Царствие благодати - Йорген Брекке

— Мы же не в Техасе.

— То есть не в Виргинии.

— И не там. В Норвегии полицейские не строят из себя ковбоев.

— И что же вы делаете, когда надо арестовать маньяка-психопата?

— Ну… — Синсакер набрал воздуха в легкие. — Вариант первый: мы заполняем бланк запроса в трех экземплярах — чего я сегодня не сделал — и получаем на руки что-нибудь огнестрельное. Вариант второй: действуем чертовски осторожно.

Сказав это, Синсакер вышел из машины.

Фелиция выбралась следом.

— А вы что собираетесь делать? — поинтересовался у нее Синсакер.

— Собираюсь действовать чертовски осторожно, как и вы.

— Угу. Только помните: вы не в Техасе.

Она не стала его поправлять. Разобралась с метафорой.

Они двинулись к дому через лес. Им предстояло преодолеть холм, который сначала полого поднимался вверх, а затем круто шел вниз. Взобравшись на вершину, они наконец увидели внизу, в просветах между деревьями, какие-то постройки. Дом оказался старым срубом с торфяной крышей. «Подходящий дом для мужа-археолога и жены-библиотекаря», — подумал Синсакер. Дом выглядел ухоженным. Как и сарай, который был заметно новее, — вполне возможно, Йенс Дал сам его и построил. Все хозяйство располагалось на поляне, поросшей высокой травой и дикими цветами. Следователь отметил, что последний участок дороги на подъезде к дому действительно развезло, как и говорил Исак Крансос. Понятно, почему Сильвия Фрейд решила оставить машину на дороге. Они уселись на мох и стали наблюдать. Фелиция Стоун сорвала травинку и принялась ее жевать. Штаны ниже колена у обоих промокли, волосы — тоже.

Отворилась входная дверь. Сделана она была из сосны и успела посереть, будто кто-то давным-давно решил покрыть ее морилкой, да так и не собрался. Открывалась она медленно, с приглушенным скрипом. На сланцевую приступку перед дверью вышел высокий человек в сером пиджаке и итальянских ботинках. Он потянулся, посмотрел по сторонам и рукой проверил, идет ли дождь. Дождь шел. Фелиция тут же его узнала.

— Невинс.

— Я думал, он давно покинул страну. — Синсакер посмотрел на Фелицию: ее губы настороженно зажали соломинку. С другого конца травинки сорвалась капля воды и упала на ее мокрые кроссовки.

— У него здесь какое-то незаконченное дело, это ясно, — добавил он.

Невинс направился к сараю. У сарая было две двери. На одной из них висело большое красное сердце. Невинс открыл дверь с сердцем и вошел.

— Пошли, возьмем его со спущенными штанами, — сказал Синсакер и двинулся вперед.

Вместо того чтобы напрямик спуститься по крутому склону в густые заросли, они двинулись вдоль гребня холма, держа курс на заднюю стену сарая. Фелиция Стоун бесшумным горностаем пробиралась по подлеску. Они уже дошли до постройки, а Синсакер так и не решил, на какого лесного зверя похож он сам. Невинс все еще оставался в сарае. Скорее всего он не услышал, как они подкрались. Они медленно приблизились к передней стенке. Заняли позиции по бокам от входа. Синсакер с облегчением заметил, что в доме на другой стороне двора нет окон, выходящих прямо на сарай.

Сначала он показал три растопыренных пальца. Затем два. И наконец, один. В тот миг, когда он снова сжал кулак, Фелиция взялась за ручку и рванула дверь. Раздался ужасный грохот и оглушительный треск, словно доски вот-вот не выдержат. Изнутри дверь оказалась закрыта на щеколду. На несколько секунд воцарилась тишина. Затем начал двигаться Невинс. Он поднялся. Слышно было, как он возится с одеждой. Фелиция рискнула и снова дернула дверь. На этот раз щеколда поддалась и дверь туалета с глухим шумом распахнулась. Невинс упал вперед, запутавшись в штанах, которые успел натянуть до середины бедер. Фелиция Стоун оказалась проворнее и первой навалилась на него сзади. Она схватила его правую руку и завела далеко за спину. Невинс лежал, тяжело хватая ртом воздух, но ни разу не вскрикнул. Синсакер быстро передал ей свои наручники. Она защелкнула их на Невинсе. Сначала на правой руке, которую держала, потом на левой. Похоже, раньше она не раз это проделывала.

— И ни звука, понятно? — приказала она Невинсу. Затем подняла взгляд на Синсакера. — Вы будете зачитывать ему его права?

— У нас в Норвегии каждая собака свои права знает. К тому же, строго говоря, парочку из них мы уже нарушили. — Синсакер выразительно посмотрел на обнаженные ягодицы Невинса.

Она поняла намек и натянула на соотечественника штаны.

— Отведите его в машину, — приказал Синсакер.

Стоун взяла Невинса за предплечья и аккуратно поставила на ноги. Похоже, он только теперь пришел в чувство и осознал, кто его задержал. Он в ужасе воззрился на Фелицию.

— Вы здесь?

— Что, не ждали? Если хотите, я вам все объясню в машине. Пожалуйста, следуйте за мной.

— Пока вы не ушли, я хочу знать, кто остался в доме, — спросил Синсакер. Невинс посмотрел на него таким взглядом, будто Синсакер внезапно возник перед ним из воздуха. Во взгляде стильно одетого американца сквозила обреченность. Он был умным человеком. Достаточно умным, чтобы вовремя понять: игра окончена.

— Там фрекен Фрейд. Она…

— Мне хорошо известно, кто она такая, — перебил его Синсакер. — Кто еще?

Невинс молча таращился на полицейского-норвежца.

— Только она, — наконец сказал он.

— Она вооружена?

— Нет.

У Синсакера были все основания ему не верить.

Невинс опустил взгляд и покорно позволил Фелиции Стоун увести его на дорогу. Дорогие итальянские башмаки захлюпали по осенней слякоти.

Когда он распахнул дверь и ворвался в комнату, Сильвия Фрейд уже ждала его с монтировкой наперевес. Вот вам и момент внезапности. Удар пришелся по плечу; старший следователь растянулся на полу, чувствуя, как боль от плеча заливает всю половину тела. Он лежал и ждал второго удара. Но вместо этого раздались шаги — фрекен Фрейд переступила через распростертое тело и выбежала в дверь, которую он только что выломал. Зажав ушибленное плечо другой рукой, он повернулся и увидел, как она удаляется по той же дороге, где меньше минуты назад прошли Фелиция Стоун и Невинс.

Синсакер поднялся и поспешил за ней. От дома до автомобилей он бежал бегом, и во все стороны из-под ног разлеталась грязь. Когда он выскочил на дорогу, штаны его были забрызганы до самых колен. Он успел вовремя: Сильвия Фрейд уже запрыгивала в свой зеленый «ниссан». А в пятидесяти метрах от нее, выше по дороге, Фелиция Стоун вела Невинса к полицейской машине.

И тут у него зазвонил телефон. Синсакер вытащил его из кармана и уставился на экран. Звонил Ларс.

— Вот же вовремя, черт подери! — выругался в пространство Синсакер и сбросил вызов.

А Сильвия Фрейд завела машину и крутанулась на сто восемьдесят градусов, так что теперь «ниссан» нацелился прямо на Стоун и Невинса. Однако машина стояла неподвижно, и хозяйка напрасно жала на газ. Похоже, она никак не могла справиться с коробкой передач. У Синсакера мелькнула надежда: сейчас она сорвет мотор — и тут же пропала. Фрекен Фрейд снова отжала педаль газа. На этот раз все сработало. Она рванула в сторону Фелиции, но американка была начеку. Крепко обхватив Невинса за шею, она увлекла его с собой в канаву. Они успели убраться из-под колес мчащегося на них «ниссана». Сильвия Фрейд, не сбавляя скорости, понеслась дальше по дороге. Синсакер бросился к Стоун. Когда он подбежал, она вместе со смертельно-бледным реставратором уже выбиралась на край канавы.

— Бери машину и следуй за ней, — сказала она. — А я отведу Невинса к Крансосам.

Он показал ей большой палец и устремился к машине. Садясь за руль, он увидел, как зеленый «ниссан» скрывается среди деревьев далеко впереди.

— Знаешь, что в Йоханнесовой книге нравится мне больше всего? — Два отвратительных глаза не отрываясь смотрели на Ваттена.

— Проклятие. У меня есть своя теория. Я думаю, Брудер Люсхольм Кнутсон каким-то образом узнал, что Йоханнесова книга представляет собой признания убийцы. Может, он даже догадался, из чего изготовлены страницы — из кожи жертв. Не знаю. Короче, этот недалекий ханжа захотел избавиться от книги. История с проклятием послужила удачным предлогом. Вера в сверхъестественное неистребима, так как люди любое новшество почему-то стремятся приписать проделкам дьявола. Существует проклятие или нет, но сделанное мною отлично вписывается в легенду. Жаль, не я ее придумал. Сам я никакое не проклятие. Я просто человек, пожелавший увидеть то же, что и Йоханнес.

Ваттен не понимал, что вдруг на него нашло. Он расхохотался. В его смехе звучала обреченность и одновременно странная свобода. Так он смеялся всего несколько раз в жизни. Один раз — тем вечером с Гунн Бритой. А еще — в постели много лет назад. Он был с Хеддой. Они в первый раз решили заняться любовью. У них имелся всего один презерватив, и у него никак не получалось его надеть. На второй попытке презерватив порвался. Хедда предложила сделать ему минет. Она сказала: «Я могу тебе отсосать, если ты не против». Он ответил ей безудержным смехом. Удивительно, но они все-таки остались вместе. Затем он смеялся, когда родился Эдвард. И когда хоронили отца. Он стоял перед алтарем Хортенской церкви и собирался произнести речь. Он решил начать со смешной истории о том, как его отец однажды голым купался у Воллане. Так и не добравшись до финальной сцены, где появлялись две пожилые дамы и шотландский терьер, он разразился хохотом. Во всей церкви смеялся он один, заполняя своим грохочущим смехом священную тишину. В конце концов Хедда пришла к нему на помощь и увела от алтаря. Благодаря ораторскому искусству священника похороны отца стали бесценным воспоминанием. Все истолковали в трагическом духе, и смех Ваттена сочли проявлением глубокой душевной скорби. Это была правда и в то же время — ложь.