Севастопольская страда - Евгений Александрович Белогорский

— Под Керчь? Но ведь там тихо — удивился Буссе.

— Пока тихо. Предчувствие подсказывает мне, что чем хуже будут идти дела у русских здесь, тем скорее они попытаются отвлечь наше внимание, начав свое наступление под Керчью, или вновь предпримут попытку высадки десанта под Феодосией. Как видите, действия нашего противника вполне предсказуемы и потому, я хочу заменить находящиеся там части, немецкими. Только имея твердую уверенность в своей безопасности от удара в спину, я смогу раздавить Севастополь к концу июня.

— Если вы так обеспокоены возможностью наступления противника под Керчью, тогда возможно следует усилить наблюдение разведки на этом направлении? Если Рокоссовский готовиться нанести нам удар, то такие приготовления скрыть невозможно, степь — предложил Буссе и Манштейн утвердительно кивнул головой.

— Думаю, что это не будет лишним. Свяжитесь с летчиками и попросите их усилить воздушное наблюдение на участке фронта входящего в зону ответственности румын. Для них это не составит большого труда.

— А за зоной ответственности генерала Фалька?

— В этом нет необходимости. Румыны — вот слабое место нашей обороны, ударив по которому русские могут добиться хоть каких-то успехов. Что касается Фалька, то его молодцы создали прочную оборону и вряд ли Рокоссовский решиться её штурмовать. Это серьезно обескровит его и без того потрепанные нашим наступлением войска.

— И каковы будут наши действия на завтра, господин командующий? Попытаемся прорваться к северной бухте через форты «Молотов» и «ГПУ» или сосредоточим свои главные удары на «Сталине» и «Максиме Горьком»?

— В ваших словах, Буссе, скрыт большой соблазн поскорее расчленить оборону русских и сбросить их в море, но я не поддамся этому соблазну. В моем распоряжении есть немного времени, и я попытаюсь обезопасить свои фланги, ударив по «Сталину» и «Горькому». Как говориться: — Осторожность — мать фарфора — торжественно изрек Манштейн, определяя ближайшую задачу своим войскам.

Все шло прекрасно. Морская блокада уверенно сжималась вокруг русской крепости. Во время вечернего доклада летчики донесли об уничтожении одного русского транспорта прорвавшегося прошлой ночью в Севастополь в сопровождении двух эсминцев.

По непонятным причинам, он не сумел уйти из крепости под прикрытием ночи и остался в Севастополе. Весь день он искусно маскировался под ранее разбитый корабль, но к исходу дня был совершенно случайно распознан одним из немецких пилотов и подвергся массированной атаке бомбардировщиков.

Девяносто три самолета, несмотря на сильный зенитный огонь, атаковали транспорт и добились нескольких прямых попаданий, после чего корабль затонул. Вместе с ним получил повреждение один из эсминцев. От полного уничтожения, противника спасла поставленная другим кораблем дымовая завеса, а затем быстро спустившаяся ночь, под покровом которой корабли покинули Севастополь.

Кроме этого, за прошедшие сутки, солдаты вермахта одержали одну маленькую, но очень значимую для всех победу. Вовремя очередного ночного налета, им удалось подбить русский бомбардировщик, повадившегося бомбить боевые расположения немецких частей в районе Мекензиевых гор.

При проведении бомбардировки артиллерийских складов противника, о месте нахождении которых рассказали взятые в плен немцы, «У-2» подвергся массированной атаке с земли. Освещенный прожекторами и отблеском разрывов снарядов и начинающегося пожара, он был хорошо виден на фоне темного неба и по нему моментально ударили десятки пулеметов, автоматов и винтовок.

Юркий биплан отчаянно маневрировал, стремясь уйти за линию фронта, и ему это почти удалось, но угодившая в его борт очередь зажигательных пуль, превратила его в яркий факел. Подобно огненному болиду пронесся он над головами немцев и рухнул в районе Сухаревой балки.

Несмотря на то, что самолет упал за линию фронта, его гибель вызвала огромное ликование среди немецких солдат. Одни из них стали издавать громкие радостные крики подобно туземцам племени мумба-юмба, что приветствуют момент соития их великого вождя с его любимой женой. Другие, охваченные праведной радостью, выражали свои чувства тем, что повернувшись в сторону врага своей пятой точкой, яростно по ней хлопали рукой, отпуская в адрес противника скабрезные шутки. Третьи, не в силах справиться с захлестнувшими их эмоциями, запрыгивали на своих товарищей верхом и начинали гарцевать, подобно древним рыцарям на королевских турнирах.

Одним словом радость была искренняя, глубокая и всепоглощающая, но очень быстро её сменила злость и недовольство. Огромное количество людей, яростно отпихивая локтями, друг друга, стали доказывать командующему, что именно они сбили «этот проклятый» русский самолет и именно они достойны обещанной награды.

В течение дня, канцелярия командующего была завалена многочисленными рапортами и докладами, свидетельствованиями очевидцев и заключениями экспертов. Прагматические немцы пытались ухватить свой кусочек счастья с тарелки командующего, который не ожидал подобного результата.

Для выяснения истины была создана специальная комиссия, получившая тайный приказ Манштейна не объявлять результат до окончания боевых действий под Севастополем.

С награждением счастливчика сбившего «ночного охотника» можно было подождать, куда более важным являлось захват и уничтожение форта «Максим Горький» ставшего бельмом на глазу у командующего.

Первыми, как обычно по форту ударила авиация. Привычно расправив крылья с тевтонским крестом, «юнкерсы» и «штуки» принялись бомбить позиции советской батареи, стараниями немецких газетчиков превращенной в неприступную крепость.

Одна за другой налетали на неё волны германских стервятников, торопливо высыпавшие на защитников батареи свой смертоносный груз бомб. Гулко рвались двухсот пятидесяти килограммовые бомбы, разнося в дребезги проволочные заграждения и минные поля, равняя окопы и траншеи, хороня в них советских бойцов.

Любой авиаудар страшная вещь, а когда у противника нет летного и зенитного прикрытия, он страшнее вдвойне. Несчастная батарея ходила ходуном от непрерывных разрывов вражеских бомб. Все подступы к ней были изрыты многочисленными воронками, что позволяло немецким пехотинцам плавно перекатываться из одной воронки в другую, не неся при этом серьезных потерь.

Асы Геринга постарались максимально облегчить штурм русской твердыни своим боевым товарищам, но вот попасть в орудийную башню, они так и не смогли. Пушки советской батареи были надежно заговорены от немецких бомб и тогда, в дело вступила артиллерия.

Так как главные ударные силы осадной артиллерии временно выбыли из борьбы, а учитывая близость немецких позиций орудия «Доры» было применить невозможно, на первый план вышли две 355 гаубицы, 641-го армейского дивизиона. Переброшенные в Бельбекскую долину эти два гиганта под командованием лейтенанта Хадима, они