присутствии. Крошечная заминка, секундное помутнение сознания, обязательные спутники флэшбэка, и цель выскользнет из перекрестий прицела, очередь уйдёт "в молоко". А ведь патронов так чертовски мало — Давыдов расстреливает вторую пару дисков к ДА из шести штук, имеющихся у него в наличии. По штату дисков должно быть по дюжине на ствол, то есть двадцать четыре штуки, но ведь авиаторы не собирались ни с кем воевать. Они даже не планировали упражняться в стрельбе по мишеням — буксируемым парусиновым конусам, или что там у них?..

Оставалось только следить за происходящим, не имея возможности даже затаить дыхание, поскольку вдохами и выдохами управлял тоже не он. И молиться — чего с ним давно не случалось, ведь Яша ещё в самом начале своего пути революционера и террориста отрёкся от всех и всяческих богов. Но на войне, как известно, атеистов не бывает. И пусть лично ему не прилетел бы в грудь раскалённый свинец из британского «Льюиса», и не он захлебнулся бы в воде, пытаясь выбраться из разбитого гидроплана — слишком многое стояло сейчас на карте. И слишком много он сам терял со смертью своего альтер эго там, в тысяча девятьсот тридцатом.

Первую пару дисков Давыдов-Симагин расстрелял практически впустую — никак не мог приспособиться брать упреждение, учитывая скорости обоих самолётов, и неприятельского и своего. Дальше пошло веселее, хотя он и прищемил палец, меняя диски — всё же, упражнения на стрельбище это далеко не то же самое, что реальный бой! К тому моменту пилот ТБ-1 (он летел ведущим, а за ним, «в кильватер» пристроился «Юнкерс») нащупал выигрышную тактику. Пользуясь некоторым преимуществом в скорости, он описывал перед носом выводка летающих лодок дуги с превышением по высоте в полсотни метров. Это напоминало действия линкорного флота, разве что с небольшой поправкой на трёхмерность боя — оба самолёта поливали неприятеля шквалом свинца изо всех своих стволов, тогда как англичане могли отвечать им только из носовых огневых точек. Раз или два островитяне попытались вывернуться, одновременно повернув на девяносто градусов, но наши оказались начеку — туполевский бомбовоз и следующий за ним «немец» заложили крутой вираж в противоположную сторону, и стали охватывать неприятеля уже с хвоста. Единственная попытка рассыпаться и навязать неприятелю «собачью свалку» в старом добром истребительном стиле закончилась тем, что более быстрые русские попросту разорвали дистанцию, после чего едва не взяли в циркуляцию один из «Саутгемптонов».

Англичане шли строем клина и маневрировали, демонстрируя редкую синхронность, что говорило об уровне мастерства пилотов — высочайшем, как и многое другое в Королевском Флоте и воздушных силах. Но летающие лодки — это вам не вёрткие, кусачие истребители, способные кувыркаться в небе, и им приходилось ограничиваться плавными поворотами, а нехватка скорости никак не давала занять удобную позицию. Поэтому первые полторы-две минуты этого странного боя игра шла в одни ворота — русские стегали своих оппонентов очередями, не получая ответки, и лишь габариты «Саутгемптонов» спасали их пока от серьёзных повреждений.

Всё это Яша пытался оценивать и как-то анализировать — а вот у его альтер эго времени на подобные глупости не было. Он всаживал в туши британских гидропланов очередь за очередью, стараясь поразить моторы, кабину пилота и стрелков. Лампочки на панели связи лихорадочно мигали — лётчики пытались что-то передать стрелкам, но безуспешно, ни сам Давыдов, ни его напарник, не знали условного цветового кода. Да они, скорее всего, даже не замечали их перемигивания, с головой захваченные убийственной игрой с английскими авиаторами.

Англичане, наконец, опомнились, и обмен «бортовыми залпами» разгорелся с новой силой — теперь уже при полной взаимности сторон. Очереди «Льюисов» и ДА прошивали дюраль фюзеляжей, дырявили оперение, вспарывали плоскости, однако полученные повреждения не выводили гидропланы из строя, и многомоторные махины продолжали лететь, упрямо продираясь сквозь свинцовую метель. Но Яша понимал, что рано или поздно — причём, скорее, рано, чем поздно — кому-то из стрелков должно было повезти.

На этот раз счастливчиком оказался один из англичан. «Юнкерс» клюнул носом, выровнялся, снова клюнул — и Яша увидел (глазами Давыдова, разумеется), как из левой мотогондолы толчком выплеснулся дым, а вслед за ним показались языки прозрачного бензинового пламени. «Юнкерс» рыскал по курсу, кренился, тяги уцелевшего двигателя не хватало, и машина стала терять высоту. До берега оставалось не больше полутора километров, и пилот решил не рисковать, до последней возможности удерживая подбитый самолёт в воздухе — вместо этого он аккуратно притёр свой ЮГ-1 к воде и сел, разом превратившись вместе с машиной в «сидячую утку». И хоть пулемёты двух верхних турелей продолжали огрызаться, положение было аховое: теперь уже англичане могли, кружась вокруг неподвижного гидроплана, расстреливать его, словно в тире. В специальном таком тире, где стрелки летают по кругу, а мишень торчит в середине, словно приклеенная к одному месту…

Так оно, наверное, и случилось бы, оставь командир ТБ-1 напарника и выйди из боя. Это было бы даже логично — Теперь англичан было трое против одного (один «Саутгемтон» ушёл в сторону мыса Собачий ещё в самом начале боя) а стрелки ТБ-1 расстреливали последние патронные диски. Однако командир советского бомбардировщика принял другое решение: он развернул машину на англичан в лоб, и те брызнули в разные стороны, решив, видимо, что сумасшедший русский намеревается идти на таран.

Пулемёты на турели Давыдова-Симагина замолчали почти одновременно со второй «спаркой», тоже выпустившей по неприятелю последние патроны. Оставалось только материть англичан — или попытаться отгонять их сигнальными ракетами, что и попытался проделать его напарник. В кокпите альтер эго имелась точно такая же ракетница, но к Яшиному удивлению, он отстегнул ремни, спрыгнул с сидения внутрь фюзеляжа и, схватив Егора за ногу, что-то заорал, пытаясь перекрыть рёв двигателей.