Охота. Я и военные преступники - Карла дель Понте

Ближе к вечеру мы встретились с Грегом Шульте, старшим офицером Совета национальной безопасности по странам юго-восточной Европы. Шульте извинился за то, что когда-то пообещал арестовать Радована Караджича к ноябрю 2001 года. Террористическая атака 11 сентября заставила Соединенные Штаты направить все ресурсы на решение других проблем. Но теперь США вместе со своими союзниками сосредоточатся на аресте Караджича. «Мы снова усилим активность», — пообещал Шульте. Он рассказал о двух неудачных попытках поимки Караджича и сообщил, что Вашингтон усилит давление, чтобы сделать жизнь беглеца максимально затруднительной. «С Младичем ситуация гораздо сложнее, — продолжил мой собеседник. — Это дипломатическая проблема. Мы должны выяснить его местонахождение, чтобы предъявить претензии Коштунице». Через несколько недель Вашингтон объявил, что оценка степени сотрудничества Федеративной Республики Югославия с трибуналом откладывается до конца июня. За это время США собирались усилить давление на Белград и вынудить его к полноценному сотрудничеству.

Отправляясь в Белград 18 апреля 2002 года, я собиралась использовать эту информацию с тем, чтобы убедить правительство арестовать лиц, разыскиваемых трибуналом, предоставить документы, затребованные прокурорской службой, и позволить следователям выявлять и допрашивать важных свидетелей. За неделю до этого федеральный парламент Югославии наконец-то одобрил закон о сотрудничестве с трибуналом. Это был красный день календаря! Но в законе содержалась статья, позволявшая властям арестовывать только тех лиц, обвинение которым со стороны трибунала было предъявлено до вступления закона в силу. (Совет безопасности ООН четыре года назад принял резолюцию, согласно которой никакой местный закон не может препятствовать сотрудничеству.) В тот же день, когда был одобрен закон, один из важнейших обвиняемых совершил самоубийство прямо на ступенях лестницы перед зданием парламента. Бывшего министра внутренних дел Влайко Стоилковича обвиняли в том, что он играл ключевую роль в высылке этнических албанцев из Косово в 1999 году. В Распоряжении трибунала имелись документы, согласно которым он имел непосредственное отношение к перевозке трупов казненных албанцев, в том числе и женщин, к местам массовых захоронений на территории военных баз в Сербии.

Направляясь из аэропорта к зданию сербского правительства, я видела поблекшие транспаранты с надписями «puttana». В воздухе явно ощущалась напряженность… а может быть, кто-то хотел создать у меня такое впечатление. Полиция блокировала боковые улицы. Наш кортеж ехал по главным улицам Белграда, что было весьма необычно. Позже я узнала, что полиция получила информацию о готовящемся покушении. Сообщалось, что в мою машину должен был врезаться другой автомобиль, и это можно было бы представить как обычное дорожное происшествие.

Для привлечения в качестве свидетелей политиков, военных, разведчиков и полицейских необходимо было разрешение белградских властей. Но те проявляли непреклонность. Свидетелям не позволялось разглашать информацию, которая составляла «государственную тайну». Перед каждым допросом потенциальным свидетелям напоминали о том, что разглашение государственной тайны — преступление, преследуемое по закону. После допросов большая часть свидетелей проходила новый допрос относительно сохранения государственной тайны. (Однажды наши следователи получили доступ к архиву полиции. Пожилая женщина-библиотекарь помогала им ориентироваться в документах. Она сказала, что боится, как бы ее не привлекли к суду за то, что она помогала следователям находить нужные бумаги.) Надо сказать, что подобные «государственные секреты» не несли никакой угрозы безопасности Федеративной Республике Югославия. Любой потенциальный враг отлично знал все слабые стороны югославской системы национальной безопасности. Натовские бомбардировки 1999 года настолько подорвали боеспособность югославской армии, что вся информация о положении дел до бомбардировок полностью утратила актуальность. Федеральные власти и даже политики, не имевшие оснований опасаться обвинений со стороны трибунала, боялись другого: они опасались, что свидетели могут сообщить трибуналу информацию о причастности режима Милошевича к войне в Хорватии в 1991 году и к геноциду в Боснии и Герцеговине с 1992 по 1995 годы. Республика Хорватия и Республика Босния и Герцеговина уже подали иски в Международный уголовный суд против Федеративной Республики Югославия, то есть против двух республик, входящих в состав этого государства, Сербии и Черногории. В иске содержалось требование возмещения ущерба, причиненного военными действиями. Свидетельства, доказывающие причастность Милошевича к событиям в Хорватии и Боснии и Герцеговине, могли быть использованы хорватскими и боснийскими юристами для поддержки этих исков. Например, когда мы попросили разрешения допросить генералов югославской армии (в том числе генерала Момчило Перишича, который после Косово порвал с режимом Милошевича и впоследствии был арестован по подозрению в шпионаже, и начальника генерального штаба, генерала Небойшу Павковича), федеральные власти в Белграде отказали наотрез. Еще более опасными, с точки зрения властей, были документальные свидетельства причастности Милошевича к преступлениям, совершенным в Хорватии и Боснии и Герцеговине: например, расшифровки совещаний Верховного совета обороны, на которых Милошевич обсуждал политические вопросы с высшими руководителями армии, полиции и разведки.

Мои попытки способствовать получению разрешений на допрос свидетелей и доступ к документальным доказательствам велись параллельно с международной кампанией по вынуждению Белграда выдать скрывающихся преступников, в том числе Ратко Младича и Радована Караджича. Я хотела добиться результатов за дни или месяцы, а не за месяцы и годы. Всего несколькими неделями раньше во время совещаний в Гааге представители разведки дружественной страны сообщили мне, что Сербия готова выдать Младича Гааге в обмен на обещание защитить от преследования генерала Павковича и принять Сербию в НАТО и Евросоюз. Во время встречи с представителями трибунала в Белграде министр внутренних дел Душан Михайлович подтвердил возможность выдачи Младича. Он сказал: «Я знаю, как это сделать, и могу этому способствовать». Через несколько недель Джинджич сообщил прокурорской службе, что поддерживает выдачу Младича, но для этого необходимо, чтобы Коштуница отдал Павковичу приказ о задержании генерала. Спустя неделю, 28 февраля 2002 года, Младич был официально уволен с военной службы в югославской армии и получил выходное пособие. Прошла еще неделя, и Джинджич сообщил, что Младич вылетел в Боснию и Герцеговину. На протяжении пяти лет Белград настаивал на том, что после этого Ратко Младич на территории Сербии не появлялся.