Охота. Я и военные преступники - Карла дель Понте

Перед нами развернулся настоящий амфитеатр холмов, и каждая деревня была как на ладони. Мы слышали приказы открыть огонь и видели взрывы. Я сказал [Милошевичу], что то, чему я был свидетелем, нельзя назвать иначе, как боевые действия подразделений югославской армии. Эти действия можно было назвать только карательными, направленными на лишение невинных гражданских лиц их собственности. Военные не делали никаких различий. Подобную операцию нельзя было назвать направленной против вооруженного противника. По моему мнению, она являлась прямым нарушением международного права и наносила огромный ущерб сербам, его народу, а, кроме того, была абсолютно бесполезной… [Милошевич] сначала все отрицал. Он утверждал, что ничего подобного не происходило. Но я сообщил ему, что все это было в действительности. Буквально вчера я видел все это собственными глазами… Помню, как сказал, что подобные действия, на мой взгляд, — откровенное нарушение Женевской конвенции.[20]

Наконец-то я могла вздохнуть с облегчением.

На протяжении нескольких следующих месяцев поиск свидетелей по делу Милошевича и сбор важных документов (в частности, записей его бесед с высшим военным командованием, руководителями разведки и полиции) стали главным предметом обсуждения на моих встречах в Вашингтоне, Нью-Йорке и европейских столицах, а также в Белграде, Подгорице, Загребе, Сараево и Приштине. Но при этом мы не прекращали требовать выдачи скрывающихся преступников. Я говорила об этом в октябре 2001 года, когда ужинала с Уильямом Монтгомери, послом США в Белграде. Он полагал, что США и Великобритания прилагают все усилия для ареста Караджича. Но эти слова заставили меня усомниться в его искренности. «Полагаю, Коштуница согласится на то, чтобы Караджич сдался добровольно», — сказал Монтгомери, однако, уточнил, что произойти это может лишь при условии, что трибунал после ареста согласится освободить Караджича до суда. — Для Коштуницы он герой…» Еще интереснее сложилась встреча с французским министром обороны Аленом Ришаром. Мы встретились в Париже, в отеле «Бриен». Ришар по-прежнему был очарован Коштуницей и не утруждал себя дипломатическими любезностями. «Я знаю вашу позицию, — укоризненно сказал он. — Я читал об этом в прессе… Коштуница может изменить Югославию… Ваши следствия и обвинения бесконечны. Настало время подвести черту».

«Да, — подумала я, — но не по другую сторону безнаказанности…»

В начале весны 2002 года мы с советниками вернулись в Вашингтон. Настало время определить, действительно ли Сербия и Черногория эффективно сотрудничают с трибуналом. От этого зависело решение Госдепартамента о предоставлении финансовой поддержки этим республикам. Кроме того, Вашингтон мог повлиять и на другие страны, участвующие в программе международной помощи. Первым нашим собеседником был самый верный сторонник Трибунала в администрации Буша, госсекретарь Колин Пауэлл.

Я сообщила генералу Пауэллу о том, что сотрудничество с Белградом практически заморожено. Кроме выдачи Милошевича, мы в течение года практически ничего не добились. Белград соглашается сотрудничать только в том случае, если ощущает реальное международное давление. Но сейчас, когда начались разговоры о том, что трибунал сворачивает свою работу, Коштуница и другие белградские политики решили, что с сотрудничеством лучше не спешить. Федеральное правительство Югославии, в том числе и министры, которые жаловались на угрозы со стороны Коштуницы, отказывались предпринимать какие-либо действия. Весьма ограниченным было взаимодействие с трибуналом и правительством Сербии под руководством премьер-министра Джинджича. На мои запросы о получении доступа к ряду архивов не поступало никакого ответа. «Вместо этого, — рассказала я, — нам предложили неограниченный доступ к менее важным архивам. По большинству дел сербские и югославские власти предоставляют нам только незначительную информацию. Не стоит и говорить о том, что помощники Милошевича в Белграде с такими сложностями не сталкиваются». Я сообщила Пауэллу о том, что белградские власти удовлетворили только один из 77 запросов о допросе потенциальных свидетелей по делу Милошевича. Мы узнали, что Коштуница лично запугал по меньшей мере одного важного свидетеля, после чего тот отказался от встречи с сотрудниками прокурорской службы. Я говорю о Зоране Лиличе. Этот человек был президентом Югославии. Вместе с Милошевичем он входил в состав Верховного совета обороны, самой влиятельной политической организации, осуществлявшей руководство вооруженными силами Югославии.

Я была уверена в том, что и другим свидетелям советовали не сотрудничать с трибуналом. Более того, федеральные и сербские власти имели абсолютно точные сведения о местонахождении многих скрывающихся от правосудия преступников. Эти люди спокойно жили на территории Сербии или Черногории. Вплоть до самого недавнего времени Ратко Младич с ведома федерального правительства пользовался официальной защитой югославской армии. Я посоветовала госсекретарю Пауэллу не подтверждать готовность Белграда к сотрудничеству. Любые подвижки в отношении принятия Сербии и Черногории в программу «Партнерство ради мира» (программы НАТО по подготовке стран Восточной Европы и бывших советских республик к членству в этой организации) Белград воспримет как знак того, что международное сообщество не собирается оказывать давление на страну и что можно и дальше вести уклончивую политику.

Госсекретарь Пауэлл снова оказал трибуналу всемерную поддержку. Он согласился оказать влияние на белградские власти. «В прошлом году США и я лично отнеслись к процессу сертификации очень серьезно, — сказал он. — Я придаю ему огромное значение и собираюсь уведомить об этом [белградские власти]. Я сообщил им, что мы разочарованы, что нас не удовлетворяет развитие сотрудничества с трибуналом с прошлого года, и что это затруднит процесс сертификации». Однако участие в программе «Партнерство ради мира» — совершенно другой вопрос: «Мы должны учитывать интересы трибунала по Югославии, но с программой «Партнерство ради мира» они не связаны… Здесь нужно учитывать совершенно другие факторы… Можете быть уверены, что США не прекратят давление на Белград с требованием ареста Караджича и Младича, но на их аресте наша поддержка не закончится. Я позабочусь о том, чтобы поддержка трибунала продолжалась и дальше».

В тот же день я обратилась к юридическому советнику госсекретаря Уильяму Тафту с просьбой обеспечить выступления бывших американских дипломатов, правительственных чиновников и военных на процессе Милошевича в качестве свидетелей обвинения. Я гарантировала, что мы сможем представить эти показания судебной палате и обеспечить полную безопасность их конфиденциальных источников. В списке потенциальных свидетелей на тот момент значились вице-президент США Альберт Гор (он согласился дать показания, но ему не позволили этого сделать), госсекретарь Мадлен Олбрайт (она отказалась от дачи показаний), посол США Ричард Холбрук, автор Дейтонского мирного соглашения (посол согласился приехать, но судьи его не вызвали), и генерал Уэсли Кларк. Тафт ответил, что Соединенные Штаты должны рассмотреть каждый запрос. Решение может быть принято только после того, как прокурорская служба предоставит список вопросов к каждому из этих свидетелей. «В настоящее время, — сказал он, — мы выступаем против того, чтобы наши свидетели давали показания публично… Без анализа вопросов невозможно оценить потенциальный риск… Мы хотим точно согласовать диапазон вопросов. Конфиденциальность — ключевой элемент дипломатии. Мы координируем свои действия с нашими союзниками и должны учитывать их интересы».